вообще я очень верно сделал, взяв их с собой». Он рассчитывал во время пребывания в Вене только считать корректуру, но задержек никаких не случилось, и книга вышла еще до его отъезда. Здесь же он смог заняться изучением славянских языков; познакомился со многими крупными учеными.
Вильгельм в это же время один продолжает редактировать номера журнала «Altdeutsche Walder», на его долю выпадает весьма кропотливый труд по чтению корректур Старшей Эдды и «Бедного Генриха». Отдавая дань признания заслуг брата в их появлении, Якоб в одном из писем писал: «Мне очень жаль, что тебе приходится сейчас одному нести все тяготы, а также редактировать Эдду, «Walder» и «Бедного Генриха», я часто думаю о тебе и от души хотел бы помочь. Но должен тратить свое время на переписку дипломатических бумаг; только за прошлую неделю переписал 21 лист — и все бесплодная, напрасная, бесполезная работа». И старания Вильгельма были вознаграждены. Книги появлялись одна за другой, имена братьев Гримм все чаще звучали в литературном мире.
В апреле 1815 года скончалась сестра матери, камеристка при дворе курфюрста в Касселе — Генриетта Циммер. Как много доброго и хорошего сделала тетушка для братьев в их школьные и студенческие годы. Якоб и Вильгельм были глубоко опечалены этим известием. Совсем недавно вся семья отмечала шумно и весело день рождения отсутствовавшего Якоба, пили пунш за его здоровье. Была там и тетушка Циммер. В честь своего племянника она надела бриллиантовые кольца, захватила в футляре портрет своей сестры — матушки Гримм. И как радовалась она тогда за своих племянников, которые, несмотря на тяжелые годы, получили хорошее образование. И вдруг ее не стало. Она болела всего лишь три дня, ее болезнь посчитали за безобидное катаральное воспаление. Накануне вечером она еще смеялась и все повторяла, как она рада за сыновей своей сестры. На следующий день она умерла от отека легких, или, как тогда говорили, от «удушья». Вильгельм подошел к ее постели — она только что скончалась. Потом ее украсили цветами. Светило утреннее солнце, и многие пришли, чтобы еще раз взглянуть на добрую женщину и проститься с ней. Заботу о похоронах взяла на себя курфюрстина, она же великодушно оплатила все расходы, так как знала, что семья Гримм не в состоянии это сделать. С большим участием просила она братьев впредь обращаться к ней со всеми своими заботами так же, как они до сих пор приходили к своей тетке. В доказательство своей милости она подарила младшему брату Людвигу Эмилю шестьсот талеров, чтобы он мог продолжать свое образование.
Якоб, узнав о кончине тетушки, писал брату: «Она была так добра к нам — сама любовь». И как бы рассуждая: «Наша семья прямо-таки вымирает, у нас не осталось больше родственников; немного лет пройдет еще, и все мы вместе с нашей любовью, заботами и хлопотами превратимся в холмик земли; сейчас я ощущаю такую привязанность к тебе, что даже не могу представить, что бы я делал без тебя. Но, может, небо даст нам еще некоторое время побыть вместе. Пожалуй, в последние годы у меня все чаще стали появляться грустные мысли».
«Грустные мысли» тридцатилетнего молодого человека, навеянные смертью доброй женщины... Но смерть тетушки в то же время укрепила Якоба в решении отказаться от бесполезной деятельности секретаря гессенского посольства и заняться только важными для него вопросами. «Этот беспорядочный, в любом отношении неприятный для меня образ жизни, — признавался он, — в конце концов подорвал бы мои силы и погубил меня, если бы мне еще долго пришлось продолжать в том же духе.
Я твердо решил вырваться отсюда и положиться на господа бога, как это было до сих пор».
Якоб направил курфюрсту письмо с просьбой освободить его после Венского конгресса от обязанностей секретаря посольства.
Наконец в июне 1815 года эта бесконечно долгая конференция закончилась. Австрия возвратила себе большую часть областей, потерянных за последние десятилетия. Пруссия снова продвинулась к Рейну, но так и осталась разделенной на две территории, между которыми вклинились Гессен и Ганновер. Теперь на немецкой земле существовало тридцать девять суверенных государств и свободных городов, которые согласно Венскому федеральному акту от 8 июня 1815 года образовали Германский союз. Немцы, участвовавшие в освободительных войнах, такими результатами Венского конгресса, конечно же, были недовольны: одни хотели более централизованной формы Германского союза, с сильной властью; другие же вновь требовали от коронованных правителей принятия конституций, гарантирующих народу право участия в государственной жизни. Эти два течения — национальное и либеральное — определяли историю на протяжении последующих десятилетий.
