И вот 24 июля 1944 года войска Ленинградского фронта начали Нарвскую операцию. Им предстоит разгромить группу фашистских войск "Нарва". Это большая оперативная группа. С ее разгромом наши войска пойдут в направлении Таллина для освобождения Советской Эстонии.
Одновременно, начавшаяся 17 июля, продолжается Псковско-Островская наступательная операция. Войска 3-го Прибалтийского фронта должны разгромить 18-ю армию противника, освободить Псков, чтобы пойти затем в направлении Риги для освобождения Советской Латвии.
Бои идут очень тяжелые. Отступая, враг стянул сюда значительные силы истребительной авиации, зенитной артиллерии. Псков и Нарва - для него основные направления. Для нас после разгрома врага под Ленинградом - уже второстепенные. Главное внимание уделяется теперь другим фронтам Белорусским и Украинским, подготовке их к широкому, мощному наступлению. Туда и переброшены основные силы. Штурмовики дивизии Хатминского, в том числе и полк Домущея, действующие по переднему краю врага, возвращаются с большими повреждениями, нередко с потерями.
Нелегко приходится экипажам под Псковом и Нарвой. Под Псковом погиб Николай Синяков, командир звена второй эскадрильи.
Синяков в паре с Обеловым на свободной охоте обнаружили танки. С высоты полторы тысячи метров их было видно отлично. Стали на них пикировать. В этот момент и появились фашистские истребители, четыре Ме-109. Штурмовик - машина тяжелая, и если сказать точнее, то на цель она не пикирует, а полого снижается, и истребителям совершенно нетрудно взять ее в клещи, атаковать сзади с обеих сторон.
Обстоятельства сложились в пользу истребителей. И то, что их было в два раза больше, и то, что день клонился к концу, был на исходе. Солнце мешало заходить на танки в направлении с востока на запад, и поэтому летчики заходили с запада на восток, со стороны солнца. С той стороны зашли и истребители. Солнце помешало воздушным стрелкам их обнаружить вовремя. А когда обнаружили, было уже поздно: самолет Синякова уже загорелся.
Обелова сбить фашистам не удалось. Отбиваясь, он ушел от них бреющим. И благодаря тому, что он остался живым, полк узнал о подвиге экипажа Синякова. Летчик и воздушный стрелок не выпрыгнули из горящей машины. Продолжая пикировать, летчик сбросил на танки бомбы, выпустил все эрэсы, до самого своего конца стрелял из пушек и пулеметов. А потом бросил на врага и свой бронированный "ил", и себя, и стрелка, до последней секунды стрелявшего по вражеским самолетам.
В полку был митинг. Выступали летчики, техники, воздушные стрелки. Тамара слушала их выступления, и сердце ее полнилось скорбью и гордостью. Гибель друзей не поколебала их мужества, не внесла смятения в их боевые ряды. Надо усилить бдительность в воздухе, говорили выступающие. Надо неустанно оттачивать свое мастерство, чтобы каждая бомба, реактивный снаряд, пулеметно-пушечный залп всегда находили врага. Надо совершенствовать огневое взаимодействие в группе, отрабатывать взаимное понимание и взаимную помощь в экипаже, между летчиком и воздушным стрелком...
Выступил подполковник Домущей.
- Дорогие товарищи! - говорил он.- Гибель боевых друзей, однополчан всегда невосполнимая утрата. Мы воюем в очень тяжелых условиях, и надо сделать все возможное, чтобы уменьшить потери. Надо усилить бдительность в воздухе, не допускать внезапных атак вражеских истребителей, умело сочетать храбрость и осторожность, заранее предусматривать изменение воздушной обстановки. Надо шире использовать опыт лучших летчиков части: Мачнева, Чекина, Мыхлика, Масленникова, Корчагина...
Тамара слушала, думала, делала выводы. Она понимает теперь, как трудно быть летчиком-штурмовиком, как много ему надо знать и уметь, каким ему надо быть смелым, инициативным и думающим.
И вот первый боевой вылет на Ил-2.
Вчера Тамара доложила Мачневу, что задание его выполнила, тренировку по составленной программе закончила,
- Вы знаете, сколько я налетала? Двенадцать часов! Чуть меньше, чем в запасном полку.
- Так это же здорово! Этому надо радоваться, - восхищается Мачнев и отдает приказание: - Иди принимай "девятку".
Сердце Тамары наполнилось радостью, гордостью.
- Есть, товарищ капитан! - сказала она и пошла к самолету с бортовым номером "девять". Она понимала, что это значит, если тебе дают самолет, назначают тебя командиром экипажа. Это значит, что тебя считают за летчика и на днях, а может, и завтра доверят боевое задание.
Ее встретил сержант, механик ее самолета. Увидев Тамару, он сделал навстречу несколько четких шагов, остановился и доложил:
- Товарищ командир, машина к полету готова! - И представился: Сержант Савельев...
А ведь механик мог назвать ее товарищем младшим лейтенантом. И это было бы правильно, по уставу...
- Хорошо, товарищ Савельев, - говорит Тамара механику и здоровается с ним за руку: так принято в части, и Тамара не хочет нарушать неписаный закон дружеских отношений между летчиком и техником самолета.
- Товарищ командир, оружие к бою готово! - слышит Тамара новый доклад.
Это доклад Мукосеевой. Шура Мукосеева, маленькая рыжеватая девушка, воздушный стрелок в экипаже Тамары, ее боевой товарищ, ее защитник от "мессеров". Но воздушным стрелком она еще только числится. Боевым товарищем летчика - тоже. Все пока еще впереди. До прихода Тамары в полк Шура была мотористом, помогала механику готовить машину к полету, следила за ней, ухаживала, держала ее в чистоте и порядке. И считала, что лучше, чем она, выполнять свой долг перед боевыми друзьями-летчиками невозможно. И вот в полку появляется женщина-летчик, молчаливая, с серыми спокойными глазами, нередко тоскливыми, грустными.
- Кто она? Откуда? - заинтересовалась Шура.
- Из запасного полка, - сказали ей, - с У-2 переучилась на "ил", решила на нем воевать, мстить за погибшего мужа-летчика.
Шура слышала о женских полках, о летчиках, воевавших на истребителях, бомбардировщиках, но чтобы женщина летала на тяжелом бронированном "иле", на "летающем танке", такого она не слыхала.
- Как же ей удалось? - не раз спрашивала Шура у летчиков.
- Добилась... - нередко было ответом.
И это "добилась" заставило Шуру по-иному взглянуть на свою службу, на жизнь. А Тамара меж тем летала, тренировалась, готовилась к боевой работе.
Как-то, отдыхая после полета, Тамара сидела одна. Впереди, невдалеке от беседки, стоял ее самолет, за ним простиралось летное поле, сливалось вдали с горизонтом, оттуда плыли редкие белые облачка. "С востока идут... Как-то там моя Верочка?.." В этот момент ее и увидела Шура. Чутким девичьим сердцем поняла, как нелегко ей, этой спокойной, красивой женщине. Спросила участливо:
- Тяжело вам, товарищ командир?
- Тяжело, - просто сказала Тамара, тронутая и душевностью девушки, и необычным сочетанием слов -воинского "товарищ командир" и чисто женского, сердечного "тяжело вам".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86