Этот сосуд заказал ему писец из дальнего селения. Но не так-то быстро его можно сделать. Камень очень крепок, и из-за хрупкости приходится осторожно работать. Руабен подсыпает влажный песок, который ускоряет работу, и снова продолжает вращать сверло сильными пальцами. И продолжает думать. Никогда ему не хватает урожая: мало земли. Это еще бы ничего. Но как только собрано зерно, — забирает писец Большому дому, да будет он жив, здоров и могуч. На семена надо оставить, да храму... Семье остается совсем пустяк.
В работе он не замечает, как быстро идет время. Солнце уже поднялось выше и скользит по верхушкам пальм, добирается до крыши. Деревня пробуждается. Мычат коровы, блеют козы. Вот и Мери спускается вниз, плещется водой, начинает доить коз. Окончив доение, она зовет мужа завтракать. На чистой циновке кружка молока и ячменная лепешка. Завтра ее уже не будет. Сегодня она поэтому кажется особенно вкусной. Руабен отламывает половину и прячет под кружку, пока Мери возится с малышами. Он улыбается, представляя, как она рассердится, когда ее увидит. Он знает, что она себе не оставила.
После завтрака Руабен заходит за соседом, и вскоре все мужчины идут на плотину.
Последний участок плотины, на котором в этот день работала вся община, часто не выдерживал напора воды, и прорыв ее вызывал наводнение в низких местах селения и связанные с ним беды. Работали в общине дружно. Одни изготавливали и подносили прутья, другие плели из них плетни, третьи таскали и месили глину, а наиболее опытные укрепляли стены плотины. Работами руководил сельский староста — почтенный старик, страдавший недугами. За долгую жизнь много поработал он на плотинах и каналах, и лучше его никто не мог этого делать. Расположение каналов требовало ума и наблюдательности, чтобы и воду сберечь в бассейне, и подвести ее без потерь на зерновое поле и все его напитать.
Всем уже было известно, что показалась Сотис и на днях река принесет первые большие воды откуда-то из таинственных глубин южных далей, где никто никогда не был. Там бог Хапи льет воду из кувшина в пещере.
Все работали сосредоточенно. В это время показался новый скриб* , прибывший несколько дней назад вместо умершего. Это был низкорослый человек с отвислым дряблым животом. Из-под тяжелых надбровий выглядывали маленькие глазки.
Скуластый, с толстыми обезьяньими губами, он производил отталкивающее впечатление, и все сторонились его, предчувствуя, что от этого зловещего человека можно ожидать всяких бед. Но он был властью в селении, и сторониться его можно было не всегда.
Когда скриб Хати приблизился, все стояли в почтительном поклоне, низко склонив спины. Но вместо обычного приветствия, как это было при его предшественнике, скриб злобно накинулся на работающих:
— Презренные шакалы! Кто так делает? Гиена старая! Что я тебе вчера приказывал? Сегодня вы должны прийти на мой участок и работать на мой дом. Что, по-вашему, я буду жить под открытым небом?
Плетка со свистом опустилась на старосту, потом еще один удар обрушился на его спину, но когда плеть взметнулась в третий раз, сильная мужская рука перехватила ее на лету, и разъяренный Хати увидел над собой Руабена.
— Неужели тебе не стыдно поднимать руку на всеми уважаемого старого человека? Наш умерший скриб никогда так не обращался с нами.
Лишенный плетки, задыхающийся от бессильной злобы, Хати смотрел вверх на широкоплечего парня, в глазах которого было откровенное презрение. А кругом стояла толпа мужчин с хмурыми лицами. Жестокий, но трусливый, скриб отошел на несколько шагов назад и проворчал:
— Не привыкли? Придется привыкнуть, я ленивых не потерплю!
Староста посмотрел благодарными глазами на Руабена, но в его взгляде сквозило беспокойство. Он поклонился Хати и сказал:
— Напрасно гневаешься, господин! На рассвете появилась Сотис, значит, благодатный Хапи на днях будет наполняться водой, а у нас не готова одна плотина. Здесь часто бывают прорывы, тогда нам не справиться с рекой. Дня через два закончим и перейдем к тебе всей общиной.
Тон старосты был спокоен и полон достоинства. Хати посмотрел на неоконченную работу, на жилистых мужчин и сильных парней и, подыскивая слова для отступления, пробормотал:
— Надо было вчера сказать.
Он бросил взгляд, полный злобы, на Руабена и, взяв плетку, пошел к селению. После его ухода длилось тяжелое молчание.
