– Так может вести себя только девчонка!
Прошло уже много лет с тех пор, как она морила себя голодом из тщеславных соображений.
Через несколько секунд Розмари стояла на кухне, нарезая хлеб для сандвичей. Проглотила она их почти не жуя, потому что в желудке ныло невыносимо. Налила себе сливок. Так и не сняв пальто, она стояла, устроив себе чуть ли не полуночное пиршество. В холодильнике почти ничего не было, а ей слишком хотелось есть – тут не до готовки. Она вела себя как дура. Хотела добиться одобрения от мужчины. От Бена. Жаждала сохранить свое тело молодым в надежде удержать любовника, потому что в ее возрасте всегда чувствуешь себя неуверенно, боишься, что красота уходит. Она смалодушничала. Как же дошла до этого так быстро? Разве перестала она быть той Розмари, которую он, увидев, так страстно возжелал? Ведь он не выражал никаких претензий – зачем же нужно это самоистязание?
Она пошла спать, желая теперь вернуться к себе прежней, какой была до дня рождения, но понимая, что уже слишком поздно. В тоске по его объятиям, она ласкала саму себя и беззвучно оплакивала свою глупость, безвозвратно ушедшие двадцать лет – и в этих безрадостных мыслях наконец заснула.
Наступил четверг, и, как всегда, явились парикмахеры, лимузины, костюмеры, гримеры с их вечной болтовней и режиссеры с вопросами. На ленче, как обычно, она была с Дереком и, по случаю последнего шоу, с распорядительным директором компании, отвечающим за составление программ. Энн сидела за столиком для сотрудников, в обществе одного из операторов, но смотрела только на Дерека. Розмари стало стыдно, что она никак не поддержала ее в трудное время. Энн получила отставку как в личной жизни, так и по службе – и Розмари сказала себе, что уж ей-то следовало проявить женскую солидарность. Ни один человек не заслуживал такого бессердечного предательства, какое совершил Дерек по отношению к своей прежней любовнице.
Розмари улыбнулась через зал, в ответ искра оживления мелькнула на печальном лице Энн.
«Господи, как мне ее жалко, – подумала Розмари. – Куда ей приткнуться с такой унылой физиономией?»
Она повернулась к своему сотрапезнику. «Не взваливай весь мир себе на плечи, ласточка моя, – сказала бы Фрэнсис. – Со своими бы проблемами справиться, а уж потом можно и силу проявить, если она осталась».
«Не знаю, куда моя испарилась», – подумала Розмари и отпила глоток из бокала с противным теплым белым вином.
Она с трудом проглотила жидкость и отставила бокал. Ленч лежал на тарелке нетронутым. Чувство голода исчезло бесследно.
– Сыр, бисквиты и кофе, – сказала она в ответ на вопрос Дерека о десерте и принудила себя немного поесть, когда на подносе перед ней появился большой кусок мягкого «чеддера».
Генеральная репетиция наконец закончилась, и, оставшись в одиночестве в своей уборной, Розмари позвонила Элле в театр.
– Долго болтать не смогу, ма. У нас перерыв на чай. – Голос Эллы звучал радостно.
– Когда у вас премьера, дорогая? – спросила Розмари.
Она приложила руку ко лбу, чувствуя подступающую головную боль.
– Я же тебе говорила. Ты прямо, как бабуля, черт подери. Она никогда не слушает других.
– Не кричи на меня, Элла. У меня ужасно болит голова, – сказала Розмари ровным тоном. – Записная книжка осталась дома, и я забыла число.
– Тринадцатого апреля. Я и не думала кричать. У тебя все в порядке?
– Да, дорогая.
Сердце у нее екнуло. Тринадцатого апреля она будет в Испании.
– Ты приедешь на премьеру, ма?
Розмари заколебалась, прежде чем ответить.
– Я не смогу, Элла. В понедельник я уезжаю. В Испанию.
Наступила короткая пауза, и на линии словно что-то хрустнуло.
– Все правильно. Ты заслужила отдых. Едешь с Фрэнсис?
«Отчего вдруг такая кроткость? – подумала Розмари. – И откуда такая непонятная радость во время репетиций? Очень не похоже на Эллу».
– Бен снимается в Барселоне. Я еду к нему.
– Да?
Видимо, больше говорить им было не о чем, и, прежде чем разговор принял опасный оборот, они попрощались. Розмари не могла припомнить случая, чтобы она пропустила премьеру Эллы. Вошла Мей, и Розмари отправила ее за таблетками от головной боли.
После записи, во время вечеринки последнего шоу серии на верхнем этаже студии, Фрэнсис сказала:
– Ты выглядишь ужасно, дорогая. Тебя радует этот твой роман?
– Да, когда я с Беном.
– Это бывает не часто.
– Пока достаточно.
Фрэнсис взглянула на нее пристально, а затем наклонилась, чтобы взять ее за руку.
