Можете намекнуть ему, что в случае заключения брака мы будем щедры к ним обоим. Если вы устроите этот союз, за нашей благодарностью дело не станет. Благослови вас Святая Троица…» – ну и так далее. – Она махнула секретарю рукой и повернулась ко мне. – Леди Инголдсторп, посидите со мной немного, пока не подойдут остальные дамы.
Я сделала реверанс и села на указанную мне скамеечку у самого устья камина. Гроза, обрушившаяся на Лондон утром, стала еще сильнее; за окном завывал ветер. Шелковые шторы, прикрывавшие стены, колыхались от сквозняка, проникавшего в щели, и я дрожала. Должно быть, королева тоже страдала от холода; она подошла к камину и стала греть руки. Какое-то время она стояла так, повернувшись к окну, потом негромко вздохнула и села.
– Как я тоскую по анжуйскому солнцу! В Англии всегда так пасмурно… Вечно мокро и холодно.
– Может быть, весна будет ранней, – предположила я.
– Тебе предстоит узнать, что лондонская весна ничем не отличается от зимы. Именно этим и объясняется плохой характер жителей столицы. Неблагодарный сброд! Только и умеет, что издеваться, ворчать и жаловаться. Что для них ни делай, они всем недовольны. Одна надежда на то, что весной нас здесь не будет.
Скрип двери и шорох шелка заставили меня посмотреть в сторону прихожей. На пороге стояла молодая женщина ослепительной красоты. Она держалась более царственно, чем сама королева, а ее красота освещала комнату, как факел. Кожа у нее была цвета слоновой кости, а роскошные волосы, падавшие на спину, сверкали серебром. Портили ее только маленькие и хитрые зеленые глаза. Эта девушка, которая была на два-три года старше меня, подошла к королеве и что-то прошептала ей на ухо. Я услышала несколько слов, сказанных по-французски, имя Эдуард и поняла, что королева тревожится за маленького принца. Трехлетний малыш простудился, и Маргарита послала эту девушку узнать, как он себя чувствует.
– Bien… bien… – Королева кивнула и повернулась ко мне. – Леди Исобел Инголдсторп, вы знакомы с Элизабет Вудвилл? Она тоже недавно при дворе. Ее мать, в первом браке герцогиня Бедфорд, француженка. Из Люксембурга.
Я пробормотала что-то учтивое и улыбнулась Элизабет. Она небрежно кивнула и отвернулась сразу же, как только королева снова заговорила со мной. Я была поражена ее грубостью. Даже в монастыре девушки скрывали свою неприязнь друг к другу и соблюдали правила этикета.
– Alors , Изабель, нравится тебе при дворе? – спросила Маргарита.
– Да, моя королева. Все здесь очень любезны. Королева засмеялась:
– В самом деле! Как мы и ожидали, ты привлекла к себе большое внимание.
– О чем вы, миледи?
– Eh bien , на твою руку претендуют уже трое. По одному на каждый месяц, который ты провела здесь. Тягаться с тобой под силу только Элизабет, но она не моя подопечная, так что от нее мне нет никакой корысти. – Она тепло улыбнулась девушке, и Элизабет ответила ей лучезарной улыбкой.
Ошеломленная новостью, я уставилась на королеву во все глаза.
Она добродушно потрепала меня по руке:
– Неужели ты не знала? Я думала, при дворе всё знают еще до того, как оно случается, но теперь вижу, что это не тот случай. Однако этих претендентов можно не принимать в расчет. Тебе ничего не сообщали, потому что они предлагают слишком низкую цену. – Она наклонилась и понизила голос:
– Ты принесешь в королевскую казну кругленькую сумму, моя дорогая. Так что можешь гордиться.
Я не знала, что отвечать, и начала бормотать слова благодарности.
– Тебе, только что вышедшей из монастыря, разговоры о деньгах должны казаться циничными, но ты должна относиться к этому как к выполнению своего долга перед королем. Бог свидетель, я была счастлива, что принесла ему в приданое мир. Сама знаешь, когда я приплыла к этим берегам совсем одна, мне было всего пятнадцать.
«Не мир, а всего лишь перемирие», – мысленно поправила ее я, но тут же выругала себя за нелояльность и пробормотала:
– Да, моя королева. – Пятнадцать лет – слишком мало для того, чтобы выходить замуж за человека, которого ты никогда не видела, и отправляться в чужую страну, разлучаясь с родными, друзьями и всем, что было дорого твоему сердцу.
Она покосилась на меня:
– Ты уверена, что в тебе нет французской крови, как в Элизабет?
Я кивнула.
