«Enfin, – пишет Фридрих своей сестре из Лейтмерица (13 июля 1757 г.), – здесь поставлены на карту два важных интереса: свобода Германии и дело протестантства, за которое пролито уже столько крови», – и везде, даже в лагере его противников, существовала многочисленная тайная община, желавшая успеха такому пионеру. Но вкладывать в смысл этого слова церковное или религиозное понятие, особенно в применении его к Фридриху, было бы глубоко ошибочно.
Разумеется, религия или то, что отдельные люди считают религией, играла в этих событиях свою роль, впрочем, как и во всех людских делах: одни руководились искренней набожностью, чистым упованием на Бога, другие – бессмысленной ненавистью к еретикам, но собственно религиозной войной Семилетняя война не была. Наиболее существенным мотивом ее была государственность, и величие дела заключалось в том, что король и его народ отвоевали себе свое государство – свою отчизну в политическом значении слова.
Но борьба за самостоятельность велась не в одной Пруссии: всюду происходило то же умственное движение, замечалось, более или менее, осознанное стремление к этой самостоятельности, выражавшееся, необходимым образом, в желании сбросить с себя церковные узы, отвергнуть религиозные предрассудки, обрести «просвещение». В этой просветительной работе принимали участие, в различной степени, все европейские народы, за исключением турок, и это придает особенный интерес изучению названных сорока или пятидесяти лет, особенно же периоду от Семилетней войны до 1789 года. Подобная прогрессивная работа среди человечества связывается неизбежно с вопросами о завоеваниях и власти, о земельных владениях и покорении стран, так что представление об одном факторе неразрывно связано с представлениями о других. Необходимо поэтому рассмотреть различные государства Европы с этой двойной точки зрения, причем начало освобождения Америки от европейской опеки, служащее преддверием к новому веку, будет изложено нами в особой главе.
Романские государства
Италия
Как мы уже отмечали, реформационное движение XVI столетия почти не коснулось собственно романских государств: Италии, Испании, Португалии. Эти страны потому и не продвинулись вперед; но теперь наступило время, когда сами их правительства осознали настоятельную необходимость в известных преобразованиях. Прежде всего приступил к этому делу Неаполь, первый король которого из Бурбонской династии, Карл III, вступивший на престол в 1735 году, нашел себе деятельного сподвижника в лице Бернардо Тануччи, тосканца (род. в 1698 г.), состоявшего профессором государственного права в Пизе. Он вступил в борьбу с двумя главными основами ущерба, наносимого экономической жизни страны: привилегиями дворянства и крайней численностью духовенства, доходившей до 112 000 человек в королевстве. В одном городе Неаполе было 16 000 таких лиц, что составляло по 28 монахов на 1000 обывателей; при этом их имущества были освобождены от налогов и сами они не подлежали мирской юрисдикции. Король и Тануччи испросили у папы необходимые разрешения и затем стали действовать самостоятельно, не стесняясь уже ничем. Взимание налогов было установлено более правильно, что послужило к облегчению населения и утроило доходы казны; посвящение в духовное звание было ограничено настолько, что не превышало 10 человек на каждую 1000 мирян.
Португалия
В 1759 году скончался испанский король, Фердинанд VI. Неаполитанский король Карл, его сводный брат, вступил на престол, а корона обеих Сицилий перешла к его третьему сыну, Фердинанду. Реформы, к которым Карл хотел приступить в Испании, облегчались и вместе с тем затруднялись событиями, происходившими в Португалии с 1750 года. В этом году Иоанну V наследовал его сын, Иосиф I (1750-1777 гг.), оказавший своей стране большую услугу, тотчас по своем воцарении, тем, что он назначил своим министром иностранных дел бывшего португальского пленника в Лондоне, Себастьяна Хозе Карвальхо, маркиза Помбаля. Как человек образованный, опытный и одаренный большими природными способностями Помбаль превосходил всех окружающих и скоро управление государством перешло в его руки. Вникая в положение дел, неутомимый в труде, энергичный, он решил покончить, прежде всего, с рутиной, в которой коснел прежний государственный механизм, и провел необходимые реформы прежде, нежели его противники успели понять его планы. Инквизиция лишилась права конечного приговора, аутодафе прекратились, на заносчивость знати была наложена узда, полицейские меры усилены. Вместе с тем финансы улучшились, благодаря сокращению безумных придворных расходов и учреждению особого штата сборщиков податей, получавших правильно свое жалованье. Вводя эти реформы, Помбаль покровительствовал и промышленности. Ему пришлось выказать свою твердость в роковой день, 1 ноября 1755 года, когда Лиссабон подвергся тому страшному землетрясению, которое составило эру для всего века: в течение нескольких минут тысячи жертв погибли под развалинами домов, церквей и дворцов, а остальное население боролось с хлынувшими из берегов волнами Таго, пожарами и неистовствами освобожденных преступников. Среди общего отчаяния и паники Помбаль сохранил свое присутствие духа, распоряжался спокойно, умел утишить волнение, являясь лично повсюду, и скоро из развалин погибшего города вырос новый Лиссабон, прекраснее прежнего. Помбаль старался помочь этой внезапной катастрофе с той же неослабной энергией, с какой боролся против глубоко вкоренившихся экономических неурядиц; эта борьба необходимым образом приводила его к столкновениям с духовенством, особенно с иезуитами, которые, как было указано выше, даже и в Америке не сочувствовали новым методам управления. Они не замедлили, разумеется, указывать народу на бывшее страшное землетрясение как на кару Господню за грехи министра против их ордена; но Помбаль был не из робких: он начал с изгнания иезуитов из дворца (19 сентября 1757 г.), испросил в Риме реформу ордена, которая и была предписана папой, хотя, разумеется, с тайным противоположным приказом к иезуитскому начальству, по римскому обычаю. После избрания конклавом Климента XIII, благоволившего к иезуитам, они снова стали кичиться, но покушение на жизнь короля, напугав его, доставило Помбалю случай покончить с ними. Он донимал их собственными средствами, пользуясь их неосторожным вмешательством в торговые предприятия, причем переходил далеко за пределы законности в своих обвинениях. Защита или сопротивление с их стороны были немыслимы при неожиданности принимаемых против них мер. Так, в сентябре, 113 иезуитов были посажены на корабль и отправлены в Чивита-Веккию, куда они прибыли лишь после долгого скитания по морю;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218