— Да сгорит твое сердце, и прах да будет выброшен в пустыню, чтоб вечно блуждало твое Ка* в поисках, — шептал вслед Хати сын старосты. Он с горечью смотрел на расстроенное лицо отца и на его спину, где набухали красные рубцы.
— Принимайтесь за работу! — напомнил староста.
— Да! Этот покажет себя! Не раз мы добрым вспомним старого писца, не обижал зря людей. Сразу видно, что дурной человек, — проговорил Бату — старший брат Руабена, такой же высокий и сильный.
Староста, как бы позабыв о происшедшем, озабоченно посматривал на вал.
— Не разнесет река? Что-то он мне кажется ненадежным...
— Я знаю большой обломок скалы, он хорошо бы закрыл весь проход, да еще если навалить его со стороны воды. Только трудно переправить, — высказался Руабен.
Посоветовавшись, решили все же притащить камень и укрепить им опасный участок плотины.
Весь остаток дня и следующий день волокли они на длинных жердях большую плоскую глыбу с границы пустыни. Все так измучились, что вечером еле добрались домой. Утром на следующий день ее установили. Глыба так удачно встала на место, что все пришли в восторг.
— Теперь останется здесь на вечные времена! — смеялся довольный староста.
Вечером Бату зашел к Руабену. Они посидели, обсуждая свои дела. Мери покормила их. Ячменя дома не было, и еда была овощная. Прощаясь Бату сказал брату:
— Плохого человека к нам прислали, а тебя он запомнил и, чего доброго, будет мстить. Будь осторожен.
— А что он может мне сделать? — беззаботно отозвался Руабен, — на работе, в общине я не из последних...
Он и сам понимал значение злобного взгляда писца. Разве он не прав был, когда встал на защиту уважаемого старого человека?
Закончив, наконец, работы по укреплению дамб, община направилась на строительство дома новому писцу. Чтобы замять как-то неприятность, решили работать целые дни без перерыва. Кроме того, всем нужно было время на своем хозяйстве, мужчины мечтали половить рыбу и поохотиться, зерно почти у всех кончилось. Работать у Хати было очень неприятно. Скриб был всем недоволен. Земледельцы, превратившиеся в строителей, молча слушали, как он шипел и визжал. Голос у него был на редкость резкий и неприятный. Несколько раз он подскакивал к Руабену, но тот невозмутимо делал свое дело и делал так хорошо, что придраться было не к чему. Но скоро все очень осложнилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
В работе он не замечает, как быстро идет время. Солнце уже поднялось выше и скользит по верхушкам пальм, добирается до крыши. Деревня пробуждается. Мычат коровы, блеют козы. Вот и Мери спускается вниз, плещется водой, начинает доить коз. Окончив доение, она зовет мужа завтракать. На чистой циновке кружка молока и ячменная лепешка. Завтра ее уже не будет. Сегодня она поэтому кажется особенно вкусной. Руабен отламывает половину и прячет под кружку, пока Мери возится с малышами. Он улыбается, представляя, как она рассердится, когда ее увидит. Он знает, что она себе не оставила.
После завтрака Руабен заходит за соседом, и вскоре все мужчины идут на плотину.
Последний участок плотины, на котором в этот день работала вся община, часто не выдерживал напора воды, и прорыв ее вызывал наводнение в низких местах селения и связанные с ним беды. Работали в общине дружно. Одни изготавливали и подносили прутья, другие плели из них плетни, третьи таскали и месили глину, а наиболее опытные укрепляли стены плотины. Работами руководил сельский староста — почтенный старик, страдавший недугами. За долгую жизнь много поработал он на плотинах и каналах, и лучше его никто не мог этого делать. Расположение каналов требовало ума и наблюдательности, чтобы и воду сберечь в бассейне, и подвести ее без потерь на зерновое поле и все его напитать.
Всем уже было известно, что показалась Сотис и на днях река принесет первые большие воды откуда-то из таинственных глубин южных далей, где никто никогда не был. Там бог Хапи льет воду из кувшина в пещере.
Все работали сосредоточенно. В это время показался новый скриб* , прибывший несколько дней назад вместо умершего. Это был низкорослый человек с отвислым дряблым животом. Из-под тяжелых надбровий выглядывали маленькие глазки.
Скуластый, с толстыми обезьяньими губами, он производил отталкивающее впечатление, и все сторонились его, предчувствуя, что от этого зловещего человека можно ожидать всяких бед. Но он был властью в селении, и сторониться его можно было не всегда.
