– Мне сжечь ее?
– Генри… – Речел пыталась кричать, но ее голос ослаб. Она спустилась по ступенькам крыльца, держась за перила, и подбежала к мужу. – Генри… нет!
Языки пламени лишь успели несколько раз лизнуть углы картины, уже отправленной в огонь. Речел выхватила ее и бросила на снег. Генри, не шевелясь, глядел на жену. Глаза его наполнились слезами: Речел, наконец, признала в нем человека, которого любила, который дарил тепло и сочувствие слабым и беззащитным, хотя его самого преследовали мрачные и бездушные демоны.
Речел взяла его лицо в ладони и посмотрела ему в глаза:
– Генри, не сжигай эту картину! Это не только твоя мечта, но и моя.
Он укрыл плечи жены полами своего пальто и положил подбородок ей на макушку. Их согревало не только тепло объятий, но и жар костра, в котором горели картины.
– Значит, мы оба свободны, – произнес Генри.
– Да, если ты скажешь, зачем подарил мне эту шляпку…
Генри удивленно заморгал:
– Это был просто подарок! Единственный подарок, который я тебе сделал и до которого ты даже не дотронулась…
– Значит, только подарок?
– А чем это еще могло быть?
Речел закусила губу:
– Плата… за ночь в гостинице…
– О, Господи! – Генри взял ее за плечи и слегка встряхнул. – Ты же хотела ее иметь! Я видел, как ты гладила стекло витрины, и представлял, как будешь ее носить… как здесь… – Он указал на картину и улыбнулся: – А твоя проклятая соломенная шляпка все время лезла полями мне в глаза!
Речел засмеялась сквозь слезы. Подарок… Просто подарок.
– Я об этом не подумала. Мне… никогда раньше не делали подарков.
Генри засунул руку во внутренний карман пальто, что-то вынул и спрятал в сжатых пальцах.
– Ты любишь меня, Речел?
– Люблю.
– Без страха? Без сомнений и сожаления?
– Можно бояться любви, но сама она не знает ни страха, ни сомнений, ни сожаления. Она просто есть, хотим мы этого или нет.
– А ты хочешь ее? Ты хочешь меня?
– Да.
Генри вздохнул:
– У меня есть одна вещь, которая по праву принадлежит тебе.
Он раскрыл ладонь и показал жене золотой перстень с рубинами и бриллиантами.
– Когда я впервые его увидела, – призналась Речел, – мне показалось, что на нем капли слез и крови.
– Мы пролили достаточно и того, и другого, Речел… Ты примешь этот подарок? Будешь его носить – ведь он предназначен для этого?
– Буду носить… Генри, давай пойдем домой!
– Зачем? – он поднял голову: некоторые жители Промиса вышли из домов и теперь смотрели на него и Речел. На противоположном конце улицы на крыльце хижины одиноко стояла Роза и тоже глядела в их сторону. – Ах, да! Людям скучно. Пусть они немного развлекутся.
Генри обнял жену и почувствовал, что его чем-то ткнули в живот. Он нахмурился и отступил назад.
– Что за чертовщина? – спросил он, глядя на живот Речел.
– Это… наш ребенок толкается.
Генри до сих пор думал о ребенке только в связи со здоровьем Речел. Ребенок был ее надеждой и его проклятием, ведь во многом именно из-за него Люк заставил Генри жениться на Речел.
– Это будет девочка, – насмешливо предположил он. – Она уже пытается дать отпор любому мужчине, который подходит близко.
Они вошли в дом и возобновили разговор в гостиной.
– У тебя, правда, будет девочка? – поинтересовался Генри.
– Это мой секрет…
– Больше никаких секретов, Речел! Они все портят.
– Как ты испортил меня. Я не хотела влюбляться, не хотела получать удовольствие от прикосновений мужчины или ждать его одобрения по каждому поводу.
– Похоже, миссис Эшфорд, наша сделка имела серьезные последствия: я вас испортил, а вы меня очистили от грехов?
– Я тоже очистилась от грехов.
– Ты не нуждалась ни в каком очищении, Речел! Я помню, как ты сказала доктору, что Бенни не выбирал свою мать-проститутку. Ты была права. Ведь ты тоже не выбирала свою мать.
Они стояли лицом к лицу, муж и жена, научившиеся прощать друг друга, познавшие горькую истину, что уважение неотделимо от правды и что любовь – роскошь, которой нужно дорожить.
Генри обнимал жену, целовал уголки ее губ и улыбался искренней улыбкой, без тени разъедающих душу мрачных сомнений. Улыбкой, заставлявшей блестеть его глаза и означавшей безмолвную клятву, которая была дороже тысячи произнесенных слов.
ЭПИЛОГ
Весна 1887 года
Всю зиму стояли адские холода, и даже когда наступила оттепель, снег еще долго не хотел таять. Оставаясь в своей хижине, Роза уже не находила успокоения в одиночестве и жалела, что не переселилась к Клетусу и Рэйн. От скуки ее спас Генри.
