В конюшне он выставил в проход, на солнце, кресло, предназначенное для отца, полюбовался на четвероногий подарок и потрепал мерина по шелковой шее.
– Какой ты славный, Старфайер! Мы будем добрыми друзьями. – Проникновенный тон нового хозяина успокоил взбудораженное животное. Хаммонд сказал отцу: – Хочу проехаться на нем до дороги. Любопытно, каков он на скаку.
Он закинул ногу на седло и жестом приказал Омару подержать для него стремя. Выехав наружу, он не спеша прогарцевал мимо строя невольников, принимавших от Лукреции Борджиа лимонные и шандровые леденцы. Потом легонько хлопнул коня по крупу, пустив его галопом. Быстро достигнув дороги, Хаммонд возвратился к конюшне и передал уздечку Омару.
– Он с норовом, – с сомнением проговорил Хаммонд, выпятив нижнюю губу, – но это, наверное, потому, что он ко мне не привык. Надеюсь, мне удастся его приручить. Кажется, я ему уже нравлюсь.
– Все дело, наверное, в проклятых цветочках у него на шее. Тут поневоле взбрыкнешь! Лошади этого не любят.
Максвелл указал Лукреции Борджиа на розы и гелиотропы у коня на шее.
– Сними это, – велел Хаммонд Омару. – И со своей шеи сними. Тебе и коню нечего щеголять в венках.
– Это все Лукреция Борджиа, – объяснил Максвелл. – Она из-за твоего дня рождения совсем тронулась. Сперва настояла, чтобы я подарил тебе этого коня, а теперь говорит, что и негра следует отдать тебе. Только какой в этом смысл – он ведь так и так твой.
– А мне все равно нравится считать его подарком мне на день рождения. Так ты говоришь, что он наполовину мандинго?
– Именно.
– А звать его Омаром?
– Омаром. Странное имечко, но Льюк сказал, что его надо называть именно так.
Хаммонд поставил рядом с отцовским креслом стул для себя.
– Меня так и подмывает его ощупать.
– Я тебя не осуждаю: я тоже первым делом его ощупал.
– Эй ты, Омар! – позвал Хам. – Поди-ка сюда! – Он указал ему место рядом со своим стулом. – Сними цветы с шеи и тряпку с головы. – Хаму не терпелось перейти к главному развлечению. – Разденься догола. Видя непонимающий взгляд Омара, Хам прикрикнул: – Снимай одежду! Я хочу тебя ощупать. Отец тебя уже щупал, теперь мой черед. Как же это сделать, когда ты одет?
Вопросительно поглядывая на белых, чтобы понять, верно ли он их понял, Омар снял с шеи венок и размотал тюрбан. Хаммонд обратил внимание, как аккуратно он сложил его, а заодно новенькую рубаху и штаны. Раздевшись догола, Омар, прикрываясь ладонью, вытянулся перед Максвеллами.
– Убери руку. Что ты там прячешь? – Хам оттолкнул его руку. – Если мы решили тебя осмотреть, то тебе все равно никуда не деться.
Хам долго осматривал его с головы до ног, потом повернул спиной к себе. Отцу он сказал одобрительно:
– Хорош! Только мне нравятся более сильные.
– Зато у него идеальное телосложение, – возразил Максвелл. – Точь-в-точь как у резвой лошадки! Здоровенные мускулы ему ни к чему. Главное, что он достаточно силен и хорошо сложен.
Хаммонд с сомнением пожал плечами. Потом провел руками по спине Омара, развернул его, провел ладонями по груди, бедрам, ногам.
– Не люблю, когда ниггеры такие волосатые. – Хам как будто вознамерился отыскать в новичке изъяны, хотя на самом деле тот пришелся ему вполне по душе.
– Это потому, что он не настоящий негр. Ты же знаешь, он наполовину араб.
– Что ж, придраться и впрямь не к чему, – гордо заключил Хаммонд. – И внешностью удался.
– А посмотри, что у него между ног! Этот парень будет отменным производителем.
– Но он обрезанный… – опять с некоторым сомнением заметил Хам.
– Говорят, это даже лучше. Обрезанные дадут фору другим производителям.
Хам продолжил осмотр. Поскольку отец обошелся при покупке нового раба без консультации с сыном, он полагал, что обязан проявить въедливость, хотя был вполне доволен покупкой. Изучив тело Омара, он указал ему на мешок с отрубями, стоявший рядом с кормушкой.
– Ну-ка, подними! – приказал он.
Омар шагнул к мешку, весившему фунтов сто, легко вскинул его на плечо и понес по конюшне, а потом остановился, дожидаясь разрешения поставить свою ношу на пол. Только когда Хам кивнул, он избавился от мешка.
– Силенка у него есть, – согласился Хам. – Похоже, у нас появился неплохой бычок, отец.
– К тому же наполовину мандинго, – напомнил Максвелл.
– Ты считаешь, что его можно спаривать с нашими телками? Я сотни раз слышал от тебя самого, что мандинго не следует скрещивать с другими породами.