Когда скриб Хати приблизился, все стояли в почтительном поклоне, низко склонив спины. Но вместо обычного приветствия, как это было при его предшественнике, скриб злобно накинулся на работающих:
— Презренные шакалы! Кто так делает? Гиена старая! Что я тебе вчера приказывал? Сегодня вы должны прийти на мой участок и работать на мой дом. Что, по-вашему, я буду жить под открытым небом?
Плетка со свистом опустилась на старосту, потом еще один удар обрушился на его спину, но когда плеть взметнулась в третий раз, сильная мужская рука перехватила ее на лету, и разъяренный Хати увидел над собой Руабена.
— Неужели тебе не стыдно поднимать руку на всеми уважаемого старого человека? Наш умерший скриб никогда так не обращался с нами.
Лишенный плетки, задыхающийся от бессильной злобы, Хати смотрел вверх на широкоплечего парня, в глазах которого было откровенное презрение. А кругом стояла толпа мужчин с хмурыми лицами. Жестокий, но трусливый, скриб отошел на несколько шагов назад и проворчал:
— Не привыкли? Придется привыкнуть, я ленивых не потерплю!
Староста посмотрел благодарными глазами на Руабена, но в его взгляде сквозило беспокойство. Он поклонился Хати и сказал:
— Напрасно гневаешься, господин! На рассвете появилась Сотис, значит, благодатный Хапи на днях будет наполняться водой, а у нас не готова одна плотина. Здесь часто бывают прорывы, тогда нам не справиться с рекой. Дня через два закончим и перейдем к тебе всей общиной.
Тон старосты был спокоен и полон достоинства. Хати посмотрел на неоконченную работу, на жилистых мужчин и сильных парней и, подыскивая слова для отступления, пробормотал:
— Надо было вчера сказать.
Он бросил взгляд, полный злобы, на Руабена и, взяв плетку, пошел к селению. После его ухода длилось тяжелое молчание.
— Да сгорит твое сердце, и прах да будет выброшен в пустыню, чтоб вечно блуждало твое Ка* в поисках, — шептал вслед Хати сын старосты. Он с горечью смотрел на расстроенное лицо отца и на его спину, где набухали красные рубцы.
— Принимайтесь за работу! — напомнил староста.
— Да! Этот покажет себя! Не раз мы добрым вспомним старого писца, не обижал зря людей. Сразу видно, что дурной человек, — проговорил Бату — старший брат Руабена, такой же высокий и сильный.
Староста, как бы позабыв о происшедшем, озабоченно посматривал на вал.
— Не разнесет река? Что-то он мне кажется ненадежным...
— Я знаю большой обломок скалы, он хорошо бы закрыл весь проход, да еще если навалить его со стороны воды. Только трудно переправить, — высказался Руабен.
Посоветовавшись, решили все же притащить камень и укрепить им опасный участок плотины.
Весь остаток дня и следующий день волокли они на длинных жердях большую плоскую глыбу с границы пустыни. Все так измучились, что вечером еле добрались домой. Утром на следующий день ее установили. Глыба так удачно встала на место, что все пришли в восторг.
— Теперь останется здесь на вечные времена! — смеялся довольный староста.
Вечером Бату зашел к Руабену. Они посидели, обсуждая свои дела. Мери покормила их. Ячменя дома не было, и еда была овощная. Прощаясь Бату сказал брату:
— Плохого человека к нам прислали, а тебя он запомнил и, чего доброго, будет мстить. Будь осторожен.
— А что он может мне сделать? — беззаботно отозвался Руабен, — на работе, в общине я не из последних...
Он и сам понимал значение злобного взгляда писца. Разве он не прав был, когда встал на защиту уважаемого старого человека?
Закончив, наконец, работы по укреплению дамб, община направилась на строительство дома новому писцу. Чтобы замять как-то неприятность, решили работать целые дни без перерыва. Кроме того, всем нужно было время на своем хозяйстве, мужчины мечтали половить рыбу и поохотиться, зерно почти у всех кончилось. Работать у Хати было очень неприятно. Скриб был всем недоволен. Земледельцы, превратившиеся в строителей, молча слушали, как он шипел и визжал. Голос у него был на редкость резкий и неприятный. Несколько раз он подскакивал к Руабену, но тот невозмутимо делал свое дело и делал так хорошо, что придраться было не к чему. Но скоро все очень осложнилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73