Народ находился в полном принижении и забвении, представляя собой только рабочую силу, которая давала возможность шляхте жить безбедно и праздно. Его интересы и вообще интересы государства менее всего принимались в расчет правящим сословием, съезжавшимся на сеймы, где преобладали личные интересы. Партийные вопросы решались криком подкупленной шляхты, а иногда пускались в дело и сабли.
Этой внутренней неурядицей прекрасно умело пользоваться католическое духовенство, которое в лице разных прелатов и папских легатов оказывало сильнейшее давление на весь ход польской политики как внутренней, так и внешней. Духовенство еще более усилилось с тех пор, как в Польше появились иезуиты, а Виленский епископ Валериан Протасевич вызвал их из Польши в Литву и направил их рвение на борьбу с православием в русско-литовских областях, где православие было господствующей религией. Иезуиты, основав в Вильне высшее учебное заведение – духовную академию – стали привлекать сюда избранных юношей из лучших литовско-русских дворянских фамилий и не пренебрегали никакими средствами для убеждения православных к переходу в католичество. Затем, при Сигизмунде III (преемник Стефана Батория), они стали уже открыто теснить православие и затруднять православному духовенству доступ к высшему образованию. Но когда иезуиты решились, наконец, вступить с православием в открытую борьбу, то встретили такой сильный отпор, какого не ожидали. После долгой и напрасной борьбы иезуиты пустились на хитрость: они стали демонстрировать усердное желание примириться с православием, стали усиленно хлопотать о Церковной Унии, т. е. о воссоздании Восточной и Западной Церкви под верховным главенством папы на самых, по-видимому, льготных условиях для православного населения западнорусских и южнорусских областей Польско-Литовского государства. Стараясь склонить на свою сторону наиболее влиятельных православных епископов, они предлагали им сохранить для православных все обряды православной Церкви и богослужение на русском языке, а самим епископам сулили щедрые награды и большие выгоды в будущем. Этими посулами им удалось склонить на сторону Унии двух весьма влиятельных православных епископов и киевского митрополита Рагозу, которые прибыли в Рим в конце 1595 года и дерзнули просить папу «от лица всего русского духовенства» о принятии русской Церкви под его верховное главенство и о присоединении ее к Унии.
Такой самовольный поступок этих троих отступников тотчас же вызвал открытый протест со стороны всего православного населения русско-литовских областей. Все православное духовенство и русское дворянство собралось на собор в Бресте (1596 г.) и потребовало отступников к себе на суд, но те не явились, и Собор объявил их лишенными сана. Однако никакие протесты православных на сейме и никакие их петиции к королю не помогли – епископы-отступники при поддержке иезуитов и польских властей открыто предложили всем православным принять Унию. Когда же это предложение было с негодованием отвергнуто, то начались систематические преследования и гонения православных, которые привели к целому ряду волнений и к массовым выселениям русского народа из южных областей Литвы за рубеж – в степные места, занятые привольными поселениями казаков и всякого сброда, бежавшего сюда из Литвы, Руси и Польши.
Самозванец и иезуиты
Именно в это время, столь благоприятное для всяких смут, в Литве появился тот самозванец, о котором мы упомянули выше. Он выдавал себя за царевича Дмитрия, хотя на самом деле, как полагают, был сыном галицкого служилого человека и именовался Григорием Отрепьевым. Это был не простой обманщик, а человек, по-видимому, уверенный в том, что он действительно был царского рода и что ему каким-то чудом удалось ускользнуть из-под ножа убийц, подосланных в Углич Борисом. Есть основание думать, что эта уверенность, вселенная в душу юноши некоторыми случайными признаками сходства с убитым царевичем, была, вероятно, отчасти внушена ему с детства лицами из боярской среды, у которых он жил и воспитывался и которые, может быть, даже преднамеренно готовили из него орудие для отмщения Борису.
