Прикосновение сэра Джона было легким, но властным. Он повел меня в центр зала. Мы вместе с другими танцорами встали в позиции на полу, усыпанном лепестками роз. В экзотическом ритме танца было что-то мавританское. Мы двигались вместе: короткий шаг в сторону, три шага вперед, два назад и поворот. Я едва сознавала, что делаю. Его глаза сжигали меня, но я не могла отвести взгляд. Мы делали па, ненадолго расставались и снова возвращались друг к другу. Я ощутила его дыхание, и пламя свеч поплыло, стены расступились, а все другие пары куда-то исчезли. Во всем мире были только он, я и музыка. Неистовый ветер под ногами гнал меня то вперед, то назад. Он встал на колено, и я медленно обошла его кругом, чувствуя себя как во сне. Моя рука не покидала его руки, он не сводил с меня глаз. Потом он поднялся и начал обходить меня. Время остановилось; я застыла на месте, чувствуя, что мое сердце объято пламенем.
Мы сделали два шага вперед, шаг назад, закружились и совершили короткий шаг в сторону. Мы танцевали рука в руке, лицом к лицу, двигаясь медленно и плавно сначала в одну сторону, потом в другую, и были двумя половинками идеального круга, вращавшимися в вечности, вращавшимися, вращавшимися… Воздух заполняла мелодия; мне было нечем дышать, но я не могла отвести от него глаз, не могла убрать руку. Мне отчаянно не хотелось уходить, не хотелось, чтобы танец кончался, не хотелось возвращаться в скучный мир, который я знала.
Но конец наступил. Внезапно зазвенели бубны, и мы застыли на месте, глядя в глаза друг другу и дыша в унисон, как дрожавшие в воздухе ноты. Песня закончилась; мир перестал вращаться. Я пыталась взять себя в руки, но сердце неистово колотилось о ребра, а бурно вздымавшаяся грудь выдавала мои чувства. Сильное головокружение, вызванное стыдом, жарой и возбуждением, заставило меня зашататься и поднести руку ко лбу.
– Миледи, – сказал он, придержав меня за локоть, – похоже, нам нужно подышать свежим воздухом. Здесь очень душно.
Я кивнула, приподняв уголки рта. А потом вспомнила о сестре Мадлен. Она ни за что не позволит мне выйти из комнаты с мужчиной, тем более с рыцарем. А тем более с Невиллом.
– Но… – Я повернулась и посмотрела в сторону, где сидела старая монахиня.
– Конечно, мы попросим разрешения. – В голосе сэра Джона чувствовалась улыбка.
Когда мы добрались до сестры Мадлен, я поняла, что это значило. Монахиня сидела не на скамье, а в обитом гобеленом кресле, стоявшем в углу, и громко храпела, свесив голову набок. Ее рука сжимала хрустальный бокал, спрятанный в складках юбок. Последние капли вина вылились на ее колени, а сам бокал покачивался в такт храпу вверх и вниз, как корабль в море.
Я подавила смешок и посмотрела на сэра Джона.
– Миледи, кажется, сестра Мадлен не в том состоянии, чтобы дать нам разрешение. – Глаза Невилла мерцали, на щеках возникли ямочки, которым было невозможно сопротивляться. Он протянул мне руку, и я инстинктивно приняла ее. Я помнила слугу, маячившего рядом с сестрой, понимала, что искушение было подстроено нарочно, но мне не было до этого никакого дела.
Воздух был прохладным, вечер – прекрасным; в цветах, росших в обнесенном стеной маленьком саду, сверкали капли дождя. Из открытых окон большого зала доносилась музыка. Мы миновали слугу с подносом апельсинов и группу веселых придворных дам и кавалеров, стоявших посреди роз у гладкого каменного фонтана.
– Мне сказали, что вы – сторонница Ланкастеров, – промолвил он.
– А мне сказали, что вы – сторонник Йорков. И что все йоркисты – насильники и убийцы, – ответила я, лукаво глядя на него из-под ресниц.
Сэр Джон рассмеялся чудесным грудным смехом, и на его щеках вновь появились обворожительные ямочки. В его темно-синих глазах мерцали искры.
– Не верьте тому, что слышали. Есть несколько исключений.
Я посмотрела на пса, весело трусившего за хозяином.
– А он кто, йоркист или ланкастерец? Как по-вашему?
– Йоркист. Но иногда забывает об этом и лижет ланкастерцев. – Невилл говорил серьезно, но его выдавал приподнявшийся уголок рта.
Я улыбалась, как блаженная.
– Он всегда с вами?