– Он сам полукровка, и, как видишь, к нему не придерешься.
– Это верно. С кем ты собираешься его спаривать?
– Я подумываю о Квини: светлокожая, с прямыми волосами, миловидная, словно сошла с картинки.
– А какую работу ему можно поручить? Для поля он слишком хорош. Как такому позволить собирать хлопок?
– Он прирожденный конюх, – вспомнил Максвелл наставления Льюка. – Всю жизнь не отходит от лошадей. Поручу ему конюшню, а ночует пускай в хижине Лейлы с Квини. Кто с ней сейчас сожительствует?
– Ной. Только она пока что не забеременела.
– У Ноя дети никак не получаются. Скорее всего, он бесплоден, – озабоченно проговорил Максвелл. – Придется отнять у него Квини. Если ты поможешь мне вернуться в дом, я велю Лукреции Борджиа отвести Омара в хижину Лейлы. Она передаст ему, что он может сожительствовать с Квини либо все время, либо до тех пор, пока та не понесет.
Хаммонд послушно проводил отца в дом и устроил в кресле-качалке посредине гостиной, после чего заглянул на кухню.
– Какие чудесные подарки я получил на свой день рождения, Лукреция Борджиа! – Он улыбнулся ей и полуобнял. – Вы с отцом постарались доставить мне удовольствие. Лошадь и негр – самые отменные!
Она усмехнулась:
– Благодарите своего отца. Я слова не вымолвила, но, кажется, он сделал правильный выбор. Шли бы вы отсюда, масса Хам, сэр! Старуха Лукреция Борджиа печет вам ко дню рождения кекс и может что-нибудь запамятовать, если вы будете ее отвлекать.
Он от души расхохотался:
– Лукреция Борджиа никогда ничего не забывает. Этого у тебя не отнимешь.
С этими словами он ретировался, оставив ее совершенно счастливой. Ведь она знала, что он получил то, о чем больше всего мечтал, – коня и раба-мандинго, пускай и полукровку. Она надеялась, что когда-нибудь у него появится настоящий мандинго. Ведь если Омар, нечистокровный мандинго, такой красавчик, то каков же будет настоящий мандинго?
Глава XXV
Лукрецию Борджиа редко терзала ревность, однако на этот раз, получив после ужина поручение Максвелла отвести Омара в хижину Лейлы и положить его в постель к Квини, она испытала чувство, доселе ей неведомое. И была вынуждена признаться самой себе, что познала ревность. О, как ей хотелось оказаться на месте Квини! Но ей было решительно заявлено, что Омара ей не видать как своих ушей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Какой ты славный, Старфайер! Мы будем добрыми друзьями. – Проникновенный тон нового хозяина успокоил взбудораженное животное. Хаммонд сказал отцу: – Хочу проехаться на нем до дороги. Любопытно, каков он на скаку.
Он закинул ногу на седло и жестом приказал Омару подержать для него стремя. Выехав наружу, он не спеша прогарцевал мимо строя невольников, принимавших от Лукреции Борджиа лимонные и шандровые леденцы. Потом легонько хлопнул коня по крупу, пустив его галопом. Быстро достигнув дороги, Хаммонд возвратился к конюшне и передал уздечку Омару.
– Он с норовом, – с сомнением проговорил Хаммонд, выпятив нижнюю губу, – но это, наверное, потому, что он ко мне не привык. Надеюсь, мне удастся его приручить. Кажется, я ему уже нравлюсь.
– Все дело, наверное, в проклятых цветочках у него на шее. Тут поневоле взбрыкнешь! Лошади этого не любят.
Максвелл указал Лукреции Борджиа на розы и гелиотропы у коня на шее.
– Сними это, – велел Хаммонд Омару. – И со своей шеи сними. Тебе и коню нечего щеголять в венках.
– Это все Лукреция Борджиа, – объяснил Максвелл. – Она из-за твоего дня рождения совсем тронулась. Сперва настояла, чтобы я подарил тебе этого коня, а теперь говорит, что и негра следует отдать тебе. Только какой в этом смысл – он ведь так и так твой.
– А мне все равно нравится считать его подарком мне на день рождения. Так ты говоришь, что он наполовину мандинго?
– Именно.
– А звать его Омаром?
– Омаром. Странное имечко, но Льюк сказал, что его надо называть именно так.
Хаммонд поставил рядом с отцовским креслом стул для себя.
– Меня так и подмывает его ощупать.
– Я тебя не осуждаю: я тоже первым делом его ощупал.
– Эй ты, Омар! – позвал Хам. – Поди-ка сюда! – Он указал ему место рядом со своим стулом. – Сними цветы с шеи и тряпку с головы. – Хаму не терпелось перейти к главному развлечению. – Разденься догола. Видя непонимающий взгляд Омара, Хам прикрикнул: – Снимай одежду! Я хочу тебя ощупать. Отец тебя уже щупал, теперь мой черед. Как же это сделать, когда ты одет?