В начале февраля он постучал в ее дверь. Губы его посинели от холода, а брови и ресницы покрылись инеем. Когда Роза открыла, он торопливо проговорил:
– Поторопись, а то лошадь замерзнет!
– Куда я должна торопиться?
Роза выглянула на улицу и увидела рабочую лошадь, запряженную в старые сани.
– Скоро родится ребенок. Ты нужна Речел.
– Твои слова или ее, Хэнк?
– Она звала тебя. Она боится.
– Ого! Ты тоже боишься, Хэнк?
– Еще бы, – ответил он. – Сама пойдешь или тебя привести силой?
Генри помог ей собрать и вынести все необходимое. Затем, увидев, что Роза еще копается в прихожей, без церемоний взял ее в охапку и попросту швырнул на дно саней.
– А почему ты боишься, Хэнк? – продолжала допрашивать Роза, когда они тронулись.
Генри обернулся и впервые внимательно посмотрел ей в глаза:
– Я боюсь, потому что Речел боится.
Розе понравился его ответ. Она поняла, что Генри нужна Речел и что он готов признать это даже перед ней.
* * *
К тому времени, когда Лидия Грэйс Элизабет Феникс Эшфорд появилась на свет и закричала, Генри уже давно был пьян и с трудом мог произнести до конца длинное имя своей дочери. Роза не понимала, зачем эти сумасшедшие англичане нарекают своих детей такими громоздкими именами. И все же ей нравилось, что дочь Речел названа в честь Феникса, а также в честь Лидди, Грэйс и матери Генри. Главное, что девочка будет носить фамилию отца… что у нее вообще есть отец, который ее не покинет.
В начале марта, когда, наконец, прекратились морозы и когда Лидии исполнился ровно месяц, жители Промиса решили устроить вечеринку в ее честь. Роза вышла на крыльцо своей хижины и услышала звуки скрипки и гитары. Мужчины нестройной, но веселой толпой поднимались на холм к дому Речел и Генри. Некоторые несли корзины с провизией и вином.
Роза поспешила вслед за ними. Неожиданно ее догнал элегантно одетый мужчина. Но Розу смутила не его одежда, а его поразительное сходство с Генри.
– Могу я проводить вас, мэм? – спросил он.
Не зная, что и сказать, Роза приняла предложенную руку. Чтобы избежать расспросов, незнакомец начал сам рассказывать о себе, пока они шли по единственной улице Промиса.
Люсьен Эшфорд, граф Фэрли, приехал поздравить брата и сделать ему подарок в честь рождения дочери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Генри… – Речел пыталась кричать, но ее голос ослаб. Она спустилась по ступенькам крыльца, держась за перила, и подбежала к мужу. – Генри… нет!
Языки пламени лишь успели несколько раз лизнуть углы картины, уже отправленной в огонь. Речел выхватила ее и бросила на снег. Генри, не шевелясь, глядел на жену. Глаза его наполнились слезами: Речел, наконец, признала в нем человека, которого любила, который дарил тепло и сочувствие слабым и беззащитным, хотя его самого преследовали мрачные и бездушные демоны.
Речел взяла его лицо в ладони и посмотрела ему в глаза:
– Генри, не сжигай эту картину! Это не только твоя мечта, но и моя.
Он укрыл плечи жены полами своего пальто и положил подбородок ей на макушку. Их согревало не только тепло объятий, но и жар костра, в котором горели картины.
– Значит, мы оба свободны, – произнес Генри.
– Да, если ты скажешь, зачем подарил мне эту шляпку…
Генри удивленно заморгал:
– Это был просто подарок! Единственный подарок, который я тебе сделал и до которого ты даже не дотронулась…
– Значит, только подарок?
– А чем это еще могло быть?
Речел закусила губу:
– Плата… за ночь в гостинице…
– О, Господи! – Генри взял ее за плечи и слегка встряхнул. – Ты же хотела ее иметь! Я видел, как ты гладила стекло витрины, и представлял, как будешь ее носить… как здесь… – Он указал на картину и улыбнулся: – А твоя проклятая соломенная шляпка все время лезла полями мне в глаза!
Речел засмеялась сквозь слезы. Подарок… Просто подарок.
– Я об этом не подумала. Мне… никогда раньше не делали подарков.
Генри засунул руку во внутренний карман пальто, что-то вынул и спрятал в сжатых пальцах.
– Ты любишь меня, Речел?
– Люблю.
– Без страха? Без сомнений и сожаления?
– Можно бояться любви, но сама она не знает ни страха, ни сомнений, ни сожаления. Она просто есть, хотим мы этого или нет.
– А ты хочешь ее? Ты хочешь меня?
– Да.
Генри вздохнул:
– У меня есть одна вещь, которая по праву принадлежит тебе.
Он раскрыл ладонь и показал жене золотой перстень с рубинами и бриллиантами.
– Когда я впервые его увидела, – призналась Речел, – мне показалось, что на нем капли слез и крови.