– Ну что ж, красивыми и одинокими бывают не только француженки…
От жалобы, прозвучавшей в ее словах, у меня сжалось сердце. Королева была несчастна. Эта замужняя женщина, не имеющая ни мужа, ни любви, ни надежды на счастье, навсегда останется здесь чужой. Ее единственная отрада – это сын. Должно быть, в моей улыбке читалось сочувствие, потому что Маргарита внезапно сжала мою руку.
– Изабель, в тебе есть что-то tres charmante . Я думаю, мы подружимся. Правда, Элизабет?
Тут Элизабет впервые посмотрела на меня по-настоящему. В ее зеленых глазах читалось предупреждение. Потом я узнала, что она считала меня узурпаторшей и изо всех сил защищала то, что считала своей территорией.
– Я приняла решение! – внезапно объявила Маргарита. – Изабель, ты будешь моей фрейлиной. Как и ты, Элизабет.
Я сидела на кровати, играла на лире и была погружена в мысли о сэре Джоне Невилле.
– До ужина еще час, – дружелюбно сказала Урсула, положив мне руку на плечо. – Не хотите сходить к прорицательнице? Может быть, она успокоит вас, сообщив хорошие новости.
Я грустно покачала головой:
– Урсула, я не верю прорицательницам. Если меня ждет счастье, я буду слишком сильно надеяться и бояться, что прорицание не сбудется. А если несчастье, я буду бояться будущего. Лучше держаться от прорицательниц подальше.
– Тогда давайте прогуляемся вдоль реки и полюбуемся закатом.
Наверно, Урсула была права; свежий воздух мог рассеять мою меланхолию. Тем более что мне предстояло исполнять обязанности фрейлины королевы. Маргарита должна была вернуться из Кента, куда она уехала устраивать суд над мятежниками. Скоро я перестану быть самой себе хозяйкой.
Мы начали спускаться к берегу. Вокруг было тихо и безлюдно. Дожди прекратились, но сырой и холодный сентябрьский ветер трепал листья, еще остававшиеся на деревьях.
Мы свернули и прошли через каменную арку. Внезапно дворцовые стены сменились небом, на котором горел закат. По Темзе плыли позолоченные арки; вода отражала алые и золотые оттенки неба, что у меня зарябило в глазах.
– Господь создал моря и реки, чтобы они отражали Его славу, – прошептала я Урсуле, когда мы, взявшись за руки, стояли на берегу. Вода лизала каменные ступени. Урсула кивнула и сжала мою руку.
Тишину нарушил чей-то надменный голос:
– Леди Исобел… Какой приятный сюрприз!
Я обернулась и увидела Генри Бофора, герцога Сомерсета, смотревшего на меня с нехорошим прищуром. Меня охватило чувство тревоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Я сделала реверанс и села на указанную мне скамеечку у самого устья камина. Гроза, обрушившаяся на Лондон утром, стала еще сильнее; за окном завывал ветер. Шелковые шторы, прикрывавшие стены, колыхались от сквозняка, проникавшего в щели, и я дрожала. Должно быть, королева тоже страдала от холода; она подошла к камину и стала греть руки. Какое-то время она стояла так, повернувшись к окну, потом негромко вздохнула и села.
– Как я тоскую по анжуйскому солнцу! В Англии всегда так пасмурно… Вечно мокро и холодно.
– Может быть, весна будет ранней, – предположила я.
– Тебе предстоит узнать, что лондонская весна ничем не отличается от зимы. Именно этим и объясняется плохой характер жителей столицы. Неблагодарный сброд! Только и умеет, что издеваться, ворчать и жаловаться. Что для них ни делай, они всем недовольны. Одна надежда на то, что весной нас здесь не будет.
Скрип двери и шорох шелка заставили меня посмотреть в сторону прихожей. На пороге стояла молодая женщина ослепительной красоты. Она держалась более царственно, чем сама королева, а ее красота освещала комнату, как факел. Кожа у нее была цвета слоновой кости, а роскошные волосы, падавшие на спину, сверкали серебром. Портили ее только маленькие и хитрые зеленые глаза. Эта девушка, которая была на два-три года старше меня, подошла к королеве и что-то прошептала ей на ухо. Я услышала несколько слов, сказанных по-французски, имя Эдуард и поняла, что королева тревожится за маленького принца. Трехлетний малыш простудился, и Маргарита послала эту девушку узнать, как он себя чувствует.
– Bien… bien… – Королева кивнула и повернулась ко мне. – Леди Исобел Инголдсторп, вы знакомы с Элизабет Вудвилл? Она тоже недавно при дворе. Ее мать, в первом браке герцогиня Бедфорд, француженка. Из Люксембурга.
Я пробормотала что-то учтивое и улыбнулась Элизабет. Она небрежно кивнула и отвернулась сразу же, как только королева снова заговорила со мной. Я была поражена ее грубостью. Даже в монастыре девушки скрывали свою неприязнь друг к другу и соблюдали правила этикета.
