Ту радость, которую он принес? Ведь мне было хорошо с ним – лучше, чем с кем-либо другим. В пятьдесят лет это немало.
Фрэнсис покачала головой.
– Это просто секс, дорогая. Секс и ничего больше. Он из тех, кому все равно с кем. Смирись с этим и забудь о нем, иначе пропадешь.
Розмари молчала. Фрэнсис смотрела на свою подругу, удивляясь, как эта женщина, которую она знала много лет, ухитрилась оказаться в ситуации, совершенно чуждой ее натуре.
– Это не любовь, дорогая, – наконец сказала Фрэнсис.
– Что ты имеешь в виду? Если это не любовь, то что же? – спросила Розмари.
– Наваждение, – ответила Фрэнсис. – Он поймал тебя на том, в чем ты слаба. Держу пари, что сейчас ты думаешь: «Возможно, я вспылила напрасно, возможно, Бетси не имеет никакого значения».
Возникла короткая напряженная пауза. Затем Фрэнсис заговорила вновь:
– Я права? Ты уже готова простить его?
– Фрэнни, возможно, я и в самом деле вспылила напрасно. Нет, дай мне сказать. Сейчас, когда я дома, когда все это осталось позади, я начинаю думать, что Бетси, возможно, всего лишь принесла ему ленч. Он никогда не обещал мне хранить верность, он об этом прямо сказал… О, Господи, что я наделала?
Розмари встала и пошла к раковине. Желудок конвульсивно сжимался. Слишком много кофе, алкоголя и бесконечные сигареты… Ее стало рвать, Фрэнсис поддерживала ей голову.
Телефон на стене зазвонил, и женщины уставились друг на друга.
– Это он, – сказала Розмари хрипло.
Горло у нее ныло после рвоты, глаза покраснели, лицо пошло пятнами, на висках вздулись вены от мучительных позывов.
– Я сама отвечу, – твердо произнесла Фрэнсис и сняла трубку, а Розмари стала мыть и прочищать свою раковину.
– Да? – спросила Фрэнсис жестким, отрывистым тоном. – И после паузы: – О, прости, Майкл. Привет. Да, она здесь. Хочешь поговорить с ней?
Она что-то нежно проворковала в трубку, но Розмари не расслышала ее слов из-за шума льющейся воды.
– Это Майкл? – спросила Розмари, едва Фрэнсис повесила трубку, и посмотрела на часы. – Полночь. Он никогда не звонит так поздно. А как он узнал, что я дома?
Она тяжело плюхнулась в кресло и закрыла лицо руками.
– Господи, как мне стыдно, Фрэнсис. Только ты одна во всем мире можешь помочь, когда мне плохо.
Фрэнсис, сев на подлокотник, повернула ее к себе и обняла, баюкая, как ребенка. Тогда Розмари начала плакать – уже не чувствуя горя, а просто донельзя измученная.
– Я так устала, Фрэнни. Я такая опустошенная и такая… глупая. Я знаю, что ты права.
Фрэнсис осушила ей слезы бумажным кухонным полотенцем.
– Господи Боже, дорогая, эти дрянные салфетки, может быть, и удобны, но для наших морщин уже не годятся.
Розмари засмеялась.
– Они не предназначены для того, чтобы вытирать лицо.
– Если ты не откажешься от своего «неотразимого Бена», тебе придется вытирать лицо в течение многих месяцев.
Розмари внезапно выпрямилась.
– Ты права. Я не нуждаюсь в этом. Я не желаю терпеть подобного обращения. У нас разные представления о том, что такое любовная связь.
– Умница. – Фрэнсис встала. – Ну, а сейчас тебе нужно поесть. Что ты хочешь? – Тосты с маслом, мороженое и ватрушку.
Обе рассмеялись. Фрэнсис протянула ей руки, и Розмари, ухватившись за них, поднялась на ноги.
– Ты чудо, Фрэнни. Без тебя я бы не выдержала.
– Выдержала бы. Ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Помни об этом. Особенно когда позвонит Бен и тебе надо будет потребовать назад свой ключ.
Розмари прикрыла ладонью рот.
– Господи. Мой ключ.
– Не паникуй. Как долго он пробудет в Испании?
– Еще три недели. У них все расписано.
– К этому времени все кончится. Правда. И если на свете существует хоть какая-нибудь справедливость, его мамочка будет постоянно торчать на съемочной площадке. А теперь пошлем мужиков к черту и поедим.
За едой Розмари сказала:
– Никак не пойму, зачем Майкл звонил.
– Ты ешь. Завтра я тебе расскажу. Как говорила Скарлетт: «Завтра все будет иначе».
Когда Розмари открыла глаза в пятницу утром, было уже почти одиннадцать часов. Она еще повалялась в постели, прислушиваясь к голосу Пат, которая о чем-то беседовала с Фрэнсис внизу. Телефон зазвонил, и кто-то снял трубку прежде, чем Розмари успела высунуть руку из-под одеяла. Лежа в постели, она ощущала в себе спокойную пустоту. Муки и смятение куда-то исчезли, и она чувствовала странную радость, что находится дома. Солнце, внезапно выглянув из-за облаков, осветило ее спальню. Она знала, что за время ее недолгого отсутствия появились новые нарциссы. Сейчас она встанет и выйдет прогуляться в сад. Но продолжала лежать, пытаясь разобраться в своих чувствах. Слезы иссякли, осталось только сожаление о собственной глупости. Она уцепилась за успокоительную мысль, что рассталась с Беном, сохранив хотя бы толику достоинства. Спросила себя, когда же он проявится вновь. Она знала, что это произойдет, что дело еще не закончилось и что впереди ее ждут испытания. Но сейчас несколько успокоилась, и этого было достаточно. Дав себе передышку после пережитого потрясения, она стала вспоминать о днях, проведенных вместе с ним в Испании. О хорошем и о плохом. В это утро плохое явно возобладало, и она мысленно взмолилась, чтобы так это и оставалось, зная, что смягчится, простит и начнет мечтать о нем вновь, если вспомнит, как было хорошо в его объятиях, когда он дышал ей в волосы.
Но сейчас нахлынули воспоминания о Бетси и его сыне – и она опять задохнулась от ярости. В дверь постучали, затем Фрэнсис заглянула в щелку.
– Я проснулась, – сказала Розмари, – входи. Чувствую себя прекрасно.
– Хочешь чаю? Я могу принести.
– Правда? Я пока не в состоянии видеться с Пат.
Фрэнсис засмеялась.
– Не паникуй. Я принесу чай с тостами. И сказала ей, что тебе пришлось неожиданно вернуться из-за нескольких интервью.
Она вышла. Розмари поднялась, надела халат. Постояв у окна, которое выходило на восточную сторону сада, она открыла дверь и ступила на маленький балкон. У ее ног покачивались в каменном желобке молоденькие нарциссы, и она, наклонившись, нежно прикоснулась к ним пальцами, отекшими после долгого сна. Она стояла и смотрела на кота, а тот зачарованно наблюдал за прудиком, терпеливо и настойчиво выслеживая кого-то. Старик Эрни вышел из сарая, держа в трясущихся руках крышечку от термоса, где был налит кофе, от которого шел пар. Подняв голову, он помахал ей в знак приветствия и исчез за кустами. Она в который раз спросила себя, хватит ли у нее духу заменить его другим садовником, хотя было ясно, что работать по-прежнему он уже не в силах и лишь без толку слоняется по саду.
Дверь за ее спиной распахнулась.
– Вместо чая я сделала кофе, ты не против?
– Чудесно.
Розмари вернулась в комнату и захлопнула балконную дверь, поежившись от холодного ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Фрэнсис покачала головой.
– Это просто секс, дорогая. Секс и ничего больше. Он из тех, кому все равно с кем. Смирись с этим и забудь о нем, иначе пропадешь.
Розмари молчала. Фрэнсис смотрела на свою подругу, удивляясь, как эта женщина, которую она знала много лет, ухитрилась оказаться в ситуации, совершенно чуждой ее натуре.
– Это не любовь, дорогая, – наконец сказала Фрэнсис.
– Что ты имеешь в виду? Если это не любовь, то что же? – спросила Розмари.
– Наваждение, – ответила Фрэнсис. – Он поймал тебя на том, в чем ты слаба. Держу пари, что сейчас ты думаешь: «Возможно, я вспылила напрасно, возможно, Бетси не имеет никакого значения».
Возникла короткая напряженная пауза. Затем Фрэнсис заговорила вновь:
– Я права? Ты уже готова простить его?
– Фрэнни, возможно, я и в самом деле вспылила напрасно. Нет, дай мне сказать. Сейчас, когда я дома, когда все это осталось позади, я начинаю думать, что Бетси, возможно, всего лишь принесла ему ленч. Он никогда не обещал мне хранить верность, он об этом прямо сказал… О, Господи, что я наделала?
Розмари встала и пошла к раковине. Желудок конвульсивно сжимался. Слишком много кофе, алкоголя и бесконечные сигареты… Ее стало рвать, Фрэнсис поддерживала ей голову.
Телефон на стене зазвонил, и женщины уставились друг на друга.
– Это он, – сказала Розмари хрипло.
Горло у нее ныло после рвоты, глаза покраснели, лицо пошло пятнами, на висках вздулись вены от мучительных позывов.
– Я сама отвечу, – твердо произнесла Фрэнсис и сняла трубку, а Розмари стала мыть и прочищать свою раковину.
– Да? – спросила Фрэнсис жестким, отрывистым тоном. – И после паузы: – О, прости, Майкл. Привет. Да, она здесь. Хочешь поговорить с ней?
Она что-то нежно проворковала в трубку, но Розмари не расслышала ее слов из-за шума льющейся воды.
– Это Майкл? – спросила Розмари, едва Фрэнсис повесила трубку, и посмотрела на часы. – Полночь. Он никогда не звонит так поздно. А как он узнал, что я дома?
Она тяжело плюхнулась в кресло и закрыла лицо руками.
– Господи, как мне стыдно, Фрэнсис. Только ты одна во всем мире можешь помочь, когда мне плохо.
Фрэнсис, сев на подлокотник, повернула ее к себе и обняла, баюкая, как ребенка. Тогда Розмари начала плакать – уже не чувствуя горя, а просто донельзя измученная.
– Я так устала, Фрэнни. Я такая опустошенная и такая… глупая. Я знаю, что ты права.
Фрэнсис осушила ей слезы бумажным кухонным полотенцем.
– Господи Боже, дорогая, эти дрянные салфетки, может быть, и удобны, но для наших морщин уже не годятся.
Розмари засмеялась.
– Они не предназначены для того, чтобы вытирать лицо.
– Если ты не откажешься от своего «неотразимого Бена», тебе придется вытирать лицо в течение многих месяцев.
Розмари внезапно выпрямилась.
– Ты права. Я не нуждаюсь в этом. Я не желаю терпеть подобного обращения. У нас разные представления о том, что такое любовная связь.
– Умница. – Фрэнсис встала. – Ну, а сейчас тебе нужно поесть. Что ты хочешь? – Тосты с маслом, мороженое и ватрушку.
Обе рассмеялись. Фрэнсис протянула ей руки, и Розмари, ухватившись за них, поднялась на ноги.
– Ты чудо, Фрэнни. Без тебя я бы не выдержала.
– Выдержала бы. Ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Помни об этом. Особенно когда позвонит Бен и тебе надо будет потребовать назад свой ключ.
Розмари прикрыла ладонью рот.
– Господи. Мой ключ.
– Не паникуй. Как долго он пробудет в Испании?
– Еще три недели. У них все расписано.
– К этому времени все кончится. Правда. И если на свете существует хоть какая-нибудь справедливость, его мамочка будет постоянно торчать на съемочной площадке. А теперь пошлем мужиков к черту и поедим.
За едой Розмари сказала:
– Никак не пойму, зачем Майкл звонил.
– Ты ешь. Завтра я тебе расскажу. Как говорила Скарлетт: «Завтра все будет иначе».
Когда Розмари открыла глаза в пятницу утром, было уже почти одиннадцать часов. Она еще повалялась в постели, прислушиваясь к голосу Пат, которая о чем-то беседовала с Фрэнсис внизу. Телефон зазвонил, и кто-то снял трубку прежде, чем Розмари успела высунуть руку из-под одеяла. Лежа в постели, она ощущала в себе спокойную пустоту. Муки и смятение куда-то исчезли, и она чувствовала странную радость, что находится дома. Солнце, внезапно выглянув из-за облаков, осветило ее спальню. Она знала, что за время ее недолгого отсутствия появились новые нарциссы. Сейчас она встанет и выйдет прогуляться в сад. Но продолжала лежать, пытаясь разобраться в своих чувствах. Слезы иссякли, осталось только сожаление о собственной глупости. Она уцепилась за успокоительную мысль, что рассталась с Беном, сохранив хотя бы толику достоинства. Спросила себя, когда же он проявится вновь. Она знала, что это произойдет, что дело еще не закончилось и что впереди ее ждут испытания. Но сейчас несколько успокоилась, и этого было достаточно. Дав себе передышку после пережитого потрясения, она стала вспоминать о днях, проведенных вместе с ним в Испании. О хорошем и о плохом. В это утро плохое явно возобладало, и она мысленно взмолилась, чтобы так это и оставалось, зная, что смягчится, простит и начнет мечтать о нем вновь, если вспомнит, как было хорошо в его объятиях, когда он дышал ей в волосы.
Но сейчас нахлынули воспоминания о Бетси и его сыне – и она опять задохнулась от ярости. В дверь постучали, затем Фрэнсис заглянула в щелку.
– Я проснулась, – сказала Розмари, – входи. Чувствую себя прекрасно.
– Хочешь чаю? Я могу принести.
– Правда? Я пока не в состоянии видеться с Пат.
Фрэнсис засмеялась.
– Не паникуй. Я принесу чай с тостами. И сказала ей, что тебе пришлось неожиданно вернуться из-за нескольких интервью.
Она вышла. Розмари поднялась, надела халат. Постояв у окна, которое выходило на восточную сторону сада, она открыла дверь и ступила на маленький балкон. У ее ног покачивались в каменном желобке молоденькие нарциссы, и она, наклонившись, нежно прикоснулась к ним пальцами, отекшими после долгого сна. Она стояла и смотрела на кота, а тот зачарованно наблюдал за прудиком, терпеливо и настойчиво выслеживая кого-то. Старик Эрни вышел из сарая, держа в трясущихся руках крышечку от термоса, где был налит кофе, от которого шел пар. Подняв голову, он помахал ей в знак приветствия и исчез за кустами. Она в который раз спросила себя, хватит ли у нее духу заменить его другим садовником, хотя было ясно, что работать по-прежнему он уже не в силах и лишь без толку слоняется по саду.
Дверь за ее спиной распахнулась.
– Вместо чая я сделала кофе, ты не против?
– Чудесно.
Розмари вернулась в комнату и захлопнула балконную дверь, поежившись от холодного ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90