Якоб Гримм тоже надеялся, что решения Венского конгресса будут способствовать объединению Германии, но, увы, этого не случилось. Не теряя времени, как можно быстрее надо возвращаться в Кассель, к братьям, к сестре!
Вильгельм Гримм в это лето путешествовал по Неккару и Рейну — романтическим в те времена рекам, с горами и замками по берегам; любовался в Гейдельберге, как когда-то его брат, собранием картин Буассере.
Якоб, завершив венскую одиссею, возвратился в Кассель. Некоторое время он еще обсуждал с родными двусмысленные результаты Венского конгресса, но постепенно внимание и поддержка домашних успокоили его.
В сентябре 1815 года он писал своему другу Августу фон Гакстгаузену: «Я хорошо понимаю твое мрачное настроение из-за положения дел в нашем обществе; порой я чувствую себя точно так же, личное при этом забывается. Только мы в нашем стремлении к самому возвышенному и лучшему ежедневно сталкиваемся с посредственными людьми, не желающими это понять; так давай же, дорогой Гакстгаузен, сохраним хорошее расположение духа; ведь большинство правительств Германии еще не освободилось от старой, липкой гнили; дай время созреть и взять силу лучшим убеждениям, ведь в один день это произойти не может. Мы прочно стоим на земле и поэтому не должны все воспринимать слишком всерьез и близко к сердцу, а должны каждый на своем месте добросовестно содействовать тому, чтобы все шло по правильному пути».
Вскоре после возвращения домой Якоб должен был, подчиняясь приказу, снова отправиться в Париж, вторично занятый союзниками. Здесь ему надлежало определить, какие рукописи попали в Париж во время военных событий, а также выполнить ряд дипломатических поручений своего курфюрста. В этой поездке он познакомился с советником верховного суда Эйххорном, ставшим впоследствии прусским министром по делам образования и культов.
Находясь в Париже с дипломатической миссией в октябрьские дни 1815 года, Якоб вновь, и теперь уже твердо, решил покончить с этой карьерой и заняться любимой работой в тиши кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Вильгельм в это же время один продолжает редактировать номера журнала «Altdeutsche Walder», на его долю выпадает весьма кропотливый труд по чтению корректур Старшей Эдды и «Бедного Генриха». Отдавая дань признания заслуг брата в их появлении, Якоб в одном из писем писал: «Мне очень жаль, что тебе приходится сейчас одному нести все тяготы, а также редактировать Эдду, «Walder» и «Бедного Генриха», я часто думаю о тебе и от души хотел бы помочь. Но должен тратить свое время на переписку дипломатических бумаг; только за прошлую неделю переписал 21 лист — и все бесплодная, напрасная, бесполезная работа». И старания Вильгельма были вознаграждены. Книги появлялись одна за другой, имена братьев Гримм все чаще звучали в литературном мире.
В апреле 1815 года скончалась сестра матери, камеристка при дворе курфюрста в Касселе — Генриетта Циммер. Как много доброго и хорошего сделала тетушка для братьев в их школьные и студенческие годы. Якоб и Вильгельм были глубоко опечалены этим известием. Совсем недавно вся семья отмечала шумно и весело день рождения отсутствовавшего Якоба, пили пунш за его здоровье. Была там и тетушка Циммер. В честь своего племянника она надела бриллиантовые кольца, захватила в футляре портрет своей сестры — матушки Гримм. И как радовалась она тогда за своих племянников, которые, несмотря на тяжелые годы, получили хорошее образование. И вдруг ее не стало. Она болела всего лишь три дня, ее болезнь посчитали за безобидное катаральное воспаление. Накануне вечером она еще смеялась и все повторяла, как она рада за сыновей своей сестры. На следующий день она умерла от отека легких, или, как тогда говорили, от «удушья». Вильгельм подошел к ее постели — она только что скончалась. Потом ее украсили цветами. Светило утреннее солнце, и многие пришли, чтобы еще раз взглянуть на добрую женщину и проститься с ней. Заботу о похоронах взяла на себя курфюрстина, она же великодушно оплатила все расходы, так как знала, что семья Гримм не в состоянии это сделать. С большим участием просила она братьев впредь обращаться к ней со всеми своими заботами так же, как они до сих пор приходили к своей тетке. В доказательство своей милости она подарила младшему брату Людвигу Эмилю шестьсот талеров, чтобы он мог продолжать свое образование.
