Над обороной противника поднимался густой дым, там что-то летело вверх, что-то горело и взрывалось. Противник лишь изредка и кое-как огрызался огнем, почти вся его артиллерия и минометы были подавлены.
После прорыва обороны противника общевойсковыми частями настала очередь за нами. Задача нашей бригады и всей армии была войти в прорыв, развивать наступление к Одеру и захватить на его левом, западном, берегу плацдарм.
Наша рота, как и другие роты батальона, на танках танкового полка бригады десантом начала движение колонной вперед. На дороге была неразбериха, кроме нашей бригады двигались и другие части, различные тыловые подразделения, некоторые машины и повозки шли против нашего движения, мешая наступлению. Сворачивать с дороги было опасно – там все было заминировано, и саперы не успели еще обезвредить поставленные немцами мины. Машина М-1, «эмочка», с командиром бригады подорвалась на мине, и полковник Туркин только случайно остался живым, отделавшись легкой контузией, хотя его шофер и ординарец погибли, а машину разнесло на куски. Командир взвода нашей роты лейтенант Шакуло был ранен 12 января, его чем-то задело и сломало ногу. Когда он убыл в госпиталь, мне было поручено командовать и его взводом, хотя во взводе старшим остался сержант Савкин – прекрасный парень, храбрый и умелый боец.
Весь день 12 января 1945 года мы успешно, хотя и медленно, продвигались вперед. Стояла низкая облачность, и авиации противника не было видно. В январе темнело рано, и уже под вечер мы столкнулись с противником перед селом, где был оборудован его опорный узел, и были обстреляны пулеметным огнем и из танковых орудий.
Быстро покинув танки, мы развернулись в цепь и залегли на открытой местности. Пытались окопаться, но от командира батальона и командира танкового полка последовала команда «вперед». Уже почти стемнело, и это было нам на руку – меньше будет потерь. Как это часто бывает в ночном бою, рота разделилась – взвод Вьюнова атаковал левее, а я с двумя взводами – правее. Несмотря на огонь противника, стремительной атакой мы ворвались в село, и противник бежал. Наши танки поддержали роту огнем, но в село не вошли, оставшись на прежнем месте. Они, видимо, боялись огня «тигров», которые стояли за селом, в поле, и вели интенсивный огонь по ним. По нам, пехоте, они не стреляли, боясь поразить своих, немецких пехотинцев, которые удирали из села.
Двумя взводами я вышел на противоположную окраину села и занял немецкие окопы. Немцев уже не было видно. Последовавший затем ночной бой хорошо врезался в мою память, нам пришлось отражать немецкие контратаки почти до самого рассвета. У меня не было связи ни с командиром роты, ни со взводом старшего лейтенанта Вьюнова, и я даже не знал, где они. Командир пулеметного взвода роты лейтенант Александр Гущенков заметил направление моей атаки и, не растерявшись в этом кромешном аду, пришел мне на помощь с двумя пулеметами «максим» и своими ребятами, заняв позицию на правом фланге двух моих взводов, так как фланг был оголен. Левый фланг был прикрыт соседними ротами батальона, которые также вели бой. Где-то там и были третий взвод роты и ее командир. Пулеметные расчеты Гущенкова нам здорово помогли.
На какое-то время стрельба утихла, и я решил пройти вдоль только что взятых немецких окопов – поддержать солдат, показать, что я с ними. Для солдат, особенно в тяжелой обстановке, это важно. Сержант Савкин показал мне на немецкие гранаты, котелки, каски, обоймы патронов, спрятанные в нишах окопов. Я велел к ним не прикасаться, но один солдат, то ли забывшись, то ли стал прыгать, чтобы согреться, задел что-то – произошел взрыв, солдата подкинуло вверх метра на два, и он, как пустой мешок, мертвым упал в окоп. Больше потерь от этих сюрпризов не было.
Через некоторое время немцы контратаковали нас, но только пехотой – их танки оставались на месте. К нам к тому времени подошли наши «тридцатьчетверки», и общими усилиями мы отбили эту атаку. Пехота немцев отошла, а танки открыли огонь из орудий по деревне, стали поджигать дома. Ночной бой очень тяжелый, а этот шел всю ночь. Видимости никакой, стреляешь только по вспышкам выстрелов или по едва заметным силуэтам людей. В темноте не видно результатов своего огня, и эффективность его, конечно, меньше, чем днем.
Мне вспоминается, что немецких танков «тигр» было не менее 13–15, а сколько было пехоты, я не мог определить – было слишком темно. Меня же поддерживало всего три танка Т-34-85. Экипажи в них были необстрелянные, впервые в бою. Огонь по танкам они вели редко, боясь, что их по вспышкам засекут немецкие танки, а когда стали гореть хаты, то они вообще постарались уйти подальше в тень. Их отход, хотя и не так далеко, плохо повлиял на моих воинов, большинство которых тоже не бывали в бою, да и на некоторых «старичков» находил «мандраж» – они держались из последних сил, но огонь по противнику вели. Правда, все оглядывались на наши танки – боялись, что они бросят нас и уйдут в тыл, поэтому мне приходилось бегать то к танкам, останавливать их, если они уходили слишком далеко назад, возвращать их ближе к нам и просить вести огонь, то посмотреть, какие дела у Гущенкова, и потом опять бежать к своим бойцам. Деревня была вся в огне, кругом рвались снаряды, с визгом пролетали пули и осколки снарядов. Строчили и наши пулеметы ДП, и автоматы. Немцы попробовали ударить нам во фланг, но пулеметы Гущенкова расстреляли их почти в упор, и больше они не пытались атаковать.
Два или три солдата все же покинули окопы и затаились за хатой, которая еще не горела. Я их возвратил на прежнее место – опять в окопы. Если вовремя не предупредить, не пресечь в корне панику, то воинство становится неуправляемым. Поэтому я строго предупредил тех командиров отделений, солдаты которых без приказа убежали из окопа. Так мне пришлось почти всю ночь бегать под огнем противника от окопов к танкам и от них опять к своим окопам. От меня шел пар, мне все время хотелось пить, хорошо, что рядом был колодец, ординарец котелком доставал воду, и эту холодную воду я с жадностью пил. В деревне все горело, было светло, как днем. В этих условиях мне приходилось руководить боем почти роты – два взвода и пулеметный взвод, да еще заставлять вести огонь наши танки, которые все время пытались уйти в безопасное место. Эта беготня чуть не стоила мне жизни. В горящем селе я был как на ладони, и только я спрыгнул в окоп, как на бруствере разорвался снаряд. Бруствер разворотило, а меня и рядового Иванова оглушило. Плохо было то, что этот окоп находился в нескольких метрах от горящего дома, и сидеть в окопе стало жарко. Окоп на фоне горящего дома был виден издалека, но второго выстрела не последовало, видимо, немцы посчитали нас убитыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61