Якоб был избран председателем первого собрания германистов и таким образом стал в глазах общественности как бы отцом этой науки.
Со словами благодарности принял на себя он ведение собрания, говорил о «взаимосвязях и взаимопроникновений трех наук, представленных на собрании», подразумевая под этим исследования в области языка, истории и права.
Верный себе, вначале он воздал должное языку: «Острое чувство языка с давних пор помогало людям осознать себя людьми и способствовало развитию их индивидуальности. Для всех благородных народов язык всегда был поэтому самой большой гордостью и богатством. В какое огромное и крепкое дерево превратился наш язык, рост и развитие которого мы можем проследить в истории на протяжении почти двух тысячелетий!»
Он нашел теплые слова и в адрес исторических наук: «Еще не было такого периода времени, когда исторические источники и памятники с объяснением их происхождения издавались бы с таким рвением и успехом; от света, который излучают эти источники, зажглась и новая наука — историография, которая оправдывает самые смелые надежды. Во всех уголках нашего отечества проснулась тяга к истории».
Проблемы правоведения для ученого были, по-видимому, более сложными. Он говорил о значении римского права и о ранних немецких правовых формах, высказался за введение нового законодательства: «Из положений старого и нового права может быть заново создано крепкое отечественное право».
Этими тезисами Якоб определил темы выступлений и докладов. Выводя собрание за рамки узкоспециальных вопросов и напоминая о судьбе всей Германии, он закончил свое выступление следующими словами: «Есть что-то символическое в том, что мы собрались в городе, который испокон веков считался сердцем немецкой истории. Здесь, во Франкфурте, происходили многие исторические для Германии события. Более тысячи лет назад Карл Великий прохаживался по его улицам, по которым мы ходим сегодня; как часто к месту, где мы собрались, люди обращали робкие надежды в ожидании решения судьбы Германии!»
На этом же заседании Якоб прочитал доклад «О ценности и значении неточных наук», в котором он отграничил точные науки: математику, химию, физику — от гуманитарных, которые не могут представить результаты своей деятельности в виде четких и общепринятых формул.
Доклад о состоянии работы над «Словарем» сделал Вильгельм. Он изложил принципы, положенные в основу работы, и подчеркнул, что они стремятся к наиболее полному охвату источников и хотят собрать в этом живом архиве весь словарный запас немецкого литературного языка. Он повторил, что работа начинается с языка Лютера и заканчивается языком Гёте, и высказал при этом мнение, что именно эти два творца языка, которые будут стоять в начале и в конце этой работы, сделали немецкий язык «огненным и приятным». Вильгельм признался, что работа находится на том этапе, когда материал только собирается. Но с надеждой добавил, что размещение и переработка собранного материала, а следовательно, и подготовка к печати может начаться в обозримом будущем.
Цель создания «Словаря» он сформулировал в следующих словах: «Мы не хотим засыпать источник языка, из которого он постоянно пополняется и освежается, мы не намерены создавать нечто вроде свода законов. Мы хотим представить язык таким, каким он сам стал в результате своего развития на протяжении трех веков, но образцы его мы берем только из таких произведений, в которых он . раскрывается как живой язык. Наш труд будет содержать сведения по естественной истории отдельных слов».
Развивая дальше свою мысль, Вильгельм ссылался на Гёте, в духе которого, как он считал, должен быть «Словарь»: «Гёте и в языке появился как новая звезда. Посох, которым он ударил по скале, выбил из нее свежий источник, который разлился по иссушенным лугам — они вновь зазеленели, и вновь появились весенние цветы поэзии. Невозможно определить, сколько он сделал для поднятия и очищения языка, причем не в кропотливых и трудных поисках, а следуя прямому влечению; дух немецкого народа, лучше и чище всего сохраняющийся в языке, вновь обрел у него подлинную и полную свободу».
Говоря об истинной цели их труда, которая не сводилась только к тому, чтобы сохранить и законсервировать, высказал заветное желание братьев Гримм создать нечто новое: «Пусть словарь помогает не только научным исследованиям, пусть он освежает в языке чувство жизни».