– Всегда. За исключением моментов опасности. Например, во время битвы… или танцев. Тогда он следит за мной из шатра… или из-под стола… Понимаете, у него больше здравого смысла, чем у меня. – Он смотрел в мои глаза, и я даже при свете звезд видела в них пламя, сжигавшее меня во время танца.
Я опустила глаза и сказала:
– Нортумбрия прекрасна. Я была там однажды.
– Но Кембриджшир еще красивее. Я был бы рад приезжать сюда чаще.
Я бросила на него взгляд. Он улыбался, словно зная, что я пойму намек. Я снова вспыхнула, почувствовала, что мои щеки стали красными как маки, и порадовалась, что вокруг стоит ночная тьма.
Мы прошли дальше. Там не было ни факелов, ни любопытных глаз, если не считать глаз серебряных звезд, мерцавших над нами. Музыка стихла, и только стрекотание сверчков нарушало тишину. Я остро ощущала близость Джона и жаждала его прикосновения. Он сказал:
– Я не имел чести знать вашего отца – упокой Господь его душу, – но зато знаю вашего дядю. Граф Вустер – человек ученый и благочестивый.
Такой поворот беседы слегка успокоил меня.
– Это верно. Он обожает науку и в детстве научил меня любить рукописи.
– И что же вы читали?
– Овидия, Кристину де Лизан, Еврипида, Сократа, Гомера, Платона и… и…
– Хватит, хватит! – засмеялся он. – Ничего другого от племянницы такого человека я и не ожидал. Боюсь, я сам читал не так уж много, если не считать «De Rei Militari».
То, что Джон упомянул великий учебник военного искусства, меня печалило, но позволило понять то, чего нельзя было заподозрить по его внешнему виду. Настоящее тяготило этого рыцаря, несмотря на его легкую болтовню, и я чувствовала: за его беспечной внешностью скрывается глубокая и задумчивая натура. Моя душа непреодолимо устремилась к нему.
– Леди Исобел, вы знали, что мы с вами в родстве? Ваш дядя, граф Вустер, когда-то был женат на моей сестре Сесилии, упокой Господь ее душу.
Я смотрела на него и не верила своим ушам. Мне об этом никто никогда не рассказывал.
– Конечно, это было, много лет назад, еще в его бытность лордом Типтофтом. Моя Сестра была его первой женой. Они прожили несколько месяцев, а потом она умерла.
Я промямлила какие-то соболезнования, все еще пораженная услышанным.
– Я этого не знала. Я-помню-только тетю Элизабет. Она умерла, когда я была маленькой.
Джон слегка улыбнулся:
– Элизабет Грейндор была его второй женой. Когда граф, Вустер, женился на моей сестре, вы были младенцем. Рискну утверждать, что в наши дни мало кто станет хвастаться родством с йоркистом.
Я не ответила. Во-первых, отрицать это было бы глупо; во-вторых, я еще не переварила новость о том, что наши семьи были в свойстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Мы сделали два шага вперед, шаг назад, закружились и совершили короткий шаг в сторону. Мы танцевали рука в руке, лицом к лицу, двигаясь медленно и плавно сначала в одну сторону, потом в другую, и были двумя половинками идеального круга, вращавшимися в вечности, вращавшимися, вращавшимися… Воздух заполняла мелодия; мне было нечем дышать, но я не могла отвести от него глаз, не могла убрать руку. Мне отчаянно не хотелось уходить, не хотелось, чтобы танец кончался, не хотелось возвращаться в скучный мир, который я знала.
Но конец наступил. Внезапно зазвенели бубны, и мы застыли на месте, глядя в глаза друг другу и дыша в унисон, как дрожавшие в воздухе ноты. Песня закончилась; мир перестал вращаться. Я пыталась взять себя в руки, но сердце неистово колотилось о ребра, а бурно вздымавшаяся грудь выдавала мои чувства. Сильное головокружение, вызванное стыдом, жарой и возбуждением, заставило меня зашататься и поднести руку ко лбу.
– Миледи, – сказал он, придержав меня за локоть, – похоже, нам нужно подышать свежим воздухом. Здесь очень душно.
Я кивнула, приподняв уголки рта. А потом вспомнила о сестре Мадлен. Она ни за что не позволит мне выйти из комнаты с мужчиной, тем более с рыцарем. А тем более с Невиллом.
– Но… – Я повернулась и посмотрела в сторону, где сидела старая монахиня.
– Конечно, мы попросим разрешения. – В голосе сэра Джона чувствовалась улыбка.
Когда мы добрались до сестры Мадлен, я поняла, что это значило. Монахиня сидела не на скамье, а в обитом гобеленом кресле, стоявшем в углу, и громко храпела, свесив голову набок. Ее рука сжимала хрустальный бокал, спрятанный в складках юбок. Последние капли вина вылились на ее колени, а сам бокал покачивался в такт храпу вверх и вниз, как корабль в море.
