Через две недели наступит годовщина нашей свадьбы, и, если сейчас нам придется расстаться, я умру с благодарностью Небесам за любовь и радость, которую они мне подарили.
Но когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что эти драгоценные мгновения были краткими и мимолетными. Так блестит во тьме пригоршня золотого песка: то она есть, то ее нет. Если бы наши песочные часы не опустели так быстро, и мы смогли бы вместе увидеть, как наги Джордж станет доблестным рыцарем!
Увы, Исобел, я чувствую, что наша последняя свеча догорела. Если предчувствия меня не обманут, скажи детям, как я их любил. Никогда не забывай, как я любил тебя, и знай, что когда я испущу свой последний вздох, то прошепчу перед этим твое имя.
Прости мои прегрешения и обиды, которые я тебе причинил. Каким глупыми беспечным я иногда был! Но если умершие могут возвращаться и посещать тех, кого они любили, я всегда буду рядом с тобой, всегда!
Когда теплый ветерок станет ласкать твою щеку, это, будет мое дыхание, а когда твоего пульсирующего виска коснется холодный воздух, это будет означать, что мимо пролетела моя душа.
Исобел, ангел мой, не оплакивай мою смерть. Думай, что я уехал, и жди меня. Потому что мы встретимся еще раз.
Скреплено моей личной печатью в ночь на четырнадцатое апреля, Пасхальное воскресенье, в год тысяча четыреста семьдесят первый от Рождества Христова, в Барнете».
Словно спохватившись, после своей подписи, сделанной дрожащей рукой, Джон добавил постскриптум:
«Храни тебя Бог, мой ангел. До тех пор, пока мы не встретимся снова».
Внезапно в мире стало очень тихо. В тот день я попросила мойр даровать мне счастливую судьбу; мойры выслушали просьбу и согласились ее удовлетворить.
Какой бы темной ни казалась упавшая на меня тень, я должна была помнить, что мне посчастливилось узнать любовь, которая дается немногим, любовь, которая залила мою жизнь светом так же, как солнце освещает и согревает землю. Сияние этой любви, как всегда, осушит мои слезы, ибо любовь побеждает все, даже время… даже смерть. Я ни о чем не жалею.
Ни о чем.
И все же я не могла побороть надежду на счастливый исход. Битва – еще не конец; если попустит Господь, мы с Джоном увидимся.
Так я думала, сидя на скамье и раз за разом перечитывая письмо мужа. У моих ног лежал Роланд, ветер свистел в тополях, шелестел листьями вязов и буков, трепал хвою елей и лиственниц. Солнце село, птицы умолкли, и откуда-то из-за холмов донеслось пение. В моем мозгу зазвучали давно знакомые слова и фразы и внезапно я поняла, что Джон повторил мои мысли – так, словно знал о моей тайной сделке с Небесами… «Я благодарю Всемогущего, подарившего мне такое счастье… я умру с благодарностью Небесам за любовь и радость, которую они мне подарили…»
Это совпадение или что-то большее? Я посмотрела на темневшее небо. Джон, где бы ты ни был, я слышу тебя… слышу тебя, любимый… Пусть Господь вернет тебя в мои объятия.
Через три дня мы с детьми работали в саду, собирая хворост. Роланд тявкал и носился вокруг, хлопая ушами. Я выпрямилась, чтобы размять нывшую спину, и вдруг увидела трех всадников, галопом скакавших к дому. Бросив корзину с ветками, я побежала к ним навстречу.
Но мои шаги становились все медленнее. По лицам всадников было видно, что меня ждут плохие новости. Как бы мы ни готовились к худшему, все бесполезно.
Двое были ранены и спешились с трудом. Стараясь держаться прямо, я слушала их рассказ, но у меня что-то случилось со слухом; я слышала только отдельные слова.
– Битва… Барнет… брат короля Кларенс… измена… бросил Уорика… перешел на сторону Эдуарда… яростное сражение… плотный туман… путаница… друг убивал друга… Йорк одолел… Уорик… бежал… убит… Маркиз Монтегью пал в гуще врагов, храбро сражаясь до конца.
Эти слова эхом звучали в моих ушах, как вой ветра. «Маркиз Монтегью пал в гуще врагов, храбро сражаясь до конца. До конца, до конца…»
За спиной слышались веселые крики; дети бегали друг за другом с веточками в руках.
Открыв глаза, я поняла, что лежу в кровати под надзором плачущей Урсулы. Схватив ее за рукав, я попыталась сесть, но она бережно уложила меня обратно.
– Нет, Исобел, дорогая, лежите спокойно, – прошептала она. – Лежите, лежите…
Я смотрела на кусочек голубого неба, видный в окне. Должно быть, после новостей о Барнете мне стало плохо. Вспомнив свою клятву, я сдержала слезы и заставила себя слабо улыбнуться…
«Я – самая счастливая из женщин… Спасибо, Небеса… Спасибо, Джон…»
Едва придя в себя, я вместе с Томом Гоуэром поехала на шотландскую границу близ Бамберга, чтобы увидеться с Диконом, теперь, вторым человеком в стране после самого короля. У меня была неотложная просьба, потому что речь шла о деле чрезвычайной важности.
