С омерзением отбросив две простынки с раскладушки, на которой ночевал в спальне Хаммонда Одри, она внимательно осмотрела четыре простыни, принадлежавшие Хаммонду и Уоррену, а затем положила конец трапезе Ненси словами:
– Принеси-ка дождевой воды, налей ее в большой котел и разожги огонь. Нечего тянуть! Очисти свою тарелку, ноги в руки – и за дело!
Ненси еще не закончила завтракать, но она отлично знала, что Лукреции Борджиа лучше не перечить, особенно когда та не в духе – достаточно было взглянуть на поджатые губы кухарки и ее прищуренные глаза. Ненси вскочила и метнулась к двери. Близнецы, путавшиеся у Хаммонда в ногах, отпустили его штанины и затеяли было возню на куче грязного белья, но Лукреция Борджиа образумила их звучными шлепками и отшвырнула в противоположный угол, где они теперь терли глаза и надрывно всхлипывали.
Схватив одну из больших простыней, Лукреция Борджиа шагнула к юношам.
– Почему ты не спишь в своей постели, Одри? – Ее глаза метали молнии.
– Именно в ней я и сплю, Лукреция Борджиа, мэм, – ответил Одри, запинаясь. Он запирался, но его все больше охватывал страх.
Она в гневе перевела взгляд на Хаммонда. Он был хозяйским сыном, белым, в отношении которого надлежало проявлять почтительность, однако она была непреклонна.
– Это правда, масса Хаммонд, сэр?
– Святая правда, Лукреция Борджиа! Одри спит на раскладушке, а я – в своей постели.
– Я никому не позволю меня обманывать, даже вам, масса Хаммонд, сэр! Если я не выношу лжи от белых, то тем более не дам обманывать меня какому-то цветному! К тому же меня не проведешь. Не на ту напали! Думаете, разворошили постель Одри и замели следы? Я каждое утро убираю ваши постели. Что же я вижу: постель Одри не тронута, подушка не примята, зато большая постель перевернута вверх дном, на обеих подушках следы голов! – Она впилась глазами в обоих лгунов, готовая их испепелить. Молчание стало невыносимым. – А тут еще вот это! – Она показала на пятно на простыни. – И это! – Она нашла еще одно пятно. – Вот я и спрашиваю: чем вы занимаетесь по ночам, если спите вместе?
Она ждала ответа, но его не последовало. Тогда она подскочила к Одри и отвесила ему оплеуху. Удар был таким сокрушительным, что парень не устоял на ногах. Оказавшись на полу, он пустил слезу.
– Не будь вы белым, да к тому же сыном массы Уоррена, я бы и Вас не пощадила! – крикнула она Хаммонду. – Можете не отвечать, чем вы занимаетесь, – я сама все знаю. Это дурно, это грязь! Знаете, что вас ждет, если не перестанете?
Хаммонд попятился. Он не опасался, что Лукреция Борджиа поднимет на него руку, как на Одри, но ее гнев заставлял и его корчиться от страха.
– Мы ничего такого не делаем, Лукреция Борджиа! Просто мы с Одри иногда спим вместе. Мы любим поболтать.
– Если бы вы только болтали!.. Нашли дурочку! То, что вы делаете, – дурно. От этого вы станете идиотами. Это ненормально, плохо. Я бы поговорила с вашим отцом, но знаю, что это его слишком расстроит. Он так рассердится, что велит отстегать паршивца Одри, чтобы у него на спине не осталось ни клочка мяса. Вас он тоже не пощадит, масса Хаммонд.
– Пощадит, если ты будешь держать язык за зубами. – Хаммонд повесил голову, а потом робко поднял на Лукрецию Борджиа глаза. – Папа не станет стегать Одри. Одри – очень ценный цветной, красавчик, папа уже задумал отправить его на аукцион со следующим же невольничьим караваном. В Новом Орлеане за него дадут хорошую цену. Такого нельзя метить рубцами. Если он поднимется на помост с порченой шкурой, мы выручим за него на полтысячи меньше.
– Ниггеры, ниггеры, ниггеры… У вас одно на уме, масса Хаммонд! Сколько можно взять за того, сколько за этого… Пора вам поразмыслить еще кое о чем.
Она отбросила простыню с выразительными пятнами и присела за стол, пригласив Хаммонда занять место напротив. Ее гнев улегся, и следующие ее слова, при всей их суровости, прозвучали уже без злобы. Она даже взяла его руку в свою.
– В вашем возрасте, масса Хаммонд, сэр, вы уже можете прогнать этого бездельника. Вы выросли, вам скоро шестнадцать лет, так зачем вам в спальне дурацкий черномазый, вечно таскающийся за вами по пятам? Пора положить этому конец. Пускай Одри отправляется обратно в барак. Придется мне поговорить с вашим отцом, раскрыть ему глаза.
– Но ты же не скажешь ему об Одри и обо мне, Лукреция Борджиа? Иначе он ужасно вспылит!
Она покачала головой:
– Я не хочу вас позорить, тем более перед отцом. Хотя поговорить с ним мне все равно надо.