– Мы пролили достаточно и того, и другого, Речел… Ты примешь этот подарок? Будешь его носить – ведь он предназначен для этого?
– Буду носить… Генри, давай пойдем домой!
– Зачем? – он поднял голову: некоторые жители Промиса вышли из домов и теперь смотрели на него и Речел. На противоположном конце улицы на крыльце хижины одиноко стояла Роза и тоже глядела в их сторону. – Ах, да! Людям скучно. Пусть они немного развлекутся.
Генри обнял жену и почувствовал, что его чем-то ткнули в живот. Он нахмурился и отступил назад.
– Что за чертовщина? – спросил он, глядя на живот Речел.
– Это… наш ребенок толкается.
Генри до сих пор думал о ребенке только в связи со здоровьем Речел. Ребенок был ее надеждой и его проклятием, ведь во многом именно из-за него Люк заставил Генри жениться на Речел.
– Это будет девочка, – насмешливо предположил он. – Она уже пытается дать отпор любому мужчине, который подходит близко.
Они вошли в дом и возобновили разговор в гостиной.
– У тебя, правда, будет девочка? – поинтересовался Генри.
– Это мой секрет…
– Больше никаких секретов, Речел! Они все портят.
– Как ты испортил меня. Я не хотела влюбляться, не хотела получать удовольствие от прикосновений мужчины или ждать его одобрения по каждому поводу.
– Похоже, миссис Эшфорд, наша сделка имела серьезные последствия: я вас испортил, а вы меня очистили от грехов?
– Я тоже очистилась от грехов.
– Ты не нуждалась ни в каком очищении, Речел! Я помню, как ты сказала доктору, что Бенни не выбирал свою мать-проститутку. Ты была права. Ведь ты тоже не выбирала свою мать.
Они стояли лицом к лицу, муж и жена, научившиеся прощать друг друга, познавшие горькую истину, что уважение неотделимо от правды и что любовь – роскошь, которой нужно дорожить.
Генри обнимал жену, целовал уголки ее губ и улыбался искренней улыбкой, без тени разъедающих душу мрачных сомнений. Улыбкой, заставлявшей блестеть его глаза и означавшей безмолвную клятву, которая была дороже тысячи произнесенных слов.
ЭПИЛОГ
Весна 1887 года
Всю зиму стояли адские холода, и даже когда наступила оттепель, снег еще долго не хотел таять. Оставаясь в своей хижине, Роза уже не находила успокоения в одиночестве и жалела, что не переселилась к Клетусу и Рэйн. От скуки ее спас Генри.
В начале февраля он постучал в ее дверь. Губы его посинели от холода, а брови и ресницы покрылись инеем. Когда Роза открыла, он торопливо проговорил:
– Поторопись, а то лошадь замерзнет!
– Куда я должна торопиться?
Роза выглянула на улицу и увидела рабочую лошадь, запряженную в старые сани.
– Скоро родится ребенок. Ты нужна Речел.
– Твои слова или ее, Хэнк?
– Она звала тебя. Она боится.
– Ого! Ты тоже боишься, Хэнк?
– Еще бы, – ответил он. – Сама пойдешь или тебя привести силой?
Генри помог ей собрать и вынести все необходимое. Затем, увидев, что Роза еще копается в прихожей, без церемоний взял ее в охапку и попросту швырнул на дно саней.
– А почему ты боишься, Хэнк? – продолжала допрашивать Роза, когда они тронулись.
Генри обернулся и впервые внимательно посмотрел ей в глаза:
– Я боюсь, потому что Речел боится.
Розе понравился его ответ. Она поняла, что Генри нужна Речел и что он готов признать это даже перед ней.
* * *
К тому времени, когда Лидия Грэйс Элизабет Феникс Эшфорд появилась на свет и закричала, Генри уже давно был пьян и с трудом мог произнести до конца длинное имя своей дочери. Роза не понимала, зачем эти сумасшедшие англичане нарекают своих детей такими громоздкими именами. И все же ей нравилось, что дочь Речел названа в честь Феникса, а также в честь Лидди, Грэйс и матери Генри. Главное, что девочка будет носить фамилию отца… что у нее вообще есть отец, который ее не покинет.
В начале марта, когда, наконец, прекратились морозы и когда Лидии исполнился ровно месяц, жители Промиса решили устроить вечеринку в ее честь. Роза вышла на крыльцо своей хижины и услышала звуки скрипки и гитары. Мужчины нестройной, но веселой толпой поднимались на холм к дому Речел и Генри. Некоторые несли корзины с провизией и вином.
Роза поспешила вслед за ними. Неожиданно ее догнал элегантно одетый мужчина. Но Розу смутила не его одежда, а его поразительное сходство с Генри.
– Могу я проводить вас, мэм? – спросил он.
Не зная, что и сказать, Роза приняла предложенную руку. Чтобы избежать расспросов, незнакомец начал сам рассказывать о себе, пока они шли по единственной улице Промиса.
Люсьен Эшфорд, граф Фэрли, приехал поздравить брата и сделать ему подарок в честь рождения дочери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73