Я подавила смешок и посмотрела на сэра Джона.
– Миледи, кажется, сестра Мадлен не в том состоянии, чтобы дать нам разрешение. – Глаза Невилла мерцали, на щеках возникли ямочки, которым было невозможно сопротивляться. Он протянул мне руку, и я инстинктивно приняла ее. Я помнила слугу, маячившего рядом с сестрой, понимала, что искушение было подстроено нарочно, но мне не было до этого никакого дела.
Воздух был прохладным, вечер – прекрасным; в цветах, росших в обнесенном стеной маленьком саду, сверкали капли дождя. Из открытых окон большого зала доносилась музыка. Мы миновали слугу с подносом апельсинов и группу веселых придворных дам и кавалеров, стоявших посреди роз у гладкого каменного фонтана.
– Мне сказали, что вы – сторонница Ланкастеров, – промолвил он.
– А мне сказали, что вы – сторонник Йорков. И что все йоркисты – насильники и убийцы, – ответила я, лукаво глядя на него из-под ресниц.
Сэр Джон рассмеялся чудесным грудным смехом, и на его щеках вновь появились обворожительные ямочки. В его темно-синих глазах мерцали искры.
– Не верьте тому, что слышали. Есть несколько исключений.
Я посмотрела на пса, весело трусившего за хозяином.
– А он кто, йоркист или ланкастерец? Как по-вашему?
– Йоркист. Но иногда забывает об этом и лижет ланкастерцев. – Невилл говорил серьезно, но его выдавал приподнявшийся уголок рта.
Я улыбалась, как блаженная.
– Он всегда с вами?
– Всегда. За исключением моментов опасности. Например, во время битвы… или танцев. Тогда он следит за мной из шатра… или из-под стола… Понимаете, у него больше здравого смысла, чем у меня. – Он смотрел в мои глаза, и я даже при свете звезд видела в них пламя, сжигавшее меня во время танца.
Я опустила глаза и сказала:
– Нортумбрия прекрасна. Я была там однажды.
– Но Кембриджшир еще красивее. Я был бы рад приезжать сюда чаще.
Я бросила на него взгляд. Он улыбался, словно зная, что я пойму намек. Я снова вспыхнула, почувствовала, что мои щеки стали красными как маки, и порадовалась, что вокруг стоит ночная тьма.
Мы прошли дальше. Там не было ни факелов, ни любопытных глаз, если не считать глаз серебряных звезд, мерцавших над нами. Музыка стихла, и только стрекотание сверчков нарушало тишину. Я остро ощущала близость Джона и жаждала его прикосновения. Он сказал:
– Я не имел чести знать вашего отца – упокой Господь его душу, – но зато знаю вашего дядю. Граф Вустер – человек ученый и благочестивый.
Такой поворот беседы слегка успокоил меня.
– Это верно. Он обожает науку и в детстве научил меня любить рукописи.
– И что же вы читали?
– Овидия, Кристину де Лизан, Еврипида, Сократа, Гомера, Платона и… и…
– Хватит, хватит! – засмеялся он. – Ничего другого от племянницы такого человека я и не ожидал. Боюсь, я сам читал не так уж много, если не считать «De Rei Militari».
То, что Джон упомянул великий учебник военного искусства, меня печалило, но позволило понять то, чего нельзя было заподозрить по его внешнему виду. Настоящее тяготило этого рыцаря, несмотря на его легкую болтовню, и я чувствовала: за его беспечной внешностью скрывается глубокая и задумчивая натура. Моя душа непреодолимо устремилась к нему.
– Леди Исобел, вы знали, что мы с вами в родстве? Ваш дядя, граф Вустер, когда-то был женат на моей сестре Сесилии, упокой Господь ее душу.
Я смотрела на него и не верила своим ушам. Мне об этом никто никогда не рассказывал.
– Конечно, это было, много лет назад, еще в его бытность лордом Типтофтом. Моя Сестра была его первой женой. Они прожили несколько месяцев, а потом она умерла.
Я промямлила какие-то соболезнования, все еще пораженная услышанным.
– Я этого не знала. Я-помню-только тетю Элизабет. Она умерла, когда я была маленькой.
Джон слегка улыбнулся:
– Элизабет Грейндор была его второй женой. Когда граф, Вустер, женился на моей сестре, вы были младенцем. Рискну утверждать, что в наши дни мало кто станет хвастаться родством с йоркистом.
Я не ответила. Во-первых, отрицать это было бы глупо; во-вторых, я еще не переварила новость о том, что наши семьи были в свойстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105