– Беру свои слова назад. Тебе не надо продолжать. Ты несчастлива. Какой же в этом смысл? Почему бы тебе не развязаться с этим к дьяволу, дорогая?
– Если бы я могла быть уверена в нем, – с тоской произнесла Розмари.
– Ради Бога, ведь это длится две недели.
– Но меня все равно бросает то в жар, то в холод. Он кажется таким непостоянным.
Фрэнсис, скрипнув зубами, вручила подруге сигарету и поднесла огонь.
– Розмари, я говорю серьезно: развяжись с этим сейчас. Он очарователен и очень сексуален, но, похоже, способен сделать тебя счастливой только на жалких пять минут в день.
– В чем же его вина?
– Он вывел тебя из равновесия, вот и все. Откажись от поездки в Испанию. Обещаю тебе, через неделю ты о нем забудешь.
– Что забуду? Я не знаю, кто он и что он. Просто я перестала быть сама собой.
Она почувствовала, как дневная головная боль мстительно возвращается, и стала рыться в сумочке в поисках таблеток.
– Сегодня мне бы не хотелось заниматься любовью, – сказала она.
– А как насчет вчерашнего дня? – спросила Фрэнсис, удивленная раздраженными нотками в голосе подруги.
Розмари посмотрела на нее, а затем, осознав свою детскую непоследовательность, рассмеялась.
– Да, вчера мне хотелось. Какая же я глупая. Неужели ничего не удастся исправить?
– Только если ты займешься этим. На него не рассчитывай. Я не слишком убеждена, что для него это серьезно. Возможно, он просто играет.
– Быть может, именно это и имела в виду Элла, когда предостерегала меня? – Розмари нахмурилась, вспомнив то воскресенье, после которого прошло совсем немного времени.
– Ты ее не спрашивала? – осведомилась Фрэнсис.
– Нет. Мы обещали, что не будем влезать в жизнь друг друга.
Вечер был бесконечным, и Розмари выпила слишком много шампанского в надежде вызвать веселье, которого совсем не чувствовала.
Засыпая около трех утра, она вдруг вспомнила, что Фрэнсис с Майклом о чем-то долго и увлеченно разговаривали. Не она ли стала темой этой длительной беседы? Судя по всему, так оно и было. Казалось, жизнь ее принадлежала теперь кому угодно, но только не ей самой.
9
На следующее утро, в пятницу, она позвонила в барселонскую гостиницу, где остановился Бен.
– Мне хотелось бы кое-что передать сеньору Моррисону. Пусть он позвонит вечером Розмари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Прошло уже много лет с тех пор, как она морила себя голодом из тщеславных соображений.
Через несколько секунд Розмари стояла на кухне, нарезая хлеб для сандвичей. Проглотила она их почти не жуя, потому что в желудке ныло невыносимо. Налила себе сливок. Так и не сняв пальто, она стояла, устроив себе чуть ли не полуночное пиршество. В холодильнике почти ничего не было, а ей слишком хотелось есть – тут не до готовки. Она вела себя как дура. Хотела добиться одобрения от мужчины. От Бена. Жаждала сохранить свое тело молодым в надежде удержать любовника, потому что в ее возрасте всегда чувствуешь себя неуверенно, боишься, что красота уходит. Она смалодушничала. Как же дошла до этого так быстро? Разве перестала она быть той Розмари, которую он, увидев, так страстно возжелал? Ведь он не выражал никаких претензий – зачем же нужно это самоистязание?
Она пошла спать, желая теперь вернуться к себе прежней, какой была до дня рождения, но понимая, что уже слишком поздно. В тоске по его объятиям, она ласкала саму себя и беззвучно оплакивала свою глупость, безвозвратно ушедшие двадцать лет – и в этих безрадостных мыслях наконец заснула.
Наступил четверг, и, как всегда, явились парикмахеры, лимузины, костюмеры, гримеры с их вечной болтовней и режиссеры с вопросами. На ленче, как обычно, она была с Дереком и, по случаю последнего шоу, с распорядительным директором компании, отвечающим за составление программ. Энн сидела за столиком для сотрудников, в обществе одного из операторов, но смотрела только на Дерека. Розмари стало стыдно, что она никак не поддержала ее в трудное время. Энн получила отставку как в личной жизни, так и по службе – и Розмари сказала себе, что уж ей-то следовало проявить женскую солидарность. Ни один человек не заслуживал такого бессердечного предательства, какое совершил Дерек по отношению к своей прежней любовнице.
Розмари улыбнулась через зал, в ответ искра оживления мелькнула на печальном лице Энн.
«Господи, как мне ее жалко, – подумала Розмари. – Куда ей приткнуться с такой унылой физиономией?»
Она повернулась к своему сотрапезнику. «Не взваливай весь мир себе на плечи, ласточка моя, – сказала бы Фрэнсис. – Со своими бы проблемами справиться, а уж потом можно и силу проявить, если она осталась».
«Не знаю, куда моя испарилась», – подумала Розмари и отпила глоток из бокала с противным теплым белым вином.
