Беги, знай! – Некоторое время она молча погоняла осла, потом снова обернулась к Александру: – Не убегаешь ли и ты от войны?
– От какой войны?
– Разве ты не знаешь, что уже два дня возле нашей деревни рабы сражаются с легионами Публия Вариния? Ты не здешний, что ли?
– Здешний. Я из дома Гнея Станиена, сенатора.
– А-а, знаю… – Женщина вздохнула. – Много зла твой господин причинил нашей деревне…
– А ты Спартака видела? – прервал ее Александр.
– И на вилле Станиена знают это имя? – повернулась к нему женщина.
– Еще бы! Я сам пойду сражаться в его армию! – гордо сказал Александр.
Женщина с любопытством его оглядела:
– И ты туда же? Кому ты, такой, нужен?
– Ты бы посмотрела, как я из лука стреляю!
– Муж мой тоже ушел к Спартаку, потому что, говорят, Спартак добр и делит военную добычу поровну между всеми.
– Так зачем же ты увозишь детей?
– А чем мне их кормить? Поля да огороды солдаты вытоптали. Вот и везу детей к сестре в город, она замужем там за брадобреем. – Женщина скорбно покачала головой и отвернулась. – Опять зазевался? Я тебе!.. – Она взмахнула хворостиной, и осел побежал быстрее. – Вон уж и кузница видна.
Растянувшись на горной тропинке, с перевала двигалась к кузнице вереница людей, ведущих на поводу нагруженных мулов. Впереди этого каравана ехал на осле человек в темном хитоне.
– Что за люди там спускаются? – спросила женщина, останавливая осла.
– Наверное, наш домоправитель. Вон для него и петорита стоит. Теперь я уж все равно, что на месте. Да помогут тебе боги благополучно добраться и найти изобилие в доме твоей сестры.
Раннее возвращение Хризостома спутало все планы Александра. Что с перевала спускается именно он, не подлежало сомнению. Теперь невозможно взять лошадь. Как же быть? Подождать, пока Хризостом подъедет к кузнице, и попросить у него осла?… Это долго. Да и опасно домоправителя обманывать. Ему не скажешь, что вилика послала его со спешным поручением, а лошади не дала. Хризостом может потребовать от вилика отчета, и тогда выяснится, что Александр солгал; а за ложь полагаются плети.
Вон чернеют на песке у кузницы тени двух всадников. Попросить лошадь у них?… Но они, кажется, не собираются здесь задерживаться, иначе слезли бы с коней. Не стоит и время тратить на разговор с ними. Он подбежал к рабу Станиенов, который, лежа в петорите, глядел, как паслись выпряженные лошади.
– Эй, Кастик, вилика (для пущей важности Александр назвал мать должностным именем) посылает меня к отцу и велела взять у тебя одну лошадь.
– А я что же – на себе повезу домоправителя? Вон он уже спускается с перевала.
– Конечно, теперь нельзя, – согласился Александр. – А не знаешь ли, у кого бы здесь раздобыть коня?
– Попроси у Германика. Недавно он купил себе клячу. Александр побежал в кузницу. Один из помощников Германика стоял у мехов, раздувая в топке огонь; другой нагревал брусок; третий, зажав щипцами, поворачивал раскаленный брусок на наковальне, а сам Германик, рассыпая при каждом ударе искры, бил молотом так ловко, что железный брусок под его ударами превращался в топор.
– Эй, Германик! – Александр остановился в дверях. – Дай мне твою лошадь, вилика посылает меня к отцу, а…
Не прекращая работу, кузнец прервал Александра:
– Знаю я эти проделки. Прокатиться верхом захотелось?
– Ничего подобного! Мать посылает меня к отцу на конские пастбища.
– Если бы вилика тебя посылала, она и коня тебе нашла бы, – спокойно ответил Германик. – Сознайся лучше, что соврал. А лошадку я тебе не дам – она уже не молоденькая, чтобы на ней по таким скверным дорогам носиться.
Александр вздохнул.
– Слушай же… Клянусь моим гением-покровителем, что говорю правду! Хозяин приказал сегодня вечером бичевать Клеона, а он ни в чем не виноват…
– Какого Клеона?
– Сицилийца. Он немного старше меня. Ты его видел: Он приехал на виллу с молодым господином. У него еще такая замечательная собака была… огромная, как теленок…
– Какую-то собаку припоминаю, – отозвался кузнец, – а мальчика что-то не заметил.
– Он мой друг, и я спешу к отцу, чтобы он скорее ехал домой и упросил господина отменить бичевание.
– Твой отец – вилик. Значит, прежде всего он обязан блюсти интересы хозяина. А ты воображаешь, что он бросит все дела и поскачет спасать какого-то мальчишку!
– Но господин несправедливо приказал его бичевать! Он даже не выслушал его.