– Спасибо, что меня не выдашь. – Он стиснул руку Лукреции Борджиа. – Хочешь, открою секрет? Я тебя очень люблю, Лукреция Борджиа.
– Нечего подлизываться! – Противореча себе, она потрепала его по щеке.
– И Одри не выдавай! Я не хочу, чтобы его забили до полусмерти. Он тоже хороший негр.
– Ладно, – согласилась она. – Только обещайте мне, что ничего подобного больше не повторится. Это для вашей же пользы, масса Хаммонд, сэр. Сейчас я заверну вам сандвичи. Идите плавайте, если вам так хочется, но когда ваш отец вернется, я с ним обязательно поговорю.
– О чем? – снова испугался Хаммонд.
– О том, что пришла пора многое здесь изменить.
– Скажи, что ты имеешь в виду!
– Предоставьте это мне, масса Хаммонд, сэр. Я не хочу навлекать на вас беду. Так и быть, пускай и Одри пока не знакомится с кнутом, хотя я бы не возражала, если б его шкуру малость подпортили. Такой красавчик знает, сколько за него могут отвалить, поэтому позволяет себе невесть что. А мое дело – защитить вас, масса Хаммонд, сэр. Я вовсе не хочу, чтобы с моим мальчиком случилась беда.
Он обошел стол и обнял Лукрецию Борджиа:
– Ты так добра ко мне, Лукреция Борджиа!
Она потрепала его по руке:
– А как же иначе, масса Хаммонд, сэр! Ведь у вас нет матери, кто же за вами присмотрит? Одна старая Лукреция Борджиа и осталась. Ничего, уж я позабочусь о моем мальчике.
Она встала, подошла к хлебнице, взяла каравай и принялась его кромсать.
– Если вы собрались купаться в омуте, то лучше и впрямь прихватите с собой Одри. Одному там опасно. Только зарубите себе на носу: чтобы больше никаких глупостей, не то ваш отец все узнает.
Она заглянула в чулан, где хранились окорока. Хаммонд покосился на перепуганного Одри.
– Она все знает, – прошептал тот.
– Да. С нашими забавами теперь покончено. У проклятой Лукреции Борджиа и на затылке есть глаза. Она знает все, что творится в Фалконхерсте.
Шепот прекратился. Лукреция Борджиа возвратилась из чулана и взялась делать сандвичи, не жалея масла. Завернув свои изделия в белую салфетку, сложила их в корзинку, которую вручила Одри, грозно помахав пальцем перед самым его носом. Он бросился вон из кухни с пепельным от страха лицом. Хаммонд чувствовал себя увереннее, зная, что ему ничего не угрожает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Принеси-ка дождевой воды, налей ее в большой котел и разожги огонь. Нечего тянуть! Очисти свою тарелку, ноги в руки – и за дело!
Ненси еще не закончила завтракать, но она отлично знала, что Лукреции Борджиа лучше не перечить, особенно когда та не в духе – достаточно было взглянуть на поджатые губы кухарки и ее прищуренные глаза. Ненси вскочила и метнулась к двери. Близнецы, путавшиеся у Хаммонда в ногах, отпустили его штанины и затеяли было возню на куче грязного белья, но Лукреция Борджиа образумила их звучными шлепками и отшвырнула в противоположный угол, где они теперь терли глаза и надрывно всхлипывали.
Схватив одну из больших простыней, Лукреция Борджиа шагнула к юношам.
– Почему ты не спишь в своей постели, Одри? – Ее глаза метали молнии.
– Именно в ней я и сплю, Лукреция Борджиа, мэм, – ответил Одри, запинаясь. Он запирался, но его все больше охватывал страх.
Она в гневе перевела взгляд на Хаммонда. Он был хозяйским сыном, белым, в отношении которого надлежало проявлять почтительность, однако она была непреклонна.
– Это правда, масса Хаммонд, сэр?
– Святая правда, Лукреция Борджиа! Одри спит на раскладушке, а я – в своей постели.
– Я никому не позволю меня обманывать, даже вам, масса Хаммонд, сэр! Если я не выношу лжи от белых, то тем более не дам обманывать меня какому-то цветному! К тому же меня не проведешь. Не на ту напали! Думаете, разворошили постель Одри и замели следы? Я каждое утро убираю ваши постели. Что же я вижу: постель Одри не тронута, подушка не примята, зато большая постель перевернута вверх дном, на обеих подушках следы голов! – Она впилась глазами в обоих лгунов, готовая их испепелить. Молчание стало невыносимым. – А тут еще вот это! – Она показала на пятно на простыни. – И это! – Она нашла еще одно пятно. – Вот я и спрашиваю: чем вы занимаетесь по ночам, если спите вместе?
Она ждала ответа, но его не последовало. Тогда она подскочила к Одри и отвесила ему оплеуху. Удар был таким сокрушительным, что парень не устоял на ногах. Оказавшись на полу, он пустил слезу.
