Подошли 2-я и 3-я роты батальона и окопались левей нашей роты. Новых указаний не было. Появилось время накормить бойцов. Мы кое-что кое-где нашли, сготовили и утолили голод.
В середине дня через наши боевые порядки проскочил полк 37-мм зенитных установок, восемь установок на автомашинах «Студебекер». С какой целью их направил командир полка, неизвестно. На открытом месте орудия развернулись в сторону противника и открыли огонь по населенному пункту. Замолчали они быстро, потому что ответным огнем со стороны немцев расчеты зениток были выведены из строя, и почти все установки были уничтожены.
Появился командир этого зенитного полка, он был пьян и еле держался на ногах. С ним был ординарец. Вел себя полковник странно, сначала выскочил в поле, но был обстрелян немцами и вернулся за посадки, за кусты, а затем стал бегать вдоль наших окопов и поднимать батальон в атаку. Поскольку мы от своего командования не имели указаний на атаку, то я от греха подальше отбежал от него в передовое отделение и там залег за кустами. Полковник все больше свирепел, размахивал пистолетом, ругался, кричал, но никто из нашего батальона на его угрозы не реагировал и его приказаний выполнять не собирался. Полковник настолько распалился, что схватил у своего ординарца автомат и расстрелял командира взвода 3-й роты лейтенанта Антипова прямо в его окопе. Антипову было лет 35, он был спокойный, медлительный человек, только недавно прибывший в батальон, тихий, незаметный офицер.
Я хотел пристрелить этого полковника или хотя бы ранить и даже отбежал в сторону, ближе к противнику, чтобы мой выстрел могли посчитать за выстрел немцев, тем более немцы постоянно вели огонь, но у меня не поднялась рука стрелять в советского человека. Не решился, не хватило смелости. Пристрелить полковника собрался и адъютант батальона (ПНШ) старший лейтенант Михаил Романов, но, видимо, ему тоже не хватило смелости стрелять в советского человека, хотя и поганого. Скоро прибежали офицеры из штаба зенитного полка, полковника увели силой в свой штаб, и больше я его не видел. А наш товарищ погиб, погиб не на поле брани, а от рук пьяного негодяя. Этот полковник и свой полк погубил по пьянке, такую глупость трезвый человек не мог бы совершить, бывают же такие подонки… Я слышал, что полковник все же попал под трибунал, но отделался легким испугом.
Так получилось, что, когда полковника увели его штабные офицеры, появилась медсестра с раненым зенитчиком. Еще несколько раз она проделала путь от подбитых зениток с ранеными бойцами, таща их на плащ-палатке, а то и на своей спине. А ползала она под огнем противника и, видимо, устала, а может быть, ей стало страшно. Во всяком случае, она опустилась ко мне в окоп и зарыдала. Немного успокоившись, она попросила у меня закурить, а затем выпить, посидела немного и поползла опять за ранеными, сказав мне на прощание: «Лейтенант, желай мне удачи, чтобы живой осталась в этой мясорубке». Храбрая девушка.
Скоро батальон ушел с этого места, и опять десантом на танках отправились в ночь на выполнение задачи. Однако с этим маршем получилась комедия, как в народе говорят, «курам на смех», – мы шли почти всю ночь (десант дремал) и, совершив круг, пришли к тому же месту, откуда вышли с вечера. Такого случая со штабами бригады или танкового полка я что-то не припомню. Заблудиться в Германии вообще нельзя: на всех дорогах установлены таблички с названиями населенных пунктов, указаны направления к ним и километраж до них. Вот так мы потеряли время, опять отстав от заданного плана. Теперь на скорости тронулись на выполнение задания. Я в этот раз не был впереди бригады – впереди шла другая рота. Война, она и есть война, на ней всякое бывает, даже смешное. Как ни тяжело нам было, младшим офицерам и рядовым бойцам, но юмор был присущ и нам. Как только удавалось найти спокойное время, слышался смех, прибаутки, подначки – особенно отличался в этом отношении лейтенант Гриша Кесь, командир взвода пулеметной роты батальона. Веселый человек, он пользовался всеобщим уважением.
Авиация противника реже стала совершать налеты на нашу колонну. Почти все аэродромы были захвачены Красной Армией, остались отдельные действующие аэродромы или автострады. В основном упорные бои шли с наземными войсками противника, но 23 апреля немецкие самолеты нанесли по колонне бригады страшный удар. Это был, видимо, последний удар противника, его «лебединая песня». Мы уже и не думали, что немцы могут использовать авиацию, но это произошло, и мы понесли значительные потери. Колонна бригады продвигалась днем в полном составе, часть рот находилась десантом на танках, другая часть на автомашинах «Студебекер». Вместе двигался штаб бригады во главе с командиром бригады полковником Туркиным и его заместителем по политчасти подполковником Скряго. Только мы втянулись в лесок, как налетели самолеты противника. Это были истребители-штурмовики, приблизительно 10–12 самолетов. Самолеты снизились, сбросили бомбы и ушли на второй круг. Еще до подхода самолетов прозвучала команда: «Воздух! Воздух!» – но она несколько запоздала. Колонна танков остановилась, и мы быстро покинули танки, но отбежать от дороги почти никто не успел. Хорошо, что бомбы немцы сбросили не прицельно, мимо дороги и с большим перелетом.
Я успел отбежать от дороги всего несколько метров и встретил подполковника Скряго. Он тоже отбежал, но, видимо, устал, задохнулся, а был он тучный, с большим животом. Мне он сказал: «Помоги, Бессонов, а то мой ординарец неизвестно где». Только мы с ним сделали несколько шагов, как появился самолет фрицев, который летел вдоль дороги, низко от земли, почти касаясь верхушек деревьев, и строчил из пулеметов. Так получилось, что мы со Скряго остолбенели, стояли, как в шоке. Стоим и смотрим, как поднимаются от земли пылевые фонтанчики от пуль и быстро приближаются к нам. Мы оба подумали, что нам конец – такой был плотный огонь, но который уже раз случилось чудо – огонь прекратился всего в нескольких метрах от нас. Самолет взмыл на очередной заход. Да, еще как нам повезло перед самым окончанием войны! Мы с подполковником опомнились и бросились подальше от дороги. Мне его буквально тащить пришлось, он еле-еле ноги передвигал. Я увидел более-менее два толстых дерева, и мы за ними залегли. Налет быстро прекратился, но батальон понес потери. Подполковник Скряго пошел в штаб, а я к батальону. Хорошо, что в роте потерь не было. Только мы собрались садиться на танки, как опять прозвучала команда «воздух» и появились многочисленные самолеты противника. Солдаты бросились врассыпную по лесу, а я вместе с командиром минометной роты батальона старшим лейтенантом Анатолием Кашинцевым спрыгнул в окоп, прямо у дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61