Ее еще толком не достроили, а во французских газетах уже появился протест против башни-урода, который подписали Шарль Гуно, Ги де Мопассан, Александр Дюма-сын и многие другие великие деятели культуры, имена которых мы помним и сейчас. Ее называли «трагическим уличным фонарем», «скелетом колокольни» (по образному выражению Поля Верлена), «курьезной тонкой фабричной трубой» (так обозвал ее Мопассан, который старался как можно больше времени проводить в ресторане внутри самой этой башни, поскольку это было единственное место в Париже, откуда башню не было видно) и кучей других обидных слов. Парижане до сих пор делают вид, что терпеть ее не могут, и говорят, что никому она, кроме туристов, не нужна. Но это не совсем так, господа парижане! И радио и телевидение с ходу использовали ее как совершенно готовую гигантскую антенну. Лишь потом заметили, что конструкции ее форм совершенно повторяют конструкцию большой берцовой кости человека, и, таким образом, Эйфель ничего, в сущности, не изобрел. Эйфелева башня стала стадионом уникального спортивного состязания – люди соревнуются в подъеме на трехсотметровую высоту без лифтов, пешком, по винтовой лестнице. Рекорд пока составляет примерно восемь минут, что может поразить воображение не меньше самой башни. А богатые техасцы, приезжая в Париж и с удивлением взирая на башню, убеждены: «Вот теперь мы понимаем, почему Париж очень богатый город. Это ж надо иметь под собой столько нефти, чтобы отгрохать такую нефтяную вышку!»
Кстати, лично я, выслушивая пожелания некоторых москвичей о немедленном уничтожении восставшего из вод Москвы-реки Петра Христофоровича Церетели (фамилия, как положено, по основателю рода, а отчество по папочке, Христофору Колумбу, который американцам не подошел и быстренько был подгримирован под царя-преобразователя России с целью упрощения парковки), причем непременно путем падения на макушку украсившего им Москву ваятеля, всегда вспоминаю историю Эйфелевой башни. Погодите, столичные жители, еще ваши дети, выйдя на пенсию, будут читать в журналах и календарях, что привычную москвичам и любимую ими с детства статую Петра, оказывается, современники не одобряли, и каждый из них подумает: «Не может этого быть – я бы помнил!» Что делать, есть еще такая болезнь – склероз. Вылечить ее трудновато, но зато ее так легко забыть…
Вот теперь шницелечки и пожарились, отложим их в сторону. А тем временем разобьем три яйца, посолим, поперчим и посыплем мелко-мелко рубленным укропчиком. Размешаем – получится омлетная смесь.
Французская кухня знает массу замечательных омлетов. И каждый французский омлет прекрасен, как достижение французской архитектуры, вроде знаменитого Нотр Дам де Пари. Он строился сто лет. В нем хранится терновый венец Христа, который Людовик Святой купил в крестовом походе у какого-то константинопольского купца. Кто же спорит, поди докажи, что это не совсем тот терновый венец… Кстати,
Людовик Святой обращался с ним поразительно небрежно, он отламывал от него шипы и награждал ими своих полководцев. Так что в результате от венца осталось несколько сухих голых веточек. В Страстную пятницу их выносят и показывают прихожанам. А перед Нотр Дам, на площади Паперти, на той самой площади, где когда-то проходила история прекрасной Эсмеральды, трогательного Квазимодо и красавца Феба де Шатопера, в землю замурована плита. Это нулевой километр Франции. Отсюда начинается отсчет расстояний всех французских дорог. Именно отсюда, от площади Паперти, начинается самая древняя французская дорога, дорога в Рим, к престолу Папы. Как придете на это место, встаньте у края плиты, сомкните ноги, зажмурьте глаза, быстренько загадайте желание и прыгните как можно дальше! Если перепрыгнете плиту, ваши желания исполнятся. Во всяком случае, хуже не будет…
А теперь разделили омлетную смесь на четыре части и на гладенькой тефлоновой сковородке быстро пожарили на масле четыре омлетика! Что, слишком много? В Лувре всего гораздо больше! Когда Париж был помоложе, здесь водились волки. Лувр и означает – «волчье логово», французское «лу» недалеко ушло от латинского «люпус». Теперь здесь можно встретить и Венеру Милосскую, и Аполлона Бельведерского, и саму Джоконду. Чтобы искать все эти знаменитые вещи, лучше взять у входа план, там отмечено все самое-самое. Без этого плана по Лувру можно блуждать месяцами. А Джоконду найти проще простого, всего по одной лишь примете, даже если у вас нет плана. Во-первых, в музее есть стрелки-указатели, ведущие ко всем сверхшедеврам, а во-вторых, идите за первым попавшимся японцем – непременно выйдете к Джоконде. Как увидели толпу японцев, которые что-то фотографируют, учтите, это Джоконда и есть. Посмотрите на нее через пуленепробиваемое стекло, подумайте, чему она улыбается, и удивитесь тому, как импозантно выглядит украшение ванной комнаты короля Франциска Первого. Именно туда он эту картину и повесил… К счастью, король, подобно всем французам Средневековья, так редко мылся, что вода ей не повредила.
Аккуратненько заворачиваем каждый шницель в один омлетик. Выкладываем их на блюдо, поливаем мясным соком и гарнируем ломтиками помидорки и зеленым горошком. Вот он, шницель по-парижски! Привлекательный, как Париж, красивый, как Париж, необходимый каждому из нас, как Париж! Не посетить Парижа – непростительно, особенно сейчас, когда для этого не нужно проходить парткомиссию, не иметь родственников в капстранах, быть ударником коммунистического труда и отвечать тройке старых большевиков, кто является в настоящий момент вторым секретарем Французской коммунистической партии – господи, спасибо, что вообще знали, что он там есть… Посетить Париж – мечта каждого, но иногда это сложно материально. А шницель по-парижски может приготовить практически любой. Попробуйте это чудесное блюдо, и приятного вам всем аппетита!
Ингредиенты
4 куриные грудки, мука, 3 яйца, 1 пучок укропа, 2 помидора, банка зеленого горошка.
ЖАРКОЕ ПО-БУРГУНДСКИ
Когда я говорю об английской кухне, я всегда защищаю ее от нападок кухни французской. Это справедливо: в английской кухне немало достоинств – она простая, здоровая и достаточно вкусная. А вот нападок на французскую кухню я не жду – это кулинарный Монблан с репутацией, критике не подлежащей. Если уж было сказано, что в мире всего две кухни, французская и китайская, а все остальное только их региональные вариации, то куда уж дальше? Даже робкие попытки покритиковать Кухню Номер Раз за невероятные холестериновые излишества, а французскую кухню за тотальную алкоголизацию населения не только не пошатнули ее репутацию, а явили научному миру знаменитый «французский парадокс».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97