При любой возможности я таскалась за дядей следом по хутору и просила рассказать что-нибудь жуткое про горцев и про деда, его отца, который участвовал в войне с Шамилем. Все, что касалось абреков, притягивало меня, как магнит. Я была уверена, что горцы знают какую-то тайну, которая позволяет им срастись с горами и черпать из них силу. Они были словно спаяны с горными кручами в одно, а мы, русские, как вода, обтекали горы, но не проникали в них. Камень ведь не впитывает воду.
Я хотела знать секрет гор. Но в городе искать его было бесполезно – у нас все горцы были приветливыми и скрытными. Надежда оставалась только на вольных абреков.
– Самое плохое для горца – разойтись без боя. Это роняет дух, – неспешно объяснял мне Осип Абрамович, польщенный моим обожанием. – Чеченцы – храбрейший народ на восточном Кавказе. Походы на них всегда стоили нам кровавых жертв. К чеченскому аулу русскому солдату надобно продираться сквозь непролазную дебрю. Хотя и в Дагестане не лучше. Там горцы гнездятся, как птицы на скалах. Лепят свои дома с башенками прямо по горным карнизам, как у нас в Куртатинском или Кармадонском ущельях. Дагестанский аул надобно брать штурмом. Карабкаешься по отвесной тропке, а на тебя летит сверху град пуль и камней. Отец, дед твой, рассказывал, что при взятии нам доставались одни стены. Горцы всегда успевали подняться выше и сразу возвращались, как только русские покидали никому не нужные голые каменные норы. А назавтра аул надобно было брать сызнова. Взятый аул был дотоле наш, покуда занят.
– Значит, они лучшие воины?
– Горячность горцев велика, как и их стойкость, – чинно подтверждал Осип Абрамович, – но они не выносят долгих неудач. Воля их без якоря, и любой неуспех может привести к полному краху. Как обвал в горах. Они готовы драться, но с кем и сколько, каждый решает самостийно. Они готовы подчиниться, но десять человек не смогут надолго сговориться, кому и зачем.
– А мой дед в каком полку воевал?
– Твой дед был пластуном. Разведчиком, охотником за «языками». А еще он выискивал ямы, где абреки держали наших пленных, и выводил страдальцев на свободу. Он мог ходить по сто верст в день. Плавал, как рыба, даже в ледяной воде. Без лодки переправлялся через самые бурные и широкие горные реки. Неслышно подбирался к любому аулу в безвыходной дебри и как тень прокрадывался сквозь скопище чеченцев. Абрам Федорович, царствие ему небесное, воевал в Чечне и в нижнем течении Койсу. Там лежат Койсубу и Авария, общества, твердо стоявшие за нас в 1843 году. Они потерпели потом сильное гонение от Шамиля, так твой дед часто от его мести и горцев спасал. При окончательном покорении Шамиля наших пленных было освобождено до двух тысяч обоего пола, а твой дед один за всю кампанию спас от рабства две сотни человек. А это ведь были смертники, рабы. Горцы их за людей не считали, кормили травой и сырым тестом. Мюриды его ненавидели, говорят, что Кази-Мула даже награду за его голову назначил.
– А кто это – Кази-Мула?
– Это ученик главного мюрида – муллы Магомета. Говорят, он так страстно проповедовал, что сердце человека прилипало к его губам. Некоторые горцы сами считают, что в него шайтан вселялся, такую силу он над людьми имел.
– А я думала, главным был Шамиль.
– Шамиль был воин, а Кази-Мула – мюрид-проповедник.
– Мюрид – это горский священник? – вспомнила я уже слышанное от деда Терентия слово.
– Нет, это такой сорт лютого магометанства. Ты об этом у расстриги спроси. Это ж не по военной части. А он в этих духовных делах дока. Вон у него книжек сколько. Даже на заморских языках есть. Там небось он всю эту заразу и подхватил.
– Какую заразу? – не поняла я.
– На Божью Церковь роптать.
Я робею спрашивать дальше, хотя понимаю, что речь идет о снятии с деда Терентия священнического сана.
– Ну пожалуйста, дядя, расскажи сам. Я его боюсь!
– Терентия Игнатича? – усмехнулся дядя.
– Да, он такой угрюмый. Скажи, кто такие мюриды?
Терентий Игнатьевич был, кстати, внешне полной противоположностью дяде. Щуплый, невзрачный, жилистый и очень нелюдимый. У такого много не наспрашиваешь.
– Ох, что я знаю? Это ж не по военной части. Живут они вроде как в монастыре. Всякое слово старшего мюрида считается непогрешимым. Умершие с голоду, как и павшие на войне, становятся мучениками. Когда мюриды начинали петь «Ля Илляге», наши знали уже, что сейчас горцы будут атаковать.
– Это «Нет бога кроме Аллаха»?
– Верно! Бусурманская молитва.
– Но почему они не выбрали Христа, ведь православным быть лучше? – У меня давно уже закралось сомнение, что секрет горцев таится в их религии.
– Нам – лучше, – чинно согласился дядя и осенил себя крестным знамением. – А они своего счастья не знают, а может, магометанство ближе их дикой натуре. И грабить не запрещает.
– Тогда почему же мы не можем их совсем одолеть? Нас же больше и с нами Бог!
Осип Абрамович фыркнул:
– Ишь ты, скорая какая. У горцев армия – это все жители, от десяти лет и до последней дряхлости. Горцев можно победить, но не покорить.
– А женщины могут быть мюридами?
– Не знаю. Ты у расстриги спроси. Да что там, Порфишка наш на них охотится. Ох, оторвут они ему когда-нибудь башку!
– Как охотится?
Осип Абрамович поморщился, недовольный, что проговорился, и, наклонившись ко мне, буркнул:
– Ты сама у него спроси. Он на прыгунов охотится. Ох, и репейник-девка! Всё, кышь отсюда! Надоела ты мне!
– Дядя, а кто они, прыгуны? – взмолилась я, подозревая самые невероятные вещи, и в порыве даже схватила его за руку. – Умоляю, скажи!
– О Порфишке, чур, молчок. Если кто дознается, его самого выследят и растерзают. Так что держи язык за зубами, дочка. Прыгуны – это новые мюриды, наипервейшие враги нашей Российской империи. Они учат самой лютой ненависти к иноверцам.
Невероятно заинтригованная охотой на таинственных прыгунов, я все думала, как бы подкатить к деду Терентию с расспросами, но Порфирий где-то в очередной раз пропадал, а одной идти к деду было боязно. Помог мне неожиданный трагический случай.
У дяди Осип Абрамовича младший двадцатилетний сын Игнат был красивым и таким же тихим и застенчивым, как дочь Евдокия, несмотря на могучий рост и косую сажень в плечах. Тетка моя Нюра, ну, та, что за поляка замуж вышла и стала пани Анной, приехала как-то навестить отца Терентия Игнатьевича и взяла с собой подругу-полячку, с которой в модной галантерейной лавке работала. Та увидела Игната и втюрилась в красавчика-казака. Стала на хутор сама наезжать в экипаже и увозить Игната кататься. Тот, конечно, занесся мечтами жениться и перебраться в город. Осип Абрамович был категорически против.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153