Закрывая первый съезд германистов, Якоб пожелал, чтобы в будущем научные исследования проводились «с таким же достоинством и спокойствием» и «чтобы в этом процессе не исчезло то живое, душевное волнение, которое мы ощутили».
«Душевное волнение» возникло не только в связи с обсуждением специальных вопросов и утверждением новой области исследовательских устремлений человека. В кайзеровском зале Старой Ратуши вновь, с еще большей силой прозвучала не разрешенная пока еще германская проблема объединения всех немецких земель.
На втором съезде германистов, состоявшемся в сентябре 1847 года в Любеке, Якоба почти против его воли вновь избрали председателем. И на этот раз люди, приехавшие из мелких и средних государств, пересекли тесные границы своих земель не для того, чтобы выступить как пруссаки, баварцы, вюртембержцы, баденцы, гессенцы, саксонцы и ганноверцы, а чтобы вести разговор просто как немцы.
На этом съезде Якоба Гримма чествовали как ученого, проложившего новые пути сразу к трем областям — языку, праву и истории. Он ответил скромно, но с достоинством, как бы подводя итог своей жизни: «Надо мной скоро вырастет трава. Но если обо мне еще будут помнить, то я хотел бы, чтобы обо мне сказали то, что я могу сказать о себе сам: я ничего в жизни не любил сильнее, чем свою родину».
На съездах германистов витал дух свободолюбия. В либеральных кругах считали, что это первые шаги к народным представительствам. Общим же желанием было представительство народа, активно участвующего в государственной жизни.
Между двумя съездами германистов, летом 1847 года, Якоб предпринял путешествие в Вену и Прагу — посмотреть кусочек «большого» мира, освежить воспоминания и поработать в библиотеках.
Вскоре после окончания Любекского съезда Якоб приступает к изданию «Истории немецкого языка», над которой он работал довольно продолжительное время, сознательно отодвинув в сторону работы над «Грамматикой» и «Словарем». В 1848 году она вышла в двух томах.
Еще давно у него возникло желание осветить историю германских народов со стороны языка: «Мне кажется, стоит попытаться узнать, не получит ли история пользы от невинного языкового исследования». Кроме того, ему хотелось показать характер тех германских языков, у которых не сохранилось значительных письменных памятников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Со словами благодарности принял на себя он ведение собрания, говорил о «взаимосвязях и взаимопроникновений трех наук, представленных на собрании», подразумевая под этим исследования в области языка, истории и права.
Верный себе, вначале он воздал должное языку: «Острое чувство языка с давних пор помогало людям осознать себя людьми и способствовало развитию их индивидуальности. Для всех благородных народов язык всегда был поэтому самой большой гордостью и богатством. В какое огромное и крепкое дерево превратился наш язык, рост и развитие которого мы можем проследить в истории на протяжении почти двух тысячелетий!»
Он нашел теплые слова и в адрес исторических наук: «Еще не было такого периода времени, когда исторические источники и памятники с объяснением их происхождения издавались бы с таким рвением и успехом; от света, который излучают эти источники, зажглась и новая наука — историография, которая оправдывает самые смелые надежды. Во всех уголках нашего отечества проснулась тяга к истории».
Проблемы правоведения для ученого были, по-видимому, более сложными. Он говорил о значении римского права и о ранних немецких правовых формах, высказался за введение нового законодательства: «Из положений старого и нового права может быть заново создано крепкое отечественное право».
Этими тезисами Якоб определил темы выступлений и докладов. Выводя собрание за рамки узкоспециальных вопросов и напоминая о судьбе всей Германии, он закончил свое выступление следующими словами: «Есть что-то символическое в том, что мы собрались в городе, который испокон веков считался сердцем немецкой истории. Здесь, во Франкфурте, происходили многие исторические для Германии события. Более тысячи лет назад Карл Великий прохаживался по его улицам, по которым мы ходим сегодня; как часто к месту, где мы собрались, люди обращали робкие надежды в ожидании решения судьбы Германии!»
На этом же заседании Якоб прочитал доклад «О ценности и значении неточных наук», в котором он отграничил точные науки: математику, химию, физику — от гуманитарных, которые не могут представить результаты своей деятельности в виде четких и общепринятых формул.