Когда нас пропустили в шатер Глостера, Гоуэр преклонил колено перёд герцогом Ричардом, а я вернула Дикону кольцо, которое он в детстве дал Джону. Не доверяя собственному голосу, я поручила говорить Гоуэру.
– Милорд герцог, – сказал Гоуэр, – накануне битвы у Барнета милорд дал мне это кольцо и велел передать его миледи, если… если с ним что-нибудь случится. Сказал, чтобы миледи отдала вам это кольцо… мол, вы поймете.
Молодой герцог взял кольцо и долго смотрел на камень. Когда Дикон поднял глаза, они были влажными.
– Леди Исобел, вы знаете, как я подарил ему это кольцо? – мягко спросил он.
Я покачала головой:
– Ваша светлость, он… никогда не рассказывал об этом, хотя носил его… до самого конца.
– Это произошло в замке Барнард. Мне было девять лет. Я участвовал в рыцарском турнире, проиграл бой и чувствовал стыд, потому что Джон проделал долгий путь от шотландской границы до Барнарда, чтобы увидеть, как я буду управляться с копьем. Я спрятался от него… спрятался от Ланселота, храбрейшего рыцаря христианского мира… Но он не уехал, пока не нашел меня. Мы сидели на утесе над грохотавшим Тисом, и он сказал мне слова, которые я не забуду никогда: «В прошлогоднее гнездо яйца не откладывают…» Миледи, мой кузен Джон был прав. Оглядываться нет смысла, нужно смотреть только вперед. Но он сказал еще кое-что. То, что теперь стало еще важнее… Сказал, что если нами будут руководить честь и совесть, то в свой срок мы предстанем перед Господом, не стыдясь самих себя, и это лучшее, что может сделать человек.
Я проглотила комок в горле и опустила веки, потому что слезы начали жечь глаза. Молодой герцог взял мою дрожавшую руку, и тут я узнала, что именно утаил Гоуэр, когда принес мне письмо Джона.
– Леди Исобел, те, кто называет Джона изменником, не понимают того, что понимаю я. Да, он носил под доспехами цвета короля, но не потому, что был неверен своему брату Уорику или Ланкастеру. Он сражался под знаменем своего брата и умер, нося цвета своего короля, потому что был человеком высокой чести и не мог жить, служа и тому и другому одновременно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Но когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что эти драгоценные мгновения были краткими и мимолетными. Так блестит во тьме пригоршня золотого песка: то она есть, то ее нет. Если бы наши песочные часы не опустели так быстро, и мы смогли бы вместе увидеть, как наги Джордж станет доблестным рыцарем!
Увы, Исобел, я чувствую, что наша последняя свеча догорела. Если предчувствия меня не обманут, скажи детям, как я их любил. Никогда не забывай, как я любил тебя, и знай, что когда я испущу свой последний вздох, то прошепчу перед этим твое имя.
Прости мои прегрешения и обиды, которые я тебе причинил. Каким глупыми беспечным я иногда был! Но если умершие могут возвращаться и посещать тех, кого они любили, я всегда буду рядом с тобой, всегда!
Когда теплый ветерок станет ласкать твою щеку, это, будет мое дыхание, а когда твоего пульсирующего виска коснется холодный воздух, это будет означать, что мимо пролетела моя душа.
Исобел, ангел мой, не оплакивай мою смерть. Думай, что я уехал, и жди меня. Потому что мы встретимся еще раз.
Скреплено моей личной печатью в ночь на четырнадцатое апреля, Пасхальное воскресенье, в год тысяча четыреста семьдесят первый от Рождества Христова, в Барнете».
Словно спохватившись, после своей подписи, сделанной дрожащей рукой, Джон добавил постскриптум:
«Храни тебя Бог, мой ангел. До тех пор, пока мы не встретимся снова».
Внезапно в мире стало очень тихо. В тот день я попросила мойр даровать мне счастливую судьбу; мойры выслушали просьбу и согласились ее удовлетворить.
Какой бы темной ни казалась упавшая на меня тень, я должна была помнить, что мне посчастливилось узнать любовь, которая дается немногим, любовь, которая залила мою жизнь светом так же, как солнце освещает и согревает землю. Сияние этой любви, как всегда, осушит мои слезы, ибо любовь побеждает все, даже время… даже смерть. Я ни о чем не жалею.
Ни о чем.
И все же я не могла побороть надежду на счастливый исход. Битва – еще не конец; если попустит Господь, мы с Джоном увидимся.
