изрубленные доспехи, копья, красные от ржавчины, в труху источенные жуками налучи. Вот и стол с диковинками: камень, упавший с неба, выкрашенный охрою череп, окаменелое гнездо. Один за другим поднялись храбры наверх, стали вдоль стенки у открытой в гридницу двери.
Над столом, приняв спокойную позу, возвышался в кресле Златолист. Лицо его было серо, как грозовое небо, провалившиеся глаза таили молнии. Человек десять бояр окружало самозванца: Дремлюга, Бермятичи, Городецкий, Вакула, Борецкие, Гордятин, Ратибор Одежка.
– Проклятье хакану Курею! – кричал один из Борецких, грузный, большеголовый. – Он, как сквозь землю, провалился.
– Безумие было довериться какому-то безмозглому степняку! – поддерживал Бермятич. – Где были мои глаза, сказано ведь – семь раз отмерь, один раз отрежь.
В разбитый глазок окна влетела стрела, насмешливо свистнула, скользнула по мозаике на пол.
– Печенеги придут!.. Они могут изменить мне, но не посмеют ослушаться Никифора Фоку. Хакану Курею обещан титул патрикия. Хакан будет здесь! – безучастным голосом говорил Златолист. – Сторожа сидят на кровле, смотрят за Днепр, они нас уведомят!
– Но когда же, когда? – разъярился Городецкий, даже нос побурел. – Пропади все пропадом, мы и дотемна не продержимся.
– Говорю вам, он придет… сегодня придет, – повторил Златолист, сцепив зубы. – Мы откупимся… Дань будет незначительной – по белке со двора.
Вельможа Блуд подошел едва ли не вплотную к витязю и сказал:
– Дешево продаешь Русскую землю, ой, дешево!
Бояре повернулись к нему, в изумлении открыли рты.
– Ан нет, не дешево, – спокойно ответил Златолист, будто бы подготовленный к неожиданному появлению вельможи.
В эту минуту большая полосатая оса влетела в окно и закружилась над лысиной Блуда. Наступила томительная тишина. Вельможа подставил ладонь, и оса села, расправила крылышки. Это было похоже на наваждение. Большой волхв Вакула чуть приподнялся со скамьи и застыл, не решаясь произнести заклинание.
Блуд преобразился, будто неземная сила вошла в него, понатужился и гаркнул:
– Бояре!..
Те наконец пришли в себя, засуетились, это наглое вторжение сбило их с толку, не знали, что делать.
– Вяжите его! – завопил Дремлюга.
– Бояре! – возвысил голос вельможа, вплотную подойдя к столу против Златолиста. – Дешево продаете Русь плоскомордому Кури!.. Но мы повырываем у вас жала…
Блуд затрясся от ненависти, раскрыл ладонь, и оса взлетела над головами бояр, которые шарахнулись от нее, как от колдовской силы.
– Лучше быть полоненными, нежели убитыми. Ваша сказка сказана, нужна прибаутка – вот она: жареный петух, бояре, в зад не клюнет. Сдавайтесь!
Златолист рванул со стола аксамитовое покрывало: взлетели над вельможей златотканые львы и грифоны.
Не дожидаясь, пока Блуда схватят, Доброгаст и четверо храбров, обнажив мечи, ворвались в гридницу.
– Гей, гей, люди! Сюда!.. На помощь! – вопил Вакула, выставив для защиты сучковатый посох.
Златолист вскочил на стол, лицо его изменилось до неузнаваемости: кровью налились глаза, встали торчком волосы. К нему бросился Доброгаст. Храбры старались оттеснить бояр к противоположной стене. Решительней всех напирал Улеб. Он, казалось, давил их своим мощным телом. Укрывшись за его спиной, отчаянно размахивал мечом Тороп.
Хотя именитых приходилось по два на каждого храбра, хотя многие из них искусно владели клинками, было очевидно явное преимущество друзей Доброгаста.
В невообразимом гвалте двигались по гриднице сражавшиеся, поднимая пыль и опрокидывая все, что попадалось под ноги. Гремели, падая, литые светильники, с треском ломались скамьи, катились бронзовые чаши. Первый предсмертный крик оглушил Яромира: повалился к его ногам Гордятин с проломленной головой.
– Полонитесь, бояре, – предложил Буслай, но его за шумом не услыхали.
Слетел еловец с Доброгастова шлема, а Златолист по-прежнему стоял недосягаемый. Грохнулся рядом с Блудом тысяцкий, запутавшись в аксамите. Блуд накрыл его, сам сел сверху, придавил.
– Люди! Сюда! На помощь! – слышались панические выкрики бояр.
Полетели на пол сорванные со стен щиты, подскочила вверх ножками скамья. Князь Дремлюга, обняв Вакулу, тряс козлиною бородой: его била мелкая дрожь. Буслай переменил хватку, змеиным движением метнулся в одну сторону, в другую нанес удар, защитил голову и отчаянным прыжком навалился на Городецкого.