Вопросительно поглядывая на белых, чтобы понять, верно ли он их понял, Омар снял с шеи венок и размотал тюрбан. Хаммонд обратил внимание, как аккуратно он сложил его, а заодно новенькую рубаху и штаны. Раздевшись догола, Омар, прикрываясь ладонью, вытянулся перед Максвеллами.
– Убери руку. Что ты там прячешь? – Хам оттолкнул его руку. – Если мы решили тебя осмотреть, то тебе все равно никуда не деться.
Хам долго осматривал его с головы до ног, потом повернул спиной к себе. Отцу он сказал одобрительно:
– Хорош! Только мне нравятся более сильные.
– Зато у него идеальное телосложение, – возразил Максвелл. – Точь-в-точь как у резвой лошадки! Здоровенные мускулы ему ни к чему. Главное, что он достаточно силен и хорошо сложен.
Хаммонд с сомнением пожал плечами. Потом провел руками по спине Омара, развернул его, провел ладонями по груди, бедрам, ногам.
– Не люблю, когда ниггеры такие волосатые. – Хам как будто вознамерился отыскать в новичке изъяны, хотя на самом деле тот пришелся ему вполне по душе.
– Это потому, что он не настоящий негр. Ты же знаешь, он наполовину араб.
– Что ж, придраться и впрямь не к чему, – гордо заключил Хаммонд. – И внешностью удался.
– А посмотри, что у него между ног! Этот парень будет отменным производителем.
– Но он обрезанный… – опять с некоторым сомнением заметил Хам.
– Говорят, это даже лучше. Обрезанные дадут фору другим производителям.
Хам продолжил осмотр. Поскольку отец обошелся при покупке нового раба без консультации с сыном, он полагал, что обязан проявить въедливость, хотя был вполне доволен покупкой. Изучив тело Омара, он указал ему на мешок с отрубями, стоявший рядом с кормушкой.
– Ну-ка, подними! – приказал он.
Омар шагнул к мешку, весившему фунтов сто, легко вскинул его на плечо и понес по конюшне, а потом остановился, дожидаясь разрешения поставить свою ношу на пол. Только когда Хам кивнул, он избавился от мешка.
– Силенка у него есть, – согласился Хам. – Похоже, у нас появился неплохой бычок, отец.
– К тому же наполовину мандинго, – напомнил Максвелл.
– Ты считаешь, что его можно спаривать с нашими телками? Я сотни раз слышал от тебя самого, что мандинго не следует скрещивать с другими породами.
– Он сам полукровка, и, как видишь, к нему не придерешься.
– Это верно. С кем ты собираешься его спаривать?
– Я подумываю о Квини: светлокожая, с прямыми волосами, миловидная, словно сошла с картинки.
– А какую работу ему можно поручить? Для поля он слишком хорош. Как такому позволить собирать хлопок?
– Он прирожденный конюх, – вспомнил Максвелл наставления Льюка. – Всю жизнь не отходит от лошадей. Поручу ему конюшню, а ночует пускай в хижине Лейлы с Квини. Кто с ней сейчас сожительствует?
– Ной. Только она пока что не забеременела.
– У Ноя дети никак не получаются. Скорее всего, он бесплоден, – озабоченно проговорил Максвелл. – Придется отнять у него Квини. Если ты поможешь мне вернуться в дом, я велю Лукреции Борджиа отвести Омара в хижину Лейлы. Она передаст ему, что он может сожительствовать с Квини либо все время, либо до тех пор, пока та не понесет.
Хаммонд послушно проводил отца в дом и устроил в кресле-качалке посредине гостиной, после чего заглянул на кухню.
– Какие чудесные подарки я получил на свой день рождения, Лукреция Борджиа! – Он улыбнулся ей и полуобнял. – Вы с отцом постарались доставить мне удовольствие. Лошадь и негр – самые отменные!
Она усмехнулась:
– Благодарите своего отца. Я слова не вымолвила, но, кажется, он сделал правильный выбор. Шли бы вы отсюда, масса Хам, сэр! Старуха Лукреция Борджиа печет вам ко дню рождения кекс и может что-нибудь запамятовать, если вы будете ее отвлекать.
Он от души расхохотался:
– Лукреция Борджиа никогда ничего не забывает. Этого у тебя не отнимешь.
С этими словами он ретировался, оставив ее совершенно счастливой. Ведь она знала, что он получил то, о чем больше всего мечтал, – коня и раба-мандинго, пускай и полукровку. Она надеялась, что когда-нибудь у него появится настоящий мандинго. Ведь если Омар, нечистокровный мандинго, такой красавчик, то каков же будет настоящий мандинго?
Глава XXV
Лукрецию Борджиа редко терзала ревность, однако на этот раз, получив после ужина поручение Максвелла отвести Омара в хижину Лейлы и положить его в постель к Квини, она испытала чувство, доселе ей неведомое. И была вынуждена признаться самой себе, что познала ревность. О, как ей хотелось оказаться на месте Квини! Но ей было решительно заявлено, что Омара ей не видать как своих ушей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89