Так я думала, сидя на скамье и раз за разом перечитывая письмо мужа. У моих ног лежал Роланд, ветер свистел в тополях, шелестел листьями вязов и буков, трепал хвою елей и лиственниц. Солнце село, птицы умолкли, и откуда-то из-за холмов донеслось пение. В моем мозгу зазвучали давно знакомые слова и фразы и внезапно я поняла, что Джон повторил мои мысли – так, словно знал о моей тайной сделке с Небесами… «Я благодарю Всемогущего, подарившего мне такое счастье… я умру с благодарностью Небесам за любовь и радость, которую они мне подарили…»
Это совпадение или что-то большее? Я посмотрела на темневшее небо. Джон, где бы ты ни был, я слышу тебя… слышу тебя, любимый… Пусть Господь вернет тебя в мои объятия.
Через три дня мы с детьми работали в саду, собирая хворост. Роланд тявкал и носился вокруг, хлопая ушами. Я выпрямилась, чтобы размять нывшую спину, и вдруг увидела трех всадников, галопом скакавших к дому. Бросив корзину с ветками, я побежала к ним навстречу.
Но мои шаги становились все медленнее. По лицам всадников было видно, что меня ждут плохие новости. Как бы мы ни готовились к худшему, все бесполезно.
Двое были ранены и спешились с трудом. Стараясь держаться прямо, я слушала их рассказ, но у меня что-то случилось со слухом; я слышала только отдельные слова.
– Битва… Барнет… брат короля Кларенс… измена… бросил Уорика… перешел на сторону Эдуарда… яростное сражение… плотный туман… путаница… друг убивал друга… Йорк одолел… Уорик… бежал… убит… Маркиз Монтегью пал в гуще врагов, храбро сражаясь до конца.
Эти слова эхом звучали в моих ушах, как вой ветра. «Маркиз Монтегью пал в гуще врагов, храбро сражаясь до конца. До конца, до конца…»
За спиной слышались веселые крики; дети бегали друг за другом с веточками в руках.
Открыв глаза, я поняла, что лежу в кровати под надзором плачущей Урсулы. Схватив ее за рукав, я попыталась сесть, но она бережно уложила меня обратно.
– Нет, Исобел, дорогая, лежите спокойно, – прошептала она. – Лежите, лежите…
Я смотрела на кусочек голубого неба, видный в окне. Должно быть, после новостей о Барнете мне стало плохо. Вспомнив свою клятву, я сдержала слезы и заставила себя слабо улыбнуться…
«Я – самая счастливая из женщин… Спасибо, Небеса… Спасибо, Джон…»
Едва придя в себя, я вместе с Томом Гоуэром поехала на шотландскую границу близ Бамберга, чтобы увидеться с Диконом, теперь, вторым человеком в стране после самого короля. У меня была неотложная просьба, потому что речь шла о деле чрезвычайной важности.
Когда нас пропустили в шатер Глостера, Гоуэр преклонил колено перёд герцогом Ричардом, а я вернула Дикону кольцо, которое он в детстве дал Джону. Не доверяя собственному голосу, я поручила говорить Гоуэру.
– Милорд герцог, – сказал Гоуэр, – накануне битвы у Барнета милорд дал мне это кольцо и велел передать его миледи, если… если с ним что-нибудь случится. Сказал, чтобы миледи отдала вам это кольцо… мол, вы поймете.
Молодой герцог взял кольцо и долго смотрел на камень. Когда Дикон поднял глаза, они были влажными.
– Леди Исобел, вы знаете, как я подарил ему это кольцо? – мягко спросил он.
Я покачала головой:
– Ваша светлость, он… никогда не рассказывал об этом, хотя носил его… до самого конца.
– Это произошло в замке Барнард. Мне было девять лет. Я участвовал в рыцарском турнире, проиграл бой и чувствовал стыд, потому что Джон проделал долгий путь от шотландской границы до Барнарда, чтобы увидеть, как я буду управляться с копьем. Я спрятался от него… спрятался от Ланселота, храбрейшего рыцаря христианского мира… Но он не уехал, пока не нашел меня. Мы сидели на утесе над грохотавшим Тисом, и он сказал мне слова, которые я не забуду никогда: «В прошлогоднее гнездо яйца не откладывают…» Миледи, мой кузен Джон был прав. Оглядываться нет смысла, нужно смотреть только вперед. Но он сказал еще кое-что. То, что теперь стало еще важнее… Сказал, что если нами будут руководить честь и совесть, то в свой срок мы предстанем перед Господом, не стыдясь самих себя, и это лучшее, что может сделать человек.
Я проглотила комок в горле и опустила веки, потому что слезы начали жечь глаза. Молодой герцог взял мою дрожавшую руку, и тут я узнала, что именно утаил Гоуэр, когда принес мне письмо Джона.
– Леди Исобел, те, кто называет Джона изменником, не понимают того, что понимаю я. Да, он носил под доспехами цвета короля, но не потому, что был неверен своему брату Уорику или Ланкастеру. Он сражался под знаменем своего брата и умер, нося цвета своего короля, потому что был человеком высокой чести и не мог жить, служа и тому и другому одновременно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105