– О боги, – взмолился Вакула, – о всемогущий Перуне! Отведи эту напасть, порази их в самое сердце!
Жарко стало в гриднице.
– Бросайте мечи, бояре, – кричал Яромир, – полонитесь!
– Ну нет, не вам, смердячье племя, взять нас, – заносчиво отвечал Ратибор Одежка.
– Клянусь пращуром, я добуду его крови, – рычал, навалившись на Городецкого, Волчий хвост.
– Бейте предателя Златолиста! – старался перекричать всех боярин Блуд. – Валитесь на добытчика!.. Бейте его, гните! В железы проклятого!
Подбадриваемый этими криками, Доброгаст удвоил быстроту ударов, но Златолист все их отразил. Мечи сыпали искрами, соскальзывали; ветерок повеял в лицо Доброгаста, словно смерть дохнула холодком, но продолжал стоять крепко, нападая с еще большим пылом: «Теперь или никогда».
Князь Дремлюга, взобравшись по спине Вакулы, хотел выпрыгнуть в окно, ухватился за переплет, но Тороп стащил его, повалил на пол. На помощь Златолисту пришли меченые, полные силы, решимости, и Доброгаст, чувствуя, что не выдержать ему такого напора, кликнул Улеба.
– Иду! – отозвался тот, будто обрушились своды хором. Пнув кого-то ногою, играя массивным булатом, он поспешил на выручку.
Меченого зарубил Яромир, а Буслай ранил хвастливого витязя Ратибора Одежку. Ратибор, страшно ругаясь, осел – грузный, как снежная баба в оттепель. И когда вельможа Блуд оттащил за ноги второго меченого, исход схватки был решен.
А в хоромы уже ворвались отряды Доброгаста; гудели каменные переходы от тысячи голосов, дрожали мраморные ступеньки под ногами бегущих.
– Полонитесь, бояре!
– Лучше смерть!
Улеб взял меч в обе руки и, как кузнец молотом, ударил им по ножке стола. Накренился, затрещал стол под этим могучим ударом. Бросив меч, птицей взлетел Златолист, вышиб ногой свинцовый переплет окна. Доброгаст, прыгнул за ним, не чувствуя боли, поднялся с земли, побежал, боясь потерять его из виду. Сбросил на бегу тяжелый шелом, давящее оплечье.
Никто не преградил дороги Златолисту. Смерды, устремившись в хоромы, избивали дружинников, громили все, что попадало под руку, растаскивали княжеское добро. Тащили сундуки с аксамитами, прятали за пазухи серебряные водолеи, ковши. Выбросили из окна раненого дружинника, высыпали на него мешок дорогого заморского перца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Над столом, приняв спокойную позу, возвышался в кресле Златолист. Лицо его было серо, как грозовое небо, провалившиеся глаза таили молнии. Человек десять бояр окружало самозванца: Дремлюга, Бермятичи, Городецкий, Вакула, Борецкие, Гордятин, Ратибор Одежка.
– Проклятье хакану Курею! – кричал один из Борецких, грузный, большеголовый. – Он, как сквозь землю, провалился.
– Безумие было довериться какому-то безмозглому степняку! – поддерживал Бермятич. – Где были мои глаза, сказано ведь – семь раз отмерь, один раз отрежь.
В разбитый глазок окна влетела стрела, насмешливо свистнула, скользнула по мозаике на пол.
– Печенеги придут!.. Они могут изменить мне, но не посмеют ослушаться Никифора Фоку. Хакану Курею обещан титул патрикия. Хакан будет здесь! – безучастным голосом говорил Златолист. – Сторожа сидят на кровле, смотрят за Днепр, они нас уведомят!
– Но когда же, когда? – разъярился Городецкий, даже нос побурел. – Пропади все пропадом, мы и дотемна не продержимся.
– Говорю вам, он придет… сегодня придет, – повторил Златолист, сцепив зубы. – Мы откупимся… Дань будет незначительной – по белке со двора.
Вельможа Блуд подошел едва ли не вплотную к витязю и сказал:
– Дешево продаешь Русскую землю, ой, дешево!
Бояре повернулись к нему, в изумлении открыли рты.
– Ан нет, не дешево, – спокойно ответил Златолист, будто бы подготовленный к неожиданному появлению вельможи.
В эту минуту большая полосатая оса влетела в окно и закружилась над лысиной Блуда. Наступила томительная тишина. Вельможа подставил ладонь, и оса села, расправила крылышки. Это было похоже на наваждение. Большой волхв Вакула чуть приподнялся со скамьи и застыл, не решаясь произнести заклинание.
Блуд преобразился, будто неземная сила вошла в него, понатужился и гаркнул:
– Бояре!..
Те наконец пришли в себя, засуетились, это наглое вторжение сбило их с толку, не знали, что делать.
– Вяжите его! – завопил Дремлюга.
