Я, конечно же, лишилась кошелька, кредитки и телефона. Ну и кольца, которое тот тип содрал у меня с пальца. Полицейские время от времени мне позванивают, но пока так никого и не нашли. Так что до опознания еще далеко, да и, признаться, мне совсем не хочется видеть их опять – даже за решеткой. Я просто хочу забыть.
– Должно быть, ты их ненавидишь, – негромко промолвил Дэвид, пока мы ждали зеленого света, чтобы повернуть направо – на Мэрилбоун-роуд.
Я слышала, как гипнотически тикает спидометр – почти как метроном.
– Насчет ненависти – не знаю, но было бы преувеличением сказать, что они мне симпатичны.
– Очень трудно прийти в себя после такого нападения, – сказал Дэвид, когда мы снова поехали. – Я знаю, потому что тоже через это прошел. Видишь ли, мои руки…
Я посмотрела на его левую руку, пока он переключал скорость.
– …то, что с ними случилось, не было несчастным случаем.
У меня внутри все перевернулось.
– Вот как? – услышала я свой голос.
Мы проехали планетарий, а потом повернули налево – к парку.
– Нет. Я сказал тебе, что это несчастный случай, поскольку говорю так всем людям, чтобы не вдаваться в подробности. Но на самом деле это вовсе не было несчастным случаем.
– Нет? – еле слышно переспросила я.
– Я получил посылку с бомбой. Борцы за права животных послали ее моему отцу, но вскрыл ее я…
«Потому что у тебя был день рождения».
– …потому что у меня был день рождения. Я почувствовала, что вот-вот заплачу.
– Обычно я с осторожностью относился к тому, чтобы первым вскрывать письма, поскольку у нас с отцом одинаковые инициалы – его звали Дерек…
«Да, я знаю, что его так звали».
– …но в этот день я ждал писем. Я первым спустился вниз и увидел этот пакет на коврике. Вскрыв его, я обнаружил там видеокассету. Помню, меня удивило, что кто-то решил послать мне видео, – у нас ведь в то время не было видеомагнитофона.
Еще я запомнил странноватый запах, исходивший от кассеты. Однако у меня не было причин для подозрений, и я открыл коробку. И тут я услышал глухой звук – не грохот, а именно что-то вроде стука, а потом возникла яркая, сине-белая вспышка – такая бывает от оксиацетилена, – и пламя. Меня ослепило. Потом прибежали домашние – родители и брат, а я ощутил жуткую боль и начал задыхаться. Было много крови, и этот жуткий едкий запах…
– Ох, Дэвид…
– Затем приехала «скорая помощь». Они сделали мне укол и отвезли в Брайтонскую больницу, где я провел около месяца. А потом началась вся эта тягомотина с пересадкой кожи.
– Ох, Дэвид. Я не могу этого вынести. – В горле снова стоял ком. – Это так ужасно. Я так тебе сочувствую. Господи, какой ужас!
Он на мгновение накрыл мою руку своей.
– Ну что ты, Миранда, ты не должна так переживать.
«Должна, должна!»
– Все это случилось давно, к тому же, слава богу, глаза остались целы. В лицо попала только самая малость шрапнели – видишь этот крошечный шрам? – Он дотронулся до щеки. – Верно, ты и раньше его замечала. Короче говоря, я знаю, каково это, когда на тебя нападает незнакомец, и глубоко тебе сочувствую.
– Да, но то, через что тебе пришлось пройти, в тысячу раз ужаснее. Меня-то просто ограбили – приятного мало, но я в состоянии справиться с этим. Но ты, Дэвид…
Я посмотрела в окно полными слез глазами.
– Ты чуть не погиб. «Я чуть не убила тебя».
– Устройство оказалось невелико – хотя я не уверен, знали ли об этом они, поскольку полицейские сказали, что работа была сделана тяп-ляп. Но, в общем, ты права – я мог погибнуть, или мой отец мог погибнуть, ведь бомба предназначалась для него. Правда, все это было очень странно, потому что отец никогда не участвовал в опытах над животными. Да, у него в лаборатории жила крыса по кличке Руперт, но папа не проводил над Рупертом опытов – наоборот, он некогда спас того от вивисекции. Папины исследования в основном были связаны с растениями. Так что он так и не понял, почему нам прислали бомбу. Это осталось для него загадкой до конца дней. Отец всегда полагал, что бомбу подослали по ошибке.
«Почему Джимми это сделал? – снова подумала я. – Почему?»
– И виновных поймать не удалось, – пробормотала я.
– Нет. А откуда ты знаешь?
– Я не знаю – я просто спрашиваю тебя. Виновных так и не удалось поймать?
– Так и не удалось. Свидетелей не было. Видишь ли, посылку доставили слишком рано, когда точно – неизвестно.
«В пять утра».
– Молочник сообщил, что видел худенькую фигурку на велосипеде.
