Пели они слаженно, и видно было, что петь любили. Инар стоял и слушал. Иногда он взглядывал на Тию. Она была молчалива и печальна. Даже всегда резвая Ипут на этот раз была неразговорчива. Окончив песенку, старший из братьев подошел к Инару и, протягивая арфу, попросил:
— Спой что-нибудь! Мы любим слушать песни.
— Да что вы, господин!
— Но ведь ты поешь, Инар! — сказала Ипут. — И поешь хорошо! Я слышала.
Инар посмотрел на Тию. Ему мучительно хотелось побыть здесь хотя несколько минут. Завтра он уже не придет сюда и, может быть, никогда больше не увидит ее.
— Хорошо! Я спою.
Он проиграл мелодию и запел сначала очень тихо, потом громче. Задушевность его голоса сразу покорила слушателей. Тия сидела неподвижно в тени дерева, и только на лицо ее сквозь ветви падал лунный свет. Глаза ее неотрывно смотрели на певца. Грустная песенка была одной из любимых среди ремесленников. Когда он кончил, Ипут спросила:
— Спой еще!
— Спой, Инар! Ты прекрасно поешь! — попросили оба брата.
— Спой! — тихо сказала Тия.
Инар помолчал несколько секунд, опустил голову, и в вечерней тишине под тревожный рокот струн поплыла его песнь о любви.
Мелодия песни была непривычной. В голосе певца слышалась то глубокая нежность и грусть в протяжных и мягких нотах, то горькая жалоба в гортанном глухом звучании. В последних словах была усталая тоска. Напряженно слушала его молодежь. Даже острые на язык насмешники братья молчали долго после того, как Инар кончил петь.
— Так петь может лишь тот, кто сам любит, — медленно проговорил старший из братьев.
— Да, это песня всех несчастных в любви, — грустно сказала Ипут.
И только Тия ничего не произнесла.
— Никогда не слышал этой прекрасной песни, — задумчиво проговорил старший.
— Я тоже, — согласился второй. — Инар, слушай, кто тебя научил ей?
— Я слышал ее от одного своего друга, а он привез ее из другого города, — нехотя ответил Инар.
— Спой еще! — попросила Ипут. — Как ты хорошо поешь!
— Я очень рад, юная госпожа, что угодил вам, но мне уже пора, — обычным голосом ответил Инар.
— Ты приходи к нам, Инар, и научи нас этой песне, — сказал старший.
Инар поклонился и ушел, не оглядываясь, но в лунном свете, озарившем его лицо на несколько секунд, когда он вежливо прощался, оно казалось очень печальным и расстроенным. Он знал, что никогда больше не придет в этот дорогой для него дом.
Ипут и Тия направились спать. Братья остались сидеть и о чем-то разговаривали вполголоса.
Когда Ипут заглянула в лицо сестры, она увидела, что глаза ее полны слез.
— Тия! Неужели ты его так любишь! А знаешь? Эта песня о вас. Он пел свою песню.
Тия ничего не ответила. Она хорошо знала, что Инар пел для нее.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ТЕТИ
Тети собралась навестить брата Аму, жившего за храмом Птаха в южной части города. Бабушка наложила внукам полную корзину всяких лакомств: пирожки, сухие финики, виноград и даже глиняный кувшин с вином.
Мать задумчиво любовалась своей красивой дочерью. Тети надевала яркое желтое платье с одной лямкой на плече, как носили модницы в столице. Она внимательно посмотрела на девушку и устало произнесла:
— Не ходила бы ты сегодня, Тети. Голова у меня болит, не хочется мне тебя отпускать.
Дочь улыбнулась прикалывая пышную розу к волосам. Она смотрела в полированное медное зеркало и шутливо отозвалась:
— Что ты, мама, заскучала? Скоро придут мужчины обедать, а к вечеру я вернусь. Немного повожусь с малышами. Они такие забавные. Голова болит от солнца, ты сегодня много поливала в огороде. Я ведь говорила тебе, что сделаю все сама.
Девушка взяла корзину и выложила тяжелый кувшин обратно. Она поцеловала мать и, весело улыбнувшись, вышла со двора. Мать проводила ее за калитку и долго смотрела вслед со смутным предчувствием беды.
А Тети шла, радуясь ясному небу и собственной безмятежной молодости. За углом улицы у садовой стены прямо на земле сидели двое мужчин. Они окинули девушку восхищенным взглядом, но было в их хмурых лицах что-то злобное, пугающее.
Девушка шла по знакомым улицам с улыбкой. Прохожие улыбались, глядя на ее веселые, блестящие глаза, и оглядывались вслед. Повернувшись назад, она вздрогнула: шагах в двадцати, не спуская с нее глаз, шли те же бродяги, но на улице был народ, и она успокоилась. На неприятных незнакомцах были грубые повязки из болотных трав, грязные и обтрепанные, а отталкивающие лица внушали безотчетный страх. Бродяги явно шли за ней. Она приближалась к храму Птаха, откуда было недалеко до дома брата. Тети лихорадочно соображала, как избавиться от своих преследователей. Повернув в следующую улицу, девушка обнаружила, что она совсем пустынная, и сейчас же услышала за спиной торопливые шаги бродяг.