Якоб, узнав о кончине тетушки, писал брату: «Она была так добра к нам — сама любовь». И как бы рассуждая: «Наша семья прямо-таки вымирает, у нас не осталось больше родственников; немного лет пройдет еще, и все мы вместе с нашей любовью, заботами и хлопотами превратимся в холмик земли; сейчас я ощущаю такую привязанность к тебе, что даже не могу представить, что бы я делал без тебя. Но, может, небо даст нам еще некоторое время побыть вместе. Пожалуй, в последние годы у меня все чаще стали появляться грустные мысли».
«Грустные мысли» тридцатилетнего молодого человека, навеянные смертью доброй женщины... Но смерть тетушки в то же время укрепила Якоба в решении отказаться от бесполезной деятельности секретаря гессенского посольства и заняться только важными для него вопросами. «Этот беспорядочный, в любом отношении неприятный для меня образ жизни, — признавался он, — в конце концов подорвал бы мои силы и погубил меня, если бы мне еще долго пришлось продолжать в том же духе.
Я твердо решил вырваться отсюда и положиться на господа бога, как это было до сих пор».
Якоб направил курфюрсту письмо с просьбой освободить его после Венского конгресса от обязанностей секретаря посольства.
Наконец в июне 1815 года эта бесконечно долгая конференция закончилась. Австрия возвратила себе большую часть областей, потерянных за последние десятилетия. Пруссия снова продвинулась к Рейну, но так и осталась разделенной на две территории, между которыми вклинились Гессен и Ганновер. Теперь на немецкой земле существовало тридцать девять суверенных государств и свободных городов, которые согласно Венскому федеральному акту от 8 июня 1815 года образовали Германский союз. Немцы, участвовавшие в освободительных войнах, такими результатами Венского конгресса, конечно же, были недовольны: одни хотели более централизованной формы Германского союза, с сильной властью; другие же вновь требовали от коронованных правителей принятия конституций, гарантирующих народу право участия в государственной жизни. Эти два течения — национальное и либеральное — определяли историю на протяжении последующих десятилетий.
Якоб Гримм тоже надеялся, что решения Венского конгресса будут способствовать объединению Германии, но, увы, этого не случилось. Не теряя времени, как можно быстрее надо возвращаться в Кассель, к братьям, к сестре!
Вильгельм Гримм в это лето путешествовал по Неккару и Рейну — романтическим в те времена рекам, с горами и замками по берегам; любовался в Гейдельберге, как когда-то его брат, собранием картин Буассере.
Якоб, завершив венскую одиссею, возвратился в Кассель. Некоторое время он еще обсуждал с родными двусмысленные результаты Венского конгресса, но постепенно внимание и поддержка домашних успокоили его.
В сентябре 1815 года он писал своему другу Августу фон Гакстгаузену: «Я хорошо понимаю твое мрачное настроение из-за положения дел в нашем обществе; порой я чувствую себя точно так же, личное при этом забывается. Только мы в нашем стремлении к самому возвышенному и лучшему ежедневно сталкиваемся с посредственными людьми, не желающими это понять; так давай же, дорогой Гакстгаузен, сохраним хорошее расположение духа; ведь большинство правительств Германии еще не освободилось от старой, липкой гнили; дай время созреть и взять силу лучшим убеждениям, ведь в один день это произойти не может. Мы прочно стоим на земле и поэтому не должны все воспринимать слишком всерьез и близко к сердцу, а должны каждый на своем месте добросовестно содействовать тому, чтобы все шло по правильному пути».
Вскоре после возвращения домой Якоб должен был, подчиняясь приказу, снова отправиться в Париж, вторично занятый союзниками. Здесь ему надлежало определить, какие рукописи попали в Париж во время военных событий, а также выполнить ряд дипломатических поручений своего курфюрста. В этой поездке он познакомился с советником верховного суда Эйххорном, ставшим впоследствии прусским министром по делам образования и культов.
Находясь в Париже с дипломатической миссией в октябрьские дни 1815 года, Якоб вновь, и теперь уже твердо, решил покончить с этой карьерой и заняться любимой работой в тиши кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89