– Вот как?
– Но оказалось, что это почтальонша.
– А-а.
– Расследование продолжалось несколько месяцев. Но у всех экстремистски настроенных борцов за права животных было алиби. Думаю, именно из-за этого мне так тяжело. Раны зажили очень давно – в молодости быстро излечиваешься. А вот с психологической травмой я не справился до сих пор – во многом из-за того, что виновных так и не нашли. Совершенно неизвестный мне человек перевернул в то утро всю мою жизнь, взорвал ее – в буквальном смысле. И я до сих пор не знаю, кто этот человек и почему он так поступил.
Наступила тишина, нарушаемая только гудением мотора.
– А ты бы хотел узнать? Я хочу сказать – если бы у тебя появилась такая возможность. Ты бы хотел знать, кто были эти люди?
– Ну, вероятность очень невелика, поскольку все произошло так давно.
– И все-таки – если бы такая возможность возникла, ты хотел бы узнать?
– Да, хотел бы. Безусловно. Я хотел бы посмотреть этому человеку в глаза.
У меня возникло такое ощущение, будто мне в грудь ввинчивают огромный шуруп.
– И что тогда? – прошептала я. – Что бы ты сделал?
– Что бы я сделал? – безучастно повторил он. – Честно говоря, не знаю.
– Думаешь, ты смог бы их простить?
– Простить их? А ты смогла бы простить тех, кто на тебя напал?
– Ну, если бы они искренне попросили у меня прощения и вернули бы мои вещи – хотя это и не очень правдоподобный сценарий, – то, возможно, я смогла бы их простить. Если человек по-настоящему раскаивается, его нужно простить. Разве нет? Разве нет? – настойчиво повторила я. – Ответь.
– Это сложный вопрос, Миранда. Я не знаю.
– Но я хочу знать, смог бы ты лично простить того, кто… кто подложил вам бомбу?
В ожидании ответа я смотрела на лицо Дэвида в слепящем свете уличных огней.
– Нет, – сказал он. Мое сердце остановилось.
– Я не смог бы. Или, по крайней мере, не думаю, что смог бы. Есть вещи, которые нельзя простить, – так зачем их прощать? Я знаю это, Миранда, потому что видел и снимал слишком многое, чему нет прощения.
Теперь он поворачивал направо – на Сент-Майклс-мьюз.
– Ладно, я рад, что рассказал тебе свою историю. Я хотел это сделать еще на прошлой неделе, но для первого свидания она была мрачновата. Я боялся испугать тебя.
«Испугать меня? Да я просто в ужасе, в ужасе…»
– Ну вот мы и приехали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Должно быть, ты их ненавидишь, – негромко промолвил Дэвид, пока мы ждали зеленого света, чтобы повернуть направо – на Мэрилбоун-роуд.
Я слышала, как гипнотически тикает спидометр – почти как метроном.
– Насчет ненависти – не знаю, но было бы преувеличением сказать, что они мне симпатичны.
– Очень трудно прийти в себя после такого нападения, – сказал Дэвид, когда мы снова поехали. – Я знаю, потому что тоже через это прошел. Видишь ли, мои руки…
Я посмотрела на его левую руку, пока он переключал скорость.
– …то, что с ними случилось, не было несчастным случаем.
У меня внутри все перевернулось.
– Вот как? – услышала я свой голос.
Мы проехали планетарий, а потом повернули налево – к парку.
– Нет. Я сказал тебе, что это несчастный случай, поскольку говорю так всем людям, чтобы не вдаваться в подробности. Но на самом деле это вовсе не было несчастным случаем.
– Нет? – еле слышно переспросила я.
– Я получил посылку с бомбой. Борцы за права животных послали ее моему отцу, но вскрыл ее я…
«Потому что у тебя был день рождения».
– …потому что у меня был день рождения. Я почувствовала, что вот-вот заплачу.
– Обычно я с осторожностью относился к тому, чтобы первым вскрывать письма, поскольку у нас с отцом одинаковые инициалы – его звали Дерек…
«Да, я знаю, что его так звали».
– …но в этот день я ждал писем. Я первым спустился вниз и увидел этот пакет на коврике. Вскрыв его, я обнаружил там видеокассету. Помню, меня удивило, что кто-то решил послать мне видео, – у нас ведь в то время не было видеомагнитофона.
Еще я запомнил странноватый запах, исходивший от кассеты. Однако у меня не было причин для подозрений, и я открыл коробку. И тут я услышал глухой звук – не грохот, а именно что-то вроде стука, а потом возникла яркая, сине-белая вспышка – такая бывает от оксиацетилена, – и пламя. Меня ослепило. Потом прибежали домашние – родители и брат, а я ощутил жуткую боль и начал задыхаться. Было много крови, и этот жуткий едкий запах…
– Ох, Дэвид…
– Затем приехала «скорая помощь». Они сделали мне укол и отвезли в Брайтонскую больницу, где я провел около месяца. А потом началась вся эта тягомотина с пересадкой кожи.