Она побежала, но, почти настигая, за ней следовал один из них. Повернув голову, она увидела сверкающую медь ножа.
— Смотри, не вздумай кричать! — угрожающе прошипел он.
Тети бежала бледная, с молящими глазами, но на улице никого не было. Вот он схватил ее за плечо. Но в этот момент из одного двора вышли двое молодых мужчин и, заметив испуганное лицо девушки, остановили преследователей. Тети, вырвавшись, как птица, рванулась вперед и выбежала на площадь перед храмом. Она бежала, запыхавшись, и прижалась к колоне на фасаде храма. Но яркое платье выделялось солнечным пятном на суровом сером граните. Увидев снова бродяг, она, забыв обо всем, вбежала в открытую дверь храма, ища спасения в жилище богов. Она прижалась к холодной стене. Все в этом храме подавляло огромными размерами, и она показалась себе жалкой и ничтожной в торжественной, сумрачной тишине. Тяжелые каменные боги неподвижно смотрели на нее с высоты. В темных углах чудились суровые, грозные силы. В центре храма стоял Апис работы ее брата и сверкал золотыми рогами. Глаза его блестели, как живые, и пугали. Затаив дыхание, она прижалась в уголке и молила Птаха о помощи. В это время из глубины храма показалась огромная фигура жреца. Бесшумно ступая, он подошел к Тети. Удивление и радость блеснули в его глазах. Тети узнала жреца и затрепетала, как мышонок, загнанный в угол кошкой.
— Что привело тебя в храм в неурочное время? Разве ты не знаешь, что вход сюда воспрещен всем, кроме служителей?
— За мной гнались бродяги, я не знаю, что им от меня надо, — еле слышно прошептала девушка. — Я вошла сюда, ища защиты.
Жрец улыбнулся.
— Ты правильно сделала, дитя. Но здесь никто не имеет права быть. Следуй за мной, пока они не скроются. Они могут напасть на тебя на улице.
Он взял Тети за плечи. От его горячей, сильной руки ей стало еще тяжелее на душе. Она всегда боялась этого человека. Ей всегда становилось страшно от его холодных, пристальных глаз. Она попыталась мягко освободиться, но рука еще крепче сжала ее плечи и направила в темноту бокового прохода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Спой что-нибудь! Мы любим слушать песни.
— Да что вы, господин!
— Но ведь ты поешь, Инар! — сказала Ипут. — И поешь хорошо! Я слышала.
Инар посмотрел на Тию. Ему мучительно хотелось побыть здесь хотя несколько минут. Завтра он уже не придет сюда и, может быть, никогда больше не увидит ее.
— Хорошо! Я спою.
Он проиграл мелодию и запел сначала очень тихо, потом громче. Задушевность его голоса сразу покорила слушателей. Тия сидела неподвижно в тени дерева, и только на лицо ее сквозь ветви падал лунный свет. Глаза ее неотрывно смотрели на певца. Грустная песенка была одной из любимых среди ремесленников. Когда он кончил, Ипут спросила:
— Спой еще!
— Спой, Инар! Ты прекрасно поешь! — попросили оба брата.
— Спой! — тихо сказала Тия.
Инар помолчал несколько секунд, опустил голову, и в вечерней тишине под тревожный рокот струн поплыла его песнь о любви.
Мелодия песни была непривычной. В голосе певца слышалась то глубокая нежность и грусть в протяжных и мягких нотах, то горькая жалоба в гортанном глухом звучании. В последних словах была усталая тоска. Напряженно слушала его молодежь. Даже острые на язык насмешники братья молчали долго после того, как Инар кончил петь.
— Так петь может лишь тот, кто сам любит, — медленно проговорил старший из братьев.
— Да, это песня всех несчастных в любви, — грустно сказала Ипут.
И только Тия ничего не произнесла.
— Никогда не слышал этой прекрасной песни, — задумчиво проговорил старший.
— Я тоже, — согласился второй. — Инар, слушай, кто тебя научил ей?
— Я слышал ее от одного своего друга, а он привез ее из другого города, — нехотя ответил Инар.
— Спой еще! — попросила Ипут. — Как ты хорошо поешь!
— Я очень рад, юная госпожа, что угодил вам, но мне уже пора, — обычным голосом ответил Инар.
— Ты приходи к нам, Инар, и научи нас этой песне, — сказал старший.
Инар поклонился и ушел, не оглядываясь, но в лунном свете, озарившем его лицо на несколько секунд, когда он вежливо прощался, оно казалось очень печальным и расстроенным. Он знал, что никогда больше не придет в этот дорогой для него дом.