– Не будь вы белым, да к тому же сыном массы Уоррена, я бы и Вас не пощадила! – крикнула она Хаммонду. – Можете не отвечать, чем вы занимаетесь, – я сама все знаю. Это дурно, это грязь! Знаете, что вас ждет, если не перестанете?
Хаммонд попятился. Он не опасался, что Лукреция Борджиа поднимет на него руку, как на Одри, но ее гнев заставлял и его корчиться от страха.
– Мы ничего такого не делаем, Лукреция Борджиа! Просто мы с Одри иногда спим вместе. Мы любим поболтать.
– Если бы вы только болтали!.. Нашли дурочку! То, что вы делаете, – дурно. От этого вы станете идиотами. Это ненормально, плохо. Я бы поговорила с вашим отцом, но знаю, что это его слишком расстроит. Он так рассердится, что велит отстегать паршивца Одри, чтобы у него на спине не осталось ни клочка мяса. Вас он тоже не пощадит, масса Хаммонд.
– Пощадит, если ты будешь держать язык за зубами. – Хаммонд повесил голову, а потом робко поднял на Лукрецию Борджиа глаза. – Папа не станет стегать Одри. Одри – очень ценный цветной, красавчик, папа уже задумал отправить его на аукцион со следующим же невольничьим караваном. В Новом Орлеане за него дадут хорошую цену. Такого нельзя метить рубцами. Если он поднимется на помост с порченой шкурой, мы выручим за него на полтысячи меньше.
– Ниггеры, ниггеры, ниггеры… У вас одно на уме, масса Хаммонд! Сколько можно взять за того, сколько за этого… Пора вам поразмыслить еще кое о чем.
Она отбросила простыню с выразительными пятнами и присела за стол, пригласив Хаммонда занять место напротив. Ее гнев улегся, и следующие ее слова, при всей их суровости, прозвучали уже без злобы. Она даже взяла его руку в свою.
– В вашем возрасте, масса Хаммонд, сэр, вы уже можете прогнать этого бездельника. Вы выросли, вам скоро шестнадцать лет, так зачем вам в спальне дурацкий черномазый, вечно таскающийся за вами по пятам? Пора положить этому конец. Пускай Одри отправляется обратно в барак. Придется мне поговорить с вашим отцом, раскрыть ему глаза.
– Но ты же не скажешь ему об Одри и обо мне, Лукреция Борджиа? Иначе он ужасно вспылит!
Она покачала головой:
– Я не хочу вас позорить, тем более перед отцом. Хотя поговорить с ним мне все равно надо.
– Спасибо, что меня не выдашь. – Он стиснул руку Лукреции Борджиа. – Хочешь, открою секрет? Я тебя очень люблю, Лукреция Борджиа.
– Нечего подлизываться! – Противореча себе, она потрепала его по щеке.
– И Одри не выдавай! Я не хочу, чтобы его забили до полусмерти. Он тоже хороший негр.
– Ладно, – согласилась она. – Только обещайте мне, что ничего подобного больше не повторится. Это для вашей же пользы, масса Хаммонд, сэр. Сейчас я заверну вам сандвичи. Идите плавайте, если вам так хочется, но когда ваш отец вернется, я с ним обязательно поговорю.
– О чем? – снова испугался Хаммонд.
– О том, что пришла пора многое здесь изменить.
– Скажи, что ты имеешь в виду!
– Предоставьте это мне, масса Хаммонд, сэр. Я не хочу навлекать на вас беду. Так и быть, пускай и Одри пока не знакомится с кнутом, хотя я бы не возражала, если б его шкуру малость подпортили. Такой красавчик знает, сколько за него могут отвалить, поэтому позволяет себе невесть что. А мое дело – защитить вас, масса Хаммонд, сэр. Я вовсе не хочу, чтобы с моим мальчиком случилась беда.
Он обошел стол и обнял Лукрецию Борджиа:
– Ты так добра ко мне, Лукреция Борджиа!
Она потрепала его по руке:
– А как же иначе, масса Хаммонд, сэр! Ведь у вас нет матери, кто же за вами присмотрит? Одна старая Лукреция Борджиа и осталась. Ничего, уж я позабочусь о моем мальчике.
Она встала, подошла к хлебнице, взяла каравай и принялась его кромсать.
– Если вы собрались купаться в омуте, то лучше и впрямь прихватите с собой Одри. Одному там опасно. Только зарубите себе на носу: чтобы больше никаких глупостей, не то ваш отец все узнает.
Она заглянула в чулан, где хранились окорока. Хаммонд покосился на перепуганного Одри.
– Она все знает, – прошептал тот.
– Да. С нашими забавами теперь покончено. У проклятой Лукреции Борджиа и на затылке есть глаза. Она знает все, что творится в Фалконхерсте.
Шепот прекратился. Лукреция Борджиа возвратилась из чулана и взялась делать сандвичи, не жалея масла. Завернув свои изделия в белую салфетку, сложила их в корзинку, которую вручила Одри, грозно помахав пальцем перед самым его носом. Он бросился вон из кухни с пепельным от страха лицом. Хаммонд чувствовал себя увереннее, зная, что ему ничего не угрожает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89