– Ох, Дэвид. Я не могу этого вынести. – В горле снова стоял ком. – Это так ужасно. Я так тебе сочувствую. Господи, какой ужас!
Он на мгновение накрыл мою руку своей.
– Ну что ты, Миранда, ты не должна так переживать.
«Должна, должна!»
– Все это случилось давно, к тому же, слава богу, глаза остались целы. В лицо попала только самая малость шрапнели – видишь этот крошечный шрам? – Он дотронулся до щеки. – Верно, ты и раньше его замечала. Короче говоря, я знаю, каково это, когда на тебя нападает незнакомец, и глубоко тебе сочувствую.
– Да, но то, через что тебе пришлось пройти, в тысячу раз ужаснее. Меня-то просто ограбили – приятного мало, но я в состоянии справиться с этим. Но ты, Дэвид…
Я посмотрела в окно полными слез глазами.
– Ты чуть не погиб. «Я чуть не убила тебя».
– Устройство оказалось невелико – хотя я не уверен, знали ли об этом они, поскольку полицейские сказали, что работа была сделана тяп-ляп. Но, в общем, ты права – я мог погибнуть, или мой отец мог погибнуть, ведь бомба предназначалась для него. Правда, все это было очень странно, потому что отец никогда не участвовал в опытах над животными. Да, у него в лаборатории жила крыса по кличке Руперт, но папа не проводил над Рупертом опытов – наоборот, он некогда спас того от вивисекции. Папины исследования в основном были связаны с растениями. Так что он так и не понял, почему нам прислали бомбу. Это осталось для него загадкой до конца дней. Отец всегда полагал, что бомбу подослали по ошибке.
«Почему Джимми это сделал? – снова подумала я. – Почему?»
– И виновных поймать не удалось, – пробормотала я.
– Нет. А откуда ты знаешь?
– Я не знаю – я просто спрашиваю тебя. Виновных так и не удалось поймать?
– Так и не удалось. Свидетелей не было. Видишь ли, посылку доставили слишком рано, когда точно – неизвестно.
«В пять утра».
– Молочник сообщил, что видел худенькую фигурку на велосипеде.
– Вот как?
– Но оказалось, что это почтальонша.
– А-а.
– Расследование продолжалось несколько месяцев. Но у всех экстремистски настроенных борцов за права животных было алиби. Думаю, именно из-за этого мне так тяжело. Раны зажили очень давно – в молодости быстро излечиваешься. А вот с психологической травмой я не справился до сих пор – во многом из-за того, что виновных так и не нашли. Совершенно неизвестный мне человек перевернул в то утро всю мою жизнь, взорвал ее – в буквальном смысле. И я до сих пор не знаю, кто этот человек и почему он так поступил.
Наступила тишина, нарушаемая только гудением мотора.
– А ты бы хотел узнать? Я хочу сказать – если бы у тебя появилась такая возможность. Ты бы хотел знать, кто были эти люди?
– Ну, вероятность очень невелика, поскольку все произошло так давно.
– И все-таки – если бы такая возможность возникла, ты хотел бы узнать?
– Да, хотел бы. Безусловно. Я хотел бы посмотреть этому человеку в глаза.
У меня возникло такое ощущение, будто мне в грудь ввинчивают огромный шуруп.
– И что тогда? – прошептала я. – Что бы ты сделал?
– Что бы я сделал? – безучастно повторил он. – Честно говоря, не знаю.
– Думаешь, ты смог бы их простить?
– Простить их? А ты смогла бы простить тех, кто на тебя напал?
– Ну, если бы они искренне попросили у меня прощения и вернули бы мои вещи – хотя это и не очень правдоподобный сценарий, – то, возможно, я смогла бы их простить. Если человек по-настоящему раскаивается, его нужно простить. Разве нет? Разве нет? – настойчиво повторила я. – Ответь.
– Это сложный вопрос, Миранда. Я не знаю.
– Но я хочу знать, смог бы ты лично простить того, кто… кто подложил вам бомбу?
В ожидании ответа я смотрела на лицо Дэвида в слепящем свете уличных огней.
– Нет, – сказал он. Мое сердце остановилось.
– Я не смог бы. Или, по крайней мере, не думаю, что смог бы. Есть вещи, которые нельзя простить, – так зачем их прощать? Я знаю это, Миранда, потому что видел и снимал слишком многое, чему нет прощения.
Теперь он поворачивал направо – на Сент-Майклс-мьюз.
– Ладно, я рад, что рассказал тебе свою историю. Я хотел это сделать еще на прошлой неделе, но для первого свидания она была мрачновата. Я боялся испугать тебя.
«Испугать меня? Да я просто в ужасе, в ужасе…»
– Ну вот мы и приехали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95