Она с трудом проглотила жидкость и отставила бокал. Ленч лежал на тарелке нетронутым. Чувство голода исчезло бесследно.
– Сыр, бисквиты и кофе, – сказала она в ответ на вопрос Дерека о десерте и принудила себя немного поесть, когда на подносе перед ней появился большой кусок мягкого «чеддера».
Генеральная репетиция наконец закончилась, и, оставшись в одиночестве в своей уборной, Розмари позвонила Элле в театр.
– Долго болтать не смогу, ма. У нас перерыв на чай. – Голос Эллы звучал радостно.
– Когда у вас премьера, дорогая? – спросила Розмари.
Она приложила руку ко лбу, чувствуя подступающую головную боль.
– Я же тебе говорила. Ты прямо, как бабуля, черт подери. Она никогда не слушает других.
– Не кричи на меня, Элла. У меня ужасно болит голова, – сказала Розмари ровным тоном. – Записная книжка осталась дома, и я забыла число.
– Тринадцатого апреля. Я и не думала кричать. У тебя все в порядке?
– Да, дорогая.
Сердце у нее екнуло. Тринадцатого апреля она будет в Испании.
– Ты приедешь на премьеру, ма?
Розмари заколебалась, прежде чем ответить.
– Я не смогу, Элла. В понедельник я уезжаю. В Испанию.
Наступила короткая пауза, и на линии словно что-то хрустнуло.
– Все правильно. Ты заслужила отдых. Едешь с Фрэнсис?
«Отчего вдруг такая кроткость? – подумала Розмари. – И откуда такая непонятная радость во время репетиций? Очень не похоже на Эллу».
– Бен снимается в Барселоне. Я еду к нему.
– Да?
Видимо, больше говорить им было не о чем, и, прежде чем разговор принял опасный оборот, они попрощались. Розмари не могла припомнить случая, чтобы она пропустила премьеру Эллы. Вошла Мей, и Розмари отправила ее за таблетками от головной боли.
После записи, во время вечеринки последнего шоу серии на верхнем этаже студии, Фрэнсис сказала:
– Ты выглядишь ужасно, дорогая. Тебя радует этот твой роман?
– Да, когда я с Беном.
– Это бывает не часто.
– Пока достаточно.
Фрэнсис взглянула на нее пристально, а затем наклонилась, чтобы взять ее за руку.
– Беру свои слова назад. Тебе не надо продолжать. Ты несчастлива. Какой же в этом смысл? Почему бы тебе не развязаться с этим к дьяволу, дорогая?
– Если бы я могла быть уверена в нем, – с тоской произнесла Розмари.
– Ради Бога, ведь это длится две недели.
– Но меня все равно бросает то в жар, то в холод. Он кажется таким непостоянным.
Фрэнсис, скрипнув зубами, вручила подруге сигарету и поднесла огонь.
– Розмари, я говорю серьезно: развяжись с этим сейчас. Он очарователен и очень сексуален, но, похоже, способен сделать тебя счастливой только на жалких пять минут в день.
– В чем же его вина?
– Он вывел тебя из равновесия, вот и все. Откажись от поездки в Испанию. Обещаю тебе, через неделю ты о нем забудешь.
– Что забуду? Я не знаю, кто он и что он. Просто я перестала быть сама собой.
Она почувствовала, как дневная головная боль мстительно возвращается, и стала рыться в сумочке в поисках таблеток.
– Сегодня мне бы не хотелось заниматься любовью, – сказала она.
– А как насчет вчерашнего дня? – спросила Фрэнсис, удивленная раздраженными нотками в голосе подруги.
Розмари посмотрела на нее, а затем, осознав свою детскую непоследовательность, рассмеялась.
– Да, вчера мне хотелось. Какая же я глупая. Неужели ничего не удастся исправить?
– Только если ты займешься этим. На него не рассчитывай. Я не слишком убеждена, что для него это серьезно. Возможно, он просто играет.
– Быть может, именно это и имела в виду Элла, когда предостерегала меня? – Розмари нахмурилась, вспомнив то воскресенье, после которого прошло совсем немного времени.
– Ты ее не спрашивала? – осведомилась Фрэнсис.
– Нет. Мы обещали, что не будем влезать в жизнь друг друга.
Вечер был бесконечным, и Розмари выпила слишком много шампанского в надежде вызвать веселье, которого совсем не чувствовала.
Засыпая около трех утра, она вдруг вспомнила, что Фрэнсис с Майклом о чем-то долго и увлеченно разговаривали. Не она ли стала темой этой длительной беседы? Судя по всему, так оно и было. Казалось, жизнь ее принадлежала теперь кому угодно, но только не ей самой.
9
На следующее утро, в пятницу, она позвонила в барселонскую гостиницу, где остановился Бен.
– Мне хотелось бы кое-что передать сеньору Моррисону. Пусть он позвонит вечером Розмари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90