– А хотя бы и так. Твой сицилиец – раб, как и мы с тобой. Если господин пожелает спустить с нас шкуру, он это сделает. А разбирать, справедливо это или несправедливо, не наше дело. Так-то, дружок…
– Кузнец прав, – раздался за спиной Александра мелодичный голос.
Мальчик обернулся, ожидая увидеть женщину. В двух шагах от него стоял всадник в грубом солдатском плаще, из-под которого выглядывала позолоченная кольчуга. Голову всадника покрывал солдатский шлем. Александр подумал, что это переодетый контуберналий, которого римский военачальник послал к перевалу с поручением.
– Скажи мне, кто твой господин, – продолжал всадник, – и, если он мне знаком, я попрошу его за этого раба… или попробую купить твоего друга.
Сын вилика молча рассматривал незнакомца, удивляясь его певучему голосу, завиткам золотистых волос, выбивавшихся кое-где из-под шлема, и до смешного маленьким ногам, обутым в солдатские калиги, из-под ремней которых выглядывали розовые пальцы. Всадник походил на переодетую девушку и, несмотря на солдатскую одежду и пыль, покрывавшую его с головы до ног, казался нарядным.
– Я тебя спрашиваю, мальчик, – повторил он: – кто твой господин?
– Сенатор Гней Станиен.
– О-о! – разочарованно протянул всадник. – Толстяк Станиен… Не очень-то он меня жалует. Все же, как только освобожусь от дел, приеду с ним поторговаться.
Александр широко раскрыл глаза, услышав, что какой-то приезжий так бесцеремонно обзывает его хозяина толстяком.
– Но, в таком случае, я, кажется, знаю твоего друга! – живо сказал юноша. – Германик, выйди-ка, посмотри, что это за люди спускаются с перевала. Уж не Хризостом ли?…
Германик вышел на порог и из-под руки стал вглядываться в приближающийся караван.
– О господин! – Александр умоляюще сложил руки. – Дай мне твою лошадь! Она тебе сейчас не нужна, а я мигом промчусь к отцу и прискачу обратно.
– Да, это домоправитель, – подтвердил кузнец.
– А ты говорил, что он приедет только к вечеру! – с досадой крикнул юноша. – Как же теперь быть?
Германик виновато развел руками. К юноше подъехал его спутник.
– Тшш… Спокойнее, господин… – многозначительно взглянув на юношу, сказал он. – Поспешим домой – мы ведь покончили здесь со всеми делами.
Александр коснулся маленькой ноги всадника:
– Господин…
– Ну что ты пристал, мальчуган! – рассердился юноша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– От какой войны?
– Разве ты не знаешь, что уже два дня возле нашей деревни рабы сражаются с легионами Публия Вариния? Ты не здешний, что ли?
– Здешний. Я из дома Гнея Станиена, сенатора.
– А-а, знаю… – Женщина вздохнула. – Много зла твой господин причинил нашей деревне…
– А ты Спартака видела? – прервал ее Александр.
– И на вилле Станиена знают это имя? – повернулась к нему женщина.
– Еще бы! Я сам пойду сражаться в его армию! – гордо сказал Александр.
Женщина с любопытством его оглядела:
– И ты туда же? Кому ты, такой, нужен?
– Ты бы посмотрела, как я из лука стреляю!
– Муж мой тоже ушел к Спартаку, потому что, говорят, Спартак добр и делит военную добычу поровну между всеми.
– Так зачем же ты увозишь детей?
– А чем мне их кормить? Поля да огороды солдаты вытоптали. Вот и везу детей к сестре в город, она замужем там за брадобреем. – Женщина скорбно покачала головой и отвернулась. – Опять зазевался? Я тебе!.. – Она взмахнула хворостиной, и осел побежал быстрее. – Вон уж и кузница видна.
Растянувшись на горной тропинке, с перевала двигалась к кузнице вереница людей, ведущих на поводу нагруженных мулов. Впереди этого каравана ехал на осле человек в темном хитоне.
– Что за люди там спускаются? – спросила женщина, останавливая осла.
– Наверное, наш домоправитель. Вон для него и петорита стоит. Теперь я уж все равно, что на месте. Да помогут тебе боги благополучно добраться и найти изобилие в доме твоей сестры.
Раннее возвращение Хризостома спутало все планы Александра. Что с перевала спускается именно он, не подлежало сомнению. Теперь невозможно взять лошадь. Как же быть? Подождать, пока Хризостом подъедет к кузнице, и попросить у него осла?… Это долго. Да и опасно домоправителя обманывать. Ему не скажешь, что вилика послала его со спешным поручением, а лошади не дала. Хризостом может потребовать от вилика отчета, и тогда выяснится, что Александр солгал; а за ложь полагаются плети.
Вон чернеют на песке у кузницы тени двух всадников. Попросить лошадь у них?… Но они, кажется, не собираются здесь задерживаться, иначе слезли бы с коней. Не стоит и время тратить на разговор с ними. Он подбежал к рабу Станиенов, который, лежа в петорите, глядел, как паслись выпряженные лошади.
