Все ее усилия не трогали Тристана. Он по-прежнему жил в плену прошлого, оставаясь слепым и глухим к настоящему. И она уже не знала, что сделать, чтобы это изменить.
Весь остаток вечера Тристан не мог сосредоточиться. Из головы у него не шла та картина, которую вызвала Мари. Он видел ее перед собой, как она со стонами выгибалась в своей постели, как ее волосы прилипли к влажной коже, и как она пыталась получить наслаждение.
Чего только стоили ему совместные вечера с соседями, которые проверяли на прочность его самообладание! Де Рассаку нравились не только ее красота, но и умение общаться с людьми. К тому же Мари на самом деле оказалась хорошей женой. Возможно, куда лучшей, чем те дамочки, которые попадали в его поле зрения в Версале. И Мари действительно не обращала внимания на других мужчин. Вместо этого всю свою энергию она направляла на то, чтобы очаровать его, своего мужа. Если бы он еще мог знать, что она делала это не для того, чтобы добиться триумфа, а потому, что единственное, что у нее осталось, – это «Мимоза». И он.
Следующий день оказался еще жарче. Тристан видел Мари вместе с другими на телегах, которые двигались к восточному склону. Он сам со второй группой сборщиков винограда отправился на южный склон. Сбор урожая проходил хорошо, и он радовался, что физические усилия отвлекают его от других мыслей.
В первой половине дня с Пиренеев сошли темные тучи, и в считаные минуты небеса разверзлись. В почерневшем небе засверкали молнии, сопровождаемые глухим рокотом грома. Работники стали второпях возвращаться обратно в «Мимозу», хотя лошади нервничали. Даже Тристану пришлось приложить немало усилий, чтобы управлять своим жеребцом. На полпути им встретились повозки, двигавшиеся с восточного склона. Испытывая необъяснимое чувство, он проскакал вдоль обоза, высматривая Мари, но ее нигде не было. В ответ на его вопросы люди лишь качали головами.
Недобрые предчувствия Тристана с каждой секундой все усиливались. Он развернулся и вновь поскакал к восточному склону. Тем временем стало совсем темно, дождь был таким плотным, что едва можно было разглядеть руку перед глазами. Становилось все холоднее.
– Мари! – голос де Рассака тонул в раскатах грома, как бы часто он ни выкрикивал ее имя. Пригнув голову к шее лошади, Тристан скакал вдоль виноградных лоз, выискивая жену. Иссушенная земля не могла принять огромных масс воды, и они потоками устремлялись с холма.
Сердце Тристана неистово колотилось. Найти Мари в этой бушующей непогоде было подобно попытке обнаружить иголку в стоге сена. Почему она не вернулась домой с остальными?
Небо вспорола молния, и жеребец встал на дыбы. Тристан с трудом сдержал его, но тут же последовала вторая вспышка молнии, которая и дала ему возможность увидеть Мари. Раскинув руки, она стояла на краю поля, подставляя лицо дождю. Не веря глазам, он в замешательстве остановился. Что она тут делает?
Тристан подъехал ближе и встал прямо перед ней.
– Мари, нужно возвращаться.
Молодая женщина повернула к нему голову, не меняя позы.
– Дождь, – сказала она, словно это был ответ на все вопросы.
– Да, и надо возвращаться домой, пока молния не убила нас.
– В тебе говорит страх за освобождение от налогов, да, Трис? – бросила она через плечо и начала кружиться, быстрее и быстрее. Мокрые пряди ее волос летали, взметая капли вокруг головы, промокшая юбка раздувалась, как перевернутый бокал. Это было зрелище столь же колдовское, сколь и пугающее.
– Послушай, Мари, оставаться здесь слишком опасно, – пытался он перекричать бурю.
– Тогда иди. Мне здесь нравится. Это чудесно!
– Мари, будь благоразумна, мы… – Молния ударила в землю прямо перед ними. Заклубился пар. Пахнуло серой, и конь Тристана в панике взвился на дыбы, но на этот раз седоку не удалось совладать с жеребцом, как он ни пытался.
Лошадь неожиданно дернулась назад, Тристан перелетел через ее голову и приземлился в грязь. Удар оказался настолько сильным, что выбил весь воздух из легких, и когда де Рассак снова смог ясно соображать, конь был уже далеко.
Мари все еще кружилась, не обращая на него никакого внимания. Он встал, превозмогая боль в бедре, и обхватил жену за плечи:
– Дура проклятая! – выругался он. – Следующая молния может ударить в нас, лошадь ускакала, а ты ведешь себя так, будто лишилась рассудка.
– Значит, шевалье де Рассак, вы все же допускаете, что у меня есть рассудок? – издевательски спросила она и убрала с лица мокрые волосы.
– В настоящий момент – не знаю, – процедил он сквозь зубы. – Придется искать укрытие. До дома нам не добраться.
– Мне здесь нравится. Я люблю дождь, и молнии, и гром. Здесь я наконец чувствую, что живу. Я живу! Живу! – прокричала Мари сквозь дождь. Она попыталась освободиться от его хватки, и это ей удалось.
Молодая женщина побежала по полю. Тристан поспешил за ней. Луг был скользким и, в отличие от Мари, он несколько раз поскользнулся. Ее звонкий смех едва не довел его до безумия. Сыпя проклятия, де Рассак продолжал бежать, и наконец ему удалось схватить жену за насквозь промокшую юбку и удержать.
Она смеялась ему прямо в лицо. Вода стекала по обнаженным плечам и груди, которая яростно вздымалась и опадала. Энергия, исходившая от Мари, была столь же сильна, как сила непогоды.
– Ты способна свести с ума святого, – проворчал Тристан, привлекая ее к себе.
– Значит, ты теперь святой! – Мари все еще смеялась. Тристан больше не мог слышать этот смех. Его губы грубо накрыли ее рот. Поцелуй был страстным, почти отчаянным.
Тристан крепко прижал ее к себе. Он хотел наказать свою жену за страх, что испытал, и за желание, которое ощутил, едва увидев ее.
Когда Тристан наконец поднял голову и заглянул в большие темные глаза Мари, он понял, что пропал. Он даст ей то, чего она жаждет и о чем он неделями тосковал.
– Надо уходить отсюда. Здесь опасно.
Хотя она и кивнула, Тристан не знал, поняла ли его Мари. Он взял ее за руку, и они побежали.
Вдалеке молнии освещали контуры старого каменного домика, где, вероятно, размещались сторожа, охранявшие урожай от воров. Дверь заклинило, и Тристану пришлось выпустить Мари, чтобы всем своим весом налечь на нее. К его облегчению, Мари не предпринимала попыток убежать.
Наконец дверь подалась и Тристан, споткнувшись, влетел внутрь. Каменные стены впитали жар дня, и воздух внутри был горячим и сухим, как в печи. Там оказалось слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, но Тристан знал, что где-то должны быть свечи и огниво.
Он на ощупь двигался вдоль стены. Рядом хлопнула дверь. Он вытянул руку, чтобы убедиться в том, что Мари последовала за ним в укрытие. Кончики, его пальцев коснулись мокрой ткани, скользнули по нежной теплой коже, пока глухой шум не остановил его движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Весь остаток вечера Тристан не мог сосредоточиться. Из головы у него не шла та картина, которую вызвала Мари. Он видел ее перