– Алла Степановна? – как ни в чем не бывало отозвался охранник. – Сейчас, сейчас.
Но ворота не открылись ни «сейчас, сейчас», ни через пять минут. Алла начала терять терпение и снова надавила на кнопку. В это время калитка рядом с воротами распахнулась, и в проеме показалась нагруженная ее пожитками садовая тачка, которую с каменным лицом катил охранник.
Алла просто лишилась дара речи, движения и разумения, а тот остановился перед ней, ловко опрокинул тачку, вывалив вещи девушке под ноги, и быстро, пока она не опомнилась, отступил за глухой трехметровый забор.
Она ошарашенно смотрела под ноги, глотала ртом воздух и не знала, что делать. Гордо уехать, оставив все валяться в грязи? Но тогда ее пожитки просто растащат окрестные таджики. И не только одежду. Как быстро она обросла в этом доме всякой всячиной! Она не могла бросить свои записи, свое белье, туфли. Надо было, но не могла. Дрожа от ненависти и бешенства, она открыла багажник и побросала туда без разбору свое барахло.
Интересно, наблюдает ли за ней сейчас из дома Каха? Унего же домофон с камерой. Но челядь-то точно приникла к экранам! «Убью тебя, поганый охранник! И тебя, Каха, прибью! Ничего себе погасила ненависть! Всех перебью!»
Глаза застилала пелена, а сердце так бухало, что каждый удар взрывался в голове. Алла домчалась до дома мачехи на автопилоте, ввалилась, вся дрожа, в квартиру и начала шарить глазами по комнате, что бы такое разбить, перед тем как разрыдаться. Взгляд упал на стеклянную стойку бара с початой бутылкой коньяка. Она взяла со стола чашку, налила до краев и залпом выпила. Сердце замерло на секунду, ойкнуло и сбавило обороты.
– Девочка моя, – только и сказала прамачеха.
Алла упала на диван и дала себя огладить, уложить, укрыть пледом. Потом она резко села и начала подробно рассказывать Лине Ивановне про разговор с Кахой, про вещи, про неудачное плавание и даже про идею мстить теперь Кахе. Выговорившись и хлебнув еще коньяку, она наконец затихла, притянув к себе Тарзана. Лина Ивановна ободряюще похлопала ее по коленке и пошла готовить обед. Ее дорогая птичка, хоть и с потрепанными перышками, была на своей жердочке.
Алла провалялась на диване весь день, перечитывая «кавказские дневники», бессмысленно щелкая пультом от телевизора с программы на программу и затеяв длиннющую переписку с Илюшей.
Немного утешившись от его нежных слов, она так и уснула, не раздеваясь, под пледом. Но среди ночи неожиданно вскочила и долго стояла на лоджии, глядя, как колышутся в теплой ночи каштаны и тоже шепчут ей слова утешения.
Она проснулась утром на диване в гостиной у мачехи. Дождь громко стучал по разлапистым листьям каштанов. Все тело болело, во рту была горечь. «Что все это значит? Вместо одного у меня теперь целый ворох кандидатов на месть. Аэто значит, – подумала Алла, – что ненависть не хочет отпускать свою жертву. То есть меня. Она борется за свое выживание и расставляет ловушки, чтобы я в них застряла. Ранит самолюбие, подначивает к мести, чтобы я доказывала самой себе, что я не трусиха и не лузер. Это западня».
Долго звонил мобильный. Из кухни пахло кофе. В «биркине» разве что найдешь… Почему все дорогое и модное такое неудобное? Наконец она нащупала дрожащее металлическое тельце.
– Алла Степановна Милославская?
– Да?
– Вас беспокоят из учебной части.
– Да?
– Загляните к нам, пожалуйста, к куратору вашего курса. Мы не можем разобраться с вашей курсовой. Профессор Заславский говорит, что он перепутал вашу работу с другой и выставил не ту оценку.
– Четверку?
– Нет, у вас по ведомости «неудовлетворительно»!
– Но в зачетке – четверка!
– Да-да. Сергей Александрович об этом и говорит. Он перепутал.
– Перепутал?
– Да, поэтому мы и просим вас зайти. Получается, что у вас не сдана весенняя сессия.
– Ладно. Когда? – упавшим голосом спросила Алла.
– Если сможете, сегодня в два.
– Хорошо, буду.
Что там может быть с курсовой? Она же ее еще в июне сдала. Неужели это Каха наносит ответные удары? Скор он на руку! Уже полдвенадцатого!
За дверью скулил и скребся Тарзан, услышавший, что она проснулась.
– Доброе утро, дорогая! – открыла дверь прамачеха; на постель с разбегу прыгнул скотч-терьер и мокрым носом начал подтыкать под руки с требованием ласки. – Кофе тебя уже ждет. Я сделала творожники с изюмом.
«Надо сменить SIM-карту, – неожиданно решила Алла. – А старую выкинуть, чтобы даже соблазна не было посмотреть, звонил мне Каха или нет. Надо вычеркнуть его из жизни вместе с местью. Ненависть, так просто ты меня не возьмешь», – твердо сказала она себе, подруливая к универу.
Второй Гум встретил ее гулкой тишиной и запахом ремонта – кое-где покрасили стены в аудиториях. Интересно, протянет она в этом богоугодном заведении еще четыре года?..
– Милославская? Мы не можем отыскать вашу курсовую, а в документах она помечена как несданная.
– Этого не может быть.
Кураторша пожала плечами.
– Да вы позвоните Заславскому, – подсказала Алла.
– Он сам звонил, сказал, что перепутал оценки.
– Дайте мне его телефон, я с ним поговорю.
– Он в отпуске и просил его не беспокоить.
– Я все равно найду его телефон и позвоню, – с вызовом заявила Алла.
Кураторша поморщилась. Разговор был ей неприятен.
– Необязательно, просто напишите объяснительную. Это нестандартная ситуация, нам надо обсудить ее на кафедре. Ведь с неудом по курсовой мы не можем перевести вас на второй курс.
– Но я ведь не знала, что у меня неуд! – ошарашенно воскликнула Алла.
– Поэтому я и говорю, что ситуация нестандартная. Мы вам позвоним.
– Мне надо искать хорошего адвоката? – горько пошутила Алла.
Кураторша слабо улыбнулась.
Алла потянулась за листком для объяснительной. Вдруг ее качнуло. Волна непреодолимой тошноты поднялась откуда-то из глубин существа. «Неужели для меня учеба – такая тошниловка?» – мелькнуло в голове. Но в следующую секунду она уже вскочила и выпрыгнула в коридор, судорожно распахнула «биркин» и извергла в роскошные недра сумки и кофе с молоком, и творожники с изюмом, и какую-то мерзкую слизь и горечь. С раскрытой сумкой, как с ночным горшком, она бросилась в туалет. Продолжая скрючиваться от холостых позывов рвоты, она кое-как отмыла внутренность «биркина» и его содержимое. Хорошо, что права и документы на машину запаяны в пластик. Студенческий, паспорт и «биркин», конечно, осквернены, но это ерунда. Она посмотрела в зеркало на свое бледное лицо. Это после вчерашнего коньяка или что похуже? На ватных ногах Алла вернулась в учебную часть дописать объяснительную.
– Вы не расстраивайтесь так, – стесненно сказала кураторша, – может, еще все обойдется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153