– Alors , Изабель, нравится тебе при дворе? – спросила Маргарита.
– Да, моя королева. Все здесь очень любезны. Королева засмеялась:
– В самом деле! Как мы и ожидали, ты привлекла к себе большое внимание.
– О чем вы, миледи?
– Eh bien , на твою руку претендуют уже трое. По одному на каждый месяц, который ты провела здесь. Тягаться с тобой под силу только Элизабет, но она не моя подопечная, так что от нее мне нет никакой корысти. – Она тепло улыбнулась девушке, и Элизабет ответила ей лучезарной улыбкой.
Ошеломленная новостью, я уставилась на королеву во все глаза.
Она добродушно потрепала меня по руке:
– Неужели ты не знала? Я думала, при дворе всё знают еще до того, как оно случается, но теперь вижу, что это не тот случай. Однако этих претендентов можно не принимать в расчет. Тебе ничего не сообщали, потому что они предлагают слишком низкую цену. – Она наклонилась и понизила голос:
– Ты принесешь в королевскую казну кругленькую сумму, моя дорогая. Так что можешь гордиться.
Я не знала, что отвечать, и начала бормотать слова благодарности.
– Тебе, только что вышедшей из монастыря, разговоры о деньгах должны казаться циничными, но ты должна относиться к этому как к выполнению своего долга перед королем. Бог свидетель, я была счастлива, что принесла ему в приданое мир. Сама знаешь, когда я приплыла к этим берегам совсем одна, мне было всего пятнадцать.
«Не мир, а всего лишь перемирие», – мысленно поправила ее я, но тут же выругала себя за нелояльность и пробормотала:
– Да, моя королева. – Пятнадцать лет – слишком мало для того, чтобы выходить замуж за человека, которого ты никогда не видела, и отправляться в чужую страну, разлучаясь с родными, друзьями и всем, что было дорого твоему сердцу.
Она покосилась на меня:
– Ты уверена, что в тебе нет французской крови, как в Элизабет?
Я кивнула.
– Ну что ж, красивыми и одинокими бывают не только француженки…
От жалобы, прозвучавшей в ее словах, у меня сжалось сердце. Королева была несчастна. Эта замужняя женщина, не имеющая ни мужа, ни любви, ни надежды на счастье, навсегда останется здесь чужой. Ее единственная отрада – это сын. Должно быть, в моей улыбке читалось сочувствие, потому что Маргарита внезапно сжала мою руку.
– Изабель, в тебе есть что-то tres charmante . Я думаю, мы подружимся. Правда, Элизабет?
Тут Элизабет впервые посмотрела на меня по-настоящему. В ее зеленых глазах читалось предупреждение. Потом я узнала, что она считала меня узурпаторшей и изо всех сил защищала то, что считала своей территорией.
– Я приняла решение! – внезапно объявила Маргарита. – Изабель, ты будешь моей фрейлиной. Как и ты, Элизабет.
Я сидела на кровати, играла на лире и была погружена в мысли о сэре Джоне Невилле.
– До ужина еще час, – дружелюбно сказала Урсула, положив мне руку на плечо. – Не хотите сходить к прорицательнице? Может быть, она успокоит вас, сообщив хорошие новости.
Я грустно покачала головой:
– Урсула, я не верю прорицательницам. Если меня ждет счастье, я буду слишком сильно надеяться и бояться, что прорицание не сбудется. А если несчастье, я буду бояться будущего. Лучше держаться от прорицательниц подальше.
– Тогда давайте прогуляемся вдоль реки и полюбуемся закатом.
Наверно, Урсула была права; свежий воздух мог рассеять мою меланхолию. Тем более что мне предстояло исполнять обязанности фрейлины королевы. Маргарита должна была вернуться из Кента, куда она уехала устраивать суд над мятежниками. Скоро я перестану быть самой себе хозяйкой.
Мы начали спускаться к берегу. Вокруг было тихо и безлюдно. Дожди прекратились, но сырой и холодный сентябрьский ветер трепал листья, еще остававшиеся на деревьях.
Мы свернули и прошли через каменную арку. Внезапно дворцовые стены сменились небом, на котором горел закат. По Темзе плыли позолоченные арки; вода отражала алые и золотые оттенки неба, что у меня зарябило в глазах.
– Господь создал моря и реки, чтобы они отражали Его славу, – прошептала я Урсуле, когда мы, взявшись за руки, стояли на берегу. Вода лизала каменные ступени. Урсула кивнула и сжала мою руку.
Тишину нарушил чей-то надменный голос:
– Леди Исобел… Какой приятный сюрприз!
Я обернулась и увидела Генри Бофора, герцога Сомерсета, смотревшего на меня с нехорошим прищуром. Меня охватило чувство тревоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105