Портрет Лжедмитрия
Рано выучившись грамоте, он рано постригся в монахи и странствовал по разным монастырям. Как человек не только грамотный, но и начитанный, он некоторое время даже состоял писцом при патриархе Иове, но за дерзкие речи против царя Бориса чуть было не попал в ссылку и спасся от нее бегством в Литву. Здесь он вел скитальческую жизнь: бродил по монастырям в Киеве и на Волыни, потом скинул рясу и довольно долго жил среди запорожских казаков, где научился владеть оружием и ездить верхом. По возвращении из Запорожья на Волынь, Григорий Отрепьев попал в руки иезуитов и, вероятно, под их руководством пополнил свое образование и совершил свой дальнейших путь.
Хорошо знакомые и с общим положением Польши, переполненной всякими беспокойными элементами, и с положением соседних русских областей, в которых было в ту пору такое множество недовольных, иезуиты сообразили, что дерзкие притязания способного и смелого юноши могут произвести в Московском государстве смуту, которой можно будет воспользоваться в самых разных целях, а в случае удачи – даже прямо перенести католическую пропаганду в самое сердце недоступного для нее Московского государства. При помощи иезуитов, наиболее знатные польские вельможи приняли Григория Отрепьева под свое покровительство и, представив мнимого царевича королю Сигизмунду III в Кракове, убедили польское правительство оказать поддержку этому «Лжедмитрию».
Успехи самозванца, его воцарение и гибель
Мы не будем излагать в подробностях дальнейшую историю самозванца, а заметим только, что расчеты иезуитов вполне оправдались. Все беспокойные элементы Польши, все бродячее приграничное население и недовольное Борисом население ближайших русских областей, в том числе и казачество – встали на сторону Лжедмитрия, а та мрачная и кровавая легенда, которая придавала известный ореол его имени, довершила остальное. Борис оказался бессилен в борьбе с этим страшным именем. Войска его бились вяло против «законного, прирожденного государя», а когда Борис в самый разгар борьбы умер, то царские войска открыто перешли на сторону самозванца, очистив тем самым ему путь к Москве, и передали в его руки несчастную семью Бориса. 20 июня 1605 года Лжедмитрий торжественно въехал в Москву и был провозглашен царем.
Могила семьи Годуновых на кладбище в Троице-Сергиевой лавре
За управление государством он принялся смело и толково, делами занимался усердно, проявляя при этом ум и недюжинные способности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218
Этой внутренней неурядицей прекрасно умело пользоваться католическое духовенство, которое в лице разных прелатов и папских легатов оказывало сильнейшее давление на весь ход польской политики как внутренней, так и внешней. Духовенство еще более усилилось с тех пор, как в Польше появились иезуиты, а Виленский епископ Валериан Протасевич вызвал их из Польши в Литву и направил их рвение на борьбу с православием в русско-литовских областях, где православие было господствующей религией. Иезуиты, основав в Вильне высшее учебное заведение – духовную академию – стали привлекать сюда избранных юношей из лучших литовско-русских дворянских фамилий и не пренебрегали никакими средствами для убеждения православных к переходу в католичество. Затем, при Сигизмунде III (преемник Стефана Батория), они стали уже открыто теснить православие и затруднять православному духовенству доступ к высшему образованию. Но когда иезуиты решились, наконец, вступить с православием в открытую борьбу, то встретили такой сильный отпор, какого не ожидали. После долгой и напрасной борьбы иезуиты пустились на хитрость: они стали демонстрировать усердное желание примириться с православием, стали усиленно хлопотать о Церковной Унии, т. е. о воссоздании Восточной и Западной Церкви под верховным главенством папы на самых, по-видимому, льготных условиях для православного населения западнорусских и южнорусских областей Польско-Литовского государства. Стараясь склонить на свою сторону наиболее влиятельных православных епископов, они предлагали им сохранить для православных все обряды православной Церкви и богослужение на русском языке, а самим епископам сулили щедрые награды и большие выгоды в будущем. Этими посулами им удалось склонить на сторону Унии двух весьма влиятельных православных епископов и киевского митрополита Рагозу, которые прибыли в Рим в конце 1595 года и дерзнули просить папу «от лица всего русского духовенства» о принятии русской Церкви под его верховное главенство и о присоединении ее к Унии.