– Бояре! – возвысил голос вельможа, вплотную подойдя к столу против Златолиста. – Дешево продаете Русь плоскомордому Кури!.. Но мы повырываем у вас жала…
Блуд затрясся от ненависти, раскрыл ладонь, и оса взлетела над головами бояр, которые шарахнулись от нее, как от колдовской силы.
– Лучше быть полоненными, нежели убитыми. Ваша сказка сказана, нужна прибаутка – вот она: жареный петух, бояре, в зад не клюнет. Сдавайтесь!
Златолист рванул со стола аксамитовое покрывало: взлетели над вельможей златотканые львы и грифоны.
Не дожидаясь, пока Блуда схватят, Доброгаст и четверо храбров, обнажив мечи, ворвались в гридницу.
– Гей, гей, люди! Сюда!.. На помощь! – вопил Вакула, выставив для защиты сучковатый посох.
Златолист вскочил на стол, лицо его изменилось до неузнаваемости: кровью налились глаза, встали торчком волосы. К нему бросился Доброгаст. Храбры старались оттеснить бояр к противоположной стене. Решительней всех напирал Улеб. Он, казалось, давил их своим мощным телом. Укрывшись за его спиной, отчаянно размахивал мечом Тороп.
Хотя именитых приходилось по два на каждого храбра, хотя многие из них искусно владели клинками, было очевидно явное преимущество друзей Доброгаста.
В невообразимом гвалте двигались по гриднице сражавшиеся, поднимая пыль и опрокидывая все, что попадалось под ноги. Гремели, падая, литые светильники, с треском ломались скамьи, катились бронзовые чаши. Первый предсмертный крик оглушил Яромира: повалился к его ногам Гордятин с проломленной головой.
– Полонитесь, бояре, – предложил Буслай, но его за шумом не услыхали.
Слетел еловец с Доброгастова шлема, а Златолист по-прежнему стоял недосягаемый. Грохнулся рядом с Блудом тысяцкий, запутавшись в аксамите. Блуд накрыл его, сам сел сверху, придавил.
– Люди! Сюда! На помощь! – слышались панические выкрики бояр.
Полетели на пол сорванные со стен щиты, подскочила вверх ножками скамья. Князь Дремлюга, обняв Вакулу, тряс козлиною бородой: его била мелкая дрожь. Буслай переменил хватку, змеиным движением метнулся в одну сторону, в другую нанес удар, защитил голову и отчаянным прыжком навалился на Городецкого.
– О боги, – взмолился Вакула, – о всемогущий Перуне! Отведи эту напасть, порази их в самое сердце!
Жарко стало в гриднице.
– Бросайте мечи, бояре, – кричал Яромир, – полонитесь!
– Ну нет, не вам, смердячье племя, взять нас, – заносчиво отвечал Ратибор Одежка.
– Клянусь пращуром, я добуду его крови, – рычал, навалившись на Городецкого, Волчий хвост.
– Бейте предателя Златолиста! – старался перекричать всех боярин Блуд. – Валитесь на добытчика!.. Бейте его, гните! В железы проклятого!
Подбадриваемый этими криками, Доброгаст удвоил быстроту ударов, но Златолист все их отразил. Мечи сыпали искрами, соскальзывали; ветерок повеял в лицо Доброгаста, словно смерть дохнула холодком, но продолжал стоять крепко, нападая с еще большим пылом: «Теперь или никогда».
Князь Дремлюга, взобравшись по спине Вакулы, хотел выпрыгнуть в окно, ухватился за переплет, но Тороп стащил его, повалил на пол. На помощь Златолисту пришли меченые, полные силы, решимости, и Доброгаст, чувствуя, что не выдержать ему такого напора, кликнул Улеба.
– Иду! – отозвался тот, будто обрушились своды хором. Пнув кого-то ногою, играя массивным булатом, он поспешил на выручку.
Меченого зарубил Яромир, а Буслай ранил хвастливого витязя Ратибора Одежку. Ратибор, страшно ругаясь, осел – грузный, как снежная баба в оттепель. И когда вельможа Блуд оттащил за ноги второго меченого, исход схватки был решен.
А в хоромы уже ворвались отряды Доброгаста; гудели каменные переходы от тысячи голосов, дрожали мраморные ступеньки под ногами бегущих.
– Полонитесь, бояре!
– Лучше смерть!
Улеб взял меч в обе руки и, как кузнец молотом, ударил им по ножке стола. Накренился, затрещал стол под этим могучим ударом. Бросив меч, птицей взлетел Златолист, вышиб ногой свинцовый переплет окна. Доброгаст, прыгнул за ним, не чувствуя боли, поднялся с земли, побежал, боясь потерять его из виду. Сбросил на бегу тяжелый шелом, давящее оплечье.
Никто не преградил дороги Златолисту. Смерды, устремившись в хоромы, избивали дружинников, громили все, что попадало под руку, растаскивали княжеское добро. Тащили сундуки с аксамитами, прятали за пазухи серебряные водолеи, ковши. Выбросили из окна раненого дружинника, высыпали на него мешок дорогого заморского перца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71