Ипут и Тия направились спать. Братья остались сидеть и о чем-то разговаривали вполголоса.
Когда Ипут заглянула в лицо сестры, она увидела, что глаза ее полны слез.
— Тия! Неужели ты его так любишь! А знаешь? Эта песня о вас. Он пел свою песню.
Тия ничего не ответила. Она хорошо знала, что Инар пел для нее.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ТЕТИ
Тети собралась навестить брата Аму, жившего за храмом Птаха в южной части города. Бабушка наложила внукам полную корзину всяких лакомств: пирожки, сухие финики, виноград и даже глиняный кувшин с вином.
Мать задумчиво любовалась своей красивой дочерью. Тети надевала яркое желтое платье с одной лямкой на плече, как носили модницы в столице. Она внимательно посмотрела на девушку и устало произнесла:
— Не ходила бы ты сегодня, Тети. Голова у меня болит, не хочется мне тебя отпускать.
Дочь улыбнулась прикалывая пышную розу к волосам. Она смотрела в полированное медное зеркало и шутливо отозвалась:
— Что ты, мама, заскучала? Скоро придут мужчины обедать, а к вечеру я вернусь. Немного повожусь с малышами. Они такие забавные. Голова болит от солнца, ты сегодня много поливала в огороде. Я ведь говорила тебе, что сделаю все сама.
Девушка взяла корзину и выложила тяжелый кувшин обратно. Она поцеловала мать и, весело улыбнувшись, вышла со двора. Мать проводила ее за калитку и долго смотрела вслед со смутным предчувствием беды.
А Тети шла, радуясь ясному небу и собственной безмятежной молодости. За углом улицы у садовой стены прямо на земле сидели двое мужчин. Они окинули девушку восхищенным взглядом, но было в их хмурых лицах что-то злобное, пугающее.
Девушка шла по знакомым улицам с улыбкой. Прохожие улыбались, глядя на ее веселые, блестящие глаза, и оглядывались вслед. Повернувшись назад, она вздрогнула: шагах в двадцати, не спуская с нее глаз, шли те же бродяги, но на улице был народ, и она успокоилась. На неприятных незнакомцах были грубые повязки из болотных трав, грязные и обтрепанные, а отталкивающие лица внушали безотчетный страх. Бродяги явно шли за ней. Она приближалась к храму Птаха, откуда было недалеко до дома брата. Тети лихорадочно соображала, как избавиться от своих преследователей. Повернув в следующую улицу, девушка обнаружила, что она совсем пустынная, и сейчас же услышала за спиной торопливые шаги бродяг.
Она побежала, но, почти настигая, за ней следовал один из них. Повернув голову, она увидела сверкающую медь ножа.
— Смотри, не вздумай кричать! — угрожающе прошипел он.
Тети бежала бледная, с молящими глазами, но на улице никого не было. Вот он схватил ее за плечо. Но в этот момент из одного двора вышли двое молодых мужчин и, заметив испуганное лицо девушки, остановили преследователей. Тети, вырвавшись, как птица, рванулась вперед и выбежала на площадь перед храмом. Она бежала, запыхавшись, и прижалась к колоне на фасаде храма. Но яркое платье выделялось солнечным пятном на суровом сером граните. Увидев снова бродяг, она, забыв обо всем, вбежала в открытую дверь храма, ища спасения в жилище богов. Она прижалась к холодной стене. Все в этом храме подавляло огромными размерами, и она показалась себе жалкой и ничтожной в торжественной, сумрачной тишине. Тяжелые каменные боги неподвижно смотрели на нее с высоты. В темных углах чудились суровые, грозные силы. В центре храма стоял Апис работы ее брата и сверкал золотыми рогами. Глаза его блестели, как живые, и пугали. Затаив дыхание, она прижалась в уголке и молила Птаха о помощи. В это время из глубины храма показалась огромная фигура жреца. Бесшумно ступая, он подошел к Тети. Удивление и радость блеснули в его глазах. Тети узнала жреца и затрепетала, как мышонок, загнанный в угол кошкой.
— Что привело тебя в храм в неурочное время? Разве ты не знаешь, что вход сюда воспрещен всем, кроме служителей?
— За мной гнались бродяги, я не знаю, что им от меня надо, — еле слышно прошептала девушка. — Я вошла сюда, ища защиты.
Жрец улыбнулся.
— Ты правильно сделала, дитя. Но здесь никто не имеет права быть. Следуй за мной, пока они не скроются. Они могут напасть на тебя на улице.
Он взял Тети за плечи. От его горячей, сильной руки ей стало еще тяжелее на душе. Она всегда боялась этого человека. Ей всегда становилось страшно от его холодных, пристальных глаз. Она попыталась мягко освободиться, но рука еще крепче сжала ее плечи и направила в темноту бокового прохода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73