– Эй, Кастик, вилика (для пущей важности Александр назвал мать должностным именем) посылает меня к отцу и велела взять у тебя одну лошадь.
– А я что же – на себе повезу домоправителя? Вон он уже спускается с перевала.
– Конечно, теперь нельзя, – согласился Александр. – А не знаешь ли, у кого бы здесь раздобыть коня?
– Попроси у Германика. Недавно он купил себе клячу. Александр побежал в кузницу. Один из помощников Германика стоял у мехов, раздувая в топке огонь; другой нагревал брусок; третий, зажав щипцами, поворачивал раскаленный брусок на наковальне, а сам Германик, рассыпая при каждом ударе искры, бил молотом так ловко, что железный брусок под его ударами превращался в топор.
– Эй, Германик! – Александр остановился в дверях. – Дай мне твою лошадь, вилика посылает меня к отцу, а…
Не прекращая работу, кузнец прервал Александра:
– Знаю я эти проделки. Прокатиться верхом захотелось?
– Ничего подобного! Мать посылает меня к отцу на конские пастбища.
– Если бы вилика тебя посылала, она и коня тебе нашла бы, – спокойно ответил Германик. – Сознайся лучше, что соврал. А лошадку я тебе не дам – она уже не молоденькая, чтобы на ней по таким скверным дорогам носиться.
Александр вздохнул.
– Слушай же… Клянусь моим гением-покровителем, что говорю правду! Хозяин приказал сегодня вечером бичевать Клеона, а он ни в чем не виноват…
– Какого Клеона?
– Сицилийца. Он немного старше меня. Ты его видел: Он приехал на виллу с молодым господином. У него еще такая замечательная собака была… огромная, как теленок…
– Какую-то собаку припоминаю, – отозвался кузнец, – а мальчика что-то не заметил.
– Он мой друг, и я спешу к отцу, чтобы он скорее ехал домой и упросил господина отменить бичевание.
– Твой отец – вилик. Значит, прежде всего он обязан блюсти интересы хозяина. А ты воображаешь, что он бросит все дела и поскачет спасать какого-то мальчишку!
– Но господин несправедливо приказал его бичевать! Он даже не выслушал его.
– А хотя бы и так. Твой сицилиец – раб, как и мы с тобой. Если господин пожелает спустить с нас шкуру, он это сделает. А разбирать, справедливо это или несправедливо, не наше дело. Так-то, дружок…
– Кузнец прав, – раздался за спиной Александра мелодичный голос.
Мальчик обернулся, ожидая увидеть женщину. В двух шагах от него стоял всадник в грубом солдатском плаще, из-под которого выглядывала позолоченная кольчуга. Голову всадника покрывал солдатский шлем. Александр подумал, что это переодетый контуберналий, которого римский военачальник послал к перевалу с поручением.
– Скажи мне, кто твой господин, – продолжал всадник, – и, если он мне знаком, я попрошу его за этого раба… или попробую купить твоего друга.
Сын вилика молча рассматривал незнакомца, удивляясь его певучему голосу, завиткам золотистых волос, выбивавшихся кое-где из-под шлема, и до смешного маленьким ногам, обутым в солдатские калиги, из-под ремней которых выглядывали розовые пальцы. Всадник походил на переодетую девушку и, несмотря на солдатскую одежду и пыль, покрывавшую его с головы до ног, казался нарядным.
– Я тебя спрашиваю, мальчик, – повторил он: – кто твой господин?
– Сенатор Гней Станиен.
– О-о! – разочарованно протянул всадник. – Толстяк Станиен… Не очень-то он меня жалует. Все же, как только освобожусь от дел, приеду с ним поторговаться.
Александр широко раскрыл глаза, услышав, что какой-то приезжий так бесцеремонно обзывает его хозяина толстяком.
– Но, в таком случае, я, кажется, знаю твоего друга! – живо сказал юноша. – Германик, выйди-ка, посмотри, что это за люди спускаются с перевала. Уж не Хризостом ли?…
Германик вышел на порог и из-под руки стал вглядываться в приближающийся караван.
– О господин! – Александр умоляюще сложил руки. – Дай мне твою лошадь! Она тебе сейчас не нужна, а я мигом промчусь к отцу и прискачу обратно.
– Да, это домоправитель, – подтвердил кузнец.
– А ты говорил, что он приедет только к вечеру! – с досадой крикнул юноша. – Как же теперь быть?
Германик виновато развел руками. К юноше подъехал его спутник.
– Тшш… Спокойнее, господин… – многозначительно взглянув на юношу, сказал он. – Поспешим домой – мы ведь покончили здесь со всеми делами.
Александр коснулся маленькой ноги всадника:
– Господин…
– Ну что ты пристал, мальчуган! – рассердился юноша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70