Такой самовольный поступок этих троих отступников тотчас же вызвал открытый протест со стороны всего православного населения русско-литовских областей. Все православное духовенство и русское дворянство собралось на собор в Бресте (1596 г.) и потребовало отступников к себе на суд, но те не явились, и Собор объявил их лишенными сана. Однако никакие протесты православных на сейме и никакие их петиции к королю не помогли – епископы-отступники при поддержке иезуитов и польских властей открыто предложили всем православным принять Унию. Когда же это предложение было с негодованием отвергнуто, то начались систематические преследования и гонения православных, которые привели к целому ряду волнений и к массовым выселениям русского народа из южных областей Литвы за рубеж – в степные места, занятые привольными поселениями казаков и всякого сброда, бежавшего сюда из Литвы, Руси и Польши.
Самозванец и иезуиты
Именно в это время, столь благоприятное для всяких смут, в Литве появился тот самозванец, о котором мы упомянули выше. Он выдавал себя за царевича Дмитрия, хотя на самом деле, как полагают, был сыном галицкого служилого человека и именовался Григорием Отрепьевым. Это был не простой обманщик, а человек, по-видимому, уверенный в том, что он действительно был царского рода и что ему каким-то чудом удалось ускользнуть из-под ножа убийц, подосланных в Углич Борисом. Есть основание думать, что эта уверенность, вселенная в душу юноши некоторыми случайными признаками сходства с убитым царевичем, была, вероятно, отчасти внушена ему с детства лицами из боярской среды, у которых он жил и воспитывался и которые, может быть, даже преднамеренно готовили из него орудие для отмщения Борису.
Портрет Лжедмитрия
Рано выучившись грамоте, он рано постригся в монахи и странствовал по разным монастырям. Как человек не только грамотный, но и начитанный, он некоторое время даже состоял писцом при патриархе Иове, но за дерзкие речи против царя Бориса чуть было не попал в ссылку и спасся от нее бегством в Литву. Здесь он вел скитальческую жизнь: бродил по монастырям в Киеве и на Волыни, потом скинул рясу и довольно долго жил среди запорожских казаков, где научился владеть оружием и ездить верхом. По возвращении из Запорожья на Волынь, Григорий Отрепьев попал в руки иезуитов и, вероятно, под их руководством пополнил свое образование и совершил свой дальнейших путь.
Хорошо знакомые и с общим положением Польши, переполненной всякими беспокойными элементами, и с положением соседних русских областей, в которых было в ту пору такое множество недовольных, иезуиты сообразили, что дерзкие притязания способного и смелого юноши могут произвести в Московском государстве смуту, которой можно будет воспользоваться в самых разных целях, а в случае удачи – даже прямо перенести католическую пропаганду в самое сердце недоступного для нее Московского государства. При помощи иезуитов, наиболее знатные польские вельможи приняли Григория Отрепьева под свое покровительство и, представив мнимого царевича королю Сигизмунду III в Кракове, убедили польское правительство оказать поддержку этому «Лжедмитрию».
Успехи самозванца, его воцарение и гибель
Мы не будем излагать в подробностях дальнейшую историю самозванца, а заметим только, что расчеты иезуитов вполне оправдались. Все беспокойные элементы Польши, все бродячее приграничное население и недовольное Борисом население ближайших русских областей, в том числе и казачество – встали на сторону Лжедмитрия, а та мрачная и кровавая легенда, которая придавала известный ореол его имени, довершила остальное. Борис оказался бессилен в борьбе с этим страшным именем. Войска его бились вяло против «законного, прирожденного государя», а когда Борис в самый разгар борьбы умер, то царские войска открыто перешли на сторону самозванца, очистив тем самым ему путь к Москве, и передали в его руки несчастную семью Бориса. 20 июня 1605 года Лжедмитрий торжественно въехал в Москву и был провозглашен царем.
Могила семьи Годуновых на кладбище в Троице-Сергиевой лавре
За управление государством он принялся смело и толково, делами занимался усердно, проявляя при этом ум и недюжинные способности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218