– Когда я это выпью, мне станет все равно, как я себя чувствую…
Она сделала большой глоток и едва заметно улыбнулась Генри. Он отвел взгляд от ее глаз, ее рта, кончика ее языка, облизнувшего губы, и уставился в пол.
– Мистер Эшфорд… – позвала она.
– Меня зовут Генри, – произнес он, раздраженный ее официальным обращением.
– Генри…
– В чем дело?
– Здесь слишком много для меня одной. Может, вы тоже хотите больше ни о чем не думать?
Она сделала еще один глоток и протянула кувшин мужу.
– Сведущие люди утверждали, что я не способен ни на какие чувства. Что я, в сущности, грубый и злой, не говоря уж о том, что я слишком ленив, чтобы хоть о ком-нибудь заботиться. Кажется, вы сами это говорили…
– Я лгала.
– Вы? Образец чистоты и добродетели? Это невозможно!
Генри сделал глоток.
– Если я – образец добродетели, а вы, как вы сами выразились, ни на что не годный мужчина, тогда пять лет нашей совместной жизни обещают быть интересными.
– Это почему же?
– Потому что я буду совершенствовать вас, а вы портить меня. И мы превратимся в нечто среднее между чертями и ангелами.
– Мы всего лишь станем такими, как все, ординарными.
Речел задумчиво сдвинула брови:
– Или, в противном случае, сведем друг друга с ума…
– Поздно, Речел! Мы оба уже давно сумасшедшие.
Она закуталась в покрывало и начала разглаживать его складки.
– Может, вы и правы, – тихо проговорила она. – Но если вы оставите в покое мой характер, я не буду пытаться делать из вас совершенство. И, таким образом, мы сможем жить друг с другом в мире.
Речел замолчала. В ее голосе снова звучала уже привычная отчужденность, которая так не нравилась Генри. Он подумал было, что ему это безразлично, но тут же понял, что лжет сам себе. Речел была права, когда говорила, что он может и должен стать другим, что он достоин этого.
Генри осушил кувшин до последней капли и поставил на пол. Затем тихо позвал Речел, но ответа не последовало. Тогда Генри кашлянул и прошептал, чтобы жена не услышала, каким низким и прерывистым вдруг стал его голос:
– Следующие пять лет будут ужасно скучными, если ты станешь такой, как все, Речел…
После этих слов, Генри признался себе, что больше не чувствует – и не может чувствовать – ненависти к жене.
ГЛАВА 14
Оставшиеся дни путешествия тянулись бесконечно, как мучительная смерть, и Генри начал сомневаться, что они вообще когда-нибудь доедут до дома Речел. Дорога пролегала по пыльной холмистой прерии. Речел называла эти места «Алкали Флэтс». Она все время указывала рукой вперед, как будто действительно видела вдали конец пути.
Генри чувствовал, что томительное ожидание постепенно превращается в надежду. Надежда. Он давно забыл, что это такое, и если Речел сумеет напомнить ему об этом, в его груди, возможно, снова проснется ярость.
Генри посмотрел на горизонт, где вырисовывалось кольцо гор Биг-Хорн. Он сам управлял фургоном, позволив Речел наблюдать за дорогой, убежденный, что ничего, кроме скуки, в здешних местах не обитает.
Чем ближе фургон подъезжал к горам, тем выше они становились, приобретая вполне реальные очертания. За горами находились город Речел, дом Речел и будущее Речел. Генри думал, что, если повезет, там будут умывальник и туалет. Но он не решился об этом спрашивать… так как знал, что ему всегда не везет.
Речел указала на излучину реки:
– Вдоль нее идет дорога в долину.
Она не глядела на Генри, не шевелилась, а на голове ее снова была проклятая соломенная шляпка, скрывавшая лицо.
– Я бы спросил, сколько еще осталось, но не уверен, что хочу это знать.
– Почему? Из-за того, что устали от дороги, или потому, что боитесь, наконец, приехать?
(Ого, оказывается, она умеет защищаться!)
– Чего мне там бояться, Речел?
– Это зависит от того, что вы ожидаете.
На этот раз в ее голосе звучали нотки осторожного вызова. Генри почувствовал себя более спокойно и продолжил:
– Я ожидаю увидеть салун, бани, лавку и жилой дом, где будут деревянные, а не земляные полы.
– Дворцы и замки вы там, конечно, не найдете…
– Спасибо, что сразу предупредили!
На этот раз Речел повернулась к мужу и посмотрела ему в глаза:
– Есть одна хижина, сейчас она пустует. Там, кроме нас, никто жить не будет.
И все же Генри не мог избавиться от ощущения, что Речел хочет навязать ему свою волю, заставить смотреть на вещи ее глазами. Но он устал воевать с женой, к тому же знал, что Речел способна разоружить его несколькими словами, одним взглядом, улыбкой или запахом лаванды. После ночи, проведенной на чердаке, Генри понял, что самую трудную битву ему придется выдержать с самим собой.
– Я рад это слышать, – сказал он. – Мое тело так устало от тряски, что мысль о бревенчатой хижине – нашей хижине – представляется мне пределом всех мечтаний. Еще смею надеяться, что там будет кровать с простынями, а подушки окажутся мягче, чем круглые камни.
– Я полагала, что вы уже привыкли спать на голой земле…
– Речел, я не могу поверить, что кто-нибудь может к этому привыкнуть! Просто в один прекрасный день человек устает обращать на это внимание, становится все равно…
– И вы тоже перестали об этом думать?
– Я думаю только об одном: хватит ли моей жизни, чтобы добраться до вашего дома?
– По дороге вдоль реки мы доедем до дома за два часа. Один из жителей уже заметил нас и сейчас ускакал сообщить остальным.
Генри тоже заметил, что во время разговора за ними следили. Фургон въезжал в широкое ущелье, где река разделяла монолитные стены скал. Он не сразу понял, слова Речел:
– Как? Два часа? Так близко?
– Да.
– Да… – повторил он.
Генри вспомнил вчерашнюю мучительную ночь, когда они с женой дежурили, как обычно, по очереди. Речел спала у костра, свернувшись калачиком, а Генри глядел на нее и тосковал, чувствуя, как ему не хватает ее близости.
– Зачем же мы делали остановку вчера ночью? – раздраженно спросил он. – Лучше бы ненадолго остановились днем!
– Тогда мы приехали бы поздно вечером. Я не хотела, чтобы вы видели дорогу и мой дом при плохом освещении, – она отвернулась. – Я должна быть уверена, что вы увидите вещи такими, какие они есть на самом деле.
Миновав ущелье, они въехали в цветущую долину, наполненную ароматным воздухом. Вокруг обширных лугов с дикими травами возвышались горы, закрывавшие это благословенное место от ветра. Пейзаж казался одновременно древним и обновленным, как неоконченный рисунок, ожидавший завершения.
Проехав немного вперед, к низине, они опять увидели картину, где упадок соседствовал с новизной. В относительно прямую линию, образовавшую улицу, выстроилось несколько домов – одни были построены совсем недавно, другие, с покосившейся крышей, казались ветхими. Среди них выделялся стоявший на холме свежепобеленный дом, который был несколько выше остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73