Доклад о состоянии работы над «Словарем» сделал Вильгельм. Он изложил принципы, положенные в основу работы, и подчеркнул, что они стремятся к наиболее полному охвату источников и хотят собрать в этом живом архиве весь словарный запас немецкого литературного языка. Он повторил, что работа начинается с языка Лютера и заканчивается языком Гёте, и высказал при этом мнение, что именно эти два творца языка, которые будут стоять в начале и в конце этой работы, сделали немецкий язык «огненным и приятным». Вильгельм признался, что работа находится на том этапе, когда материал только собирается. Но с надеждой добавил, что размещение и переработка собранного материала, а следовательно, и подготовка к печати может начаться в обозримом будущем.
Цель создания «Словаря» он сформулировал в следующих словах: «Мы не хотим засыпать источник языка, из которого он постоянно пополняется и освежается, мы не намерены создавать нечто вроде свода законов. Мы хотим представить язык таким, каким он сам стал в результате своего развития на протяжении трех веков, но образцы его мы берем только из таких произведений, в которых он . раскрывается как живой язык. Наш труд будет содержать сведения по естественной истории отдельных слов».
Развивая дальше свою мысль, Вильгельм ссылался на Гёте, в духе которого, как он считал, должен быть «Словарь»: «Гёте и в языке появился как новая звезда. Посох, которым он ударил по скале, выбил из нее свежий источник, который разлился по иссушенным лугам — они вновь зазеленели, и вновь появились весенние цветы поэзии. Невозможно определить, сколько он сделал для поднятия и очищения языка, причем не в кропотливых и трудных поисках, а следуя прямому влечению; дух немецкого народа, лучше и чище всего сохраняющийся в языке, вновь обрел у него подлинную и полную свободу».
Говоря об истинной цели их труда, которая не сводилась только к тому, чтобы сохранить и законсервировать, высказал заветное желание братьев Гримм создать нечто новое: «Пусть словарь помогает не только научным исследованиям, пусть он освежает в языке чувство жизни».
Закрывая первый съезд германистов, Якоб пожелал, чтобы в будущем научные исследования проводились «с таким же достоинством и спокойствием» и «чтобы в этом процессе не исчезло то живое, душевное волнение, которое мы ощутили».
«Душевное волнение» возникло не только в связи с обсуждением специальных вопросов и утверждением новой области исследовательских устремлений человека. В кайзеровском зале Старой Ратуши вновь, с еще большей силой прозвучала не разрешенная пока еще германская проблема объединения всех немецких земель.
На втором съезде германистов, состоявшемся в сентябре 1847 года в Любеке, Якоба почти против его воли вновь избрали председателем. И на этот раз люди, приехавшие из мелких и средних государств, пересекли тесные границы своих земель не для того, чтобы выступить как пруссаки, баварцы, вюртембержцы, баденцы, гессенцы, саксонцы и ганноверцы, а чтобы вести разговор просто как немцы.
На этом съезде Якоба Гримма чествовали как ученого, проложившего новые пути сразу к трем областям — языку, праву и истории. Он ответил скромно, но с достоинством, как бы подводя итог своей жизни: «Надо мной скоро вырастет трава. Но если обо мне еще будут помнить, то я хотел бы, чтобы обо мне сказали то, что я могу сказать о себе сам: я ничего в жизни не любил сильнее, чем свою родину».
На съездах германистов витал дух свободолюбия. В либеральных кругах считали, что это первые шаги к народным представительствам. Общим же желанием было представительство народа, активно участвующего в государственной жизни.
Между двумя съездами германистов, летом 1847 года, Якоб предпринял путешествие в Вену и Прагу — посмотреть кусочек «большого» мира, освежить воспоминания и поработать в библиотеках.
Вскоре после окончания Любекского съезда Якоб приступает к изданию «Истории немецкого языка», над которой он работал довольно продолжительное время, сознательно отодвинув в сторону работы над «Грамматикой» и «Словарем». В 1848 году она вышла в двух томах.
Еще давно у него возникло желание осветить историю германских народов со стороны языка: «Мне кажется, стоит попытаться узнать, не получит ли история пользы от невинного языкового исследования». Кроме того, ему хотелось показать характер тех германских языков, у которых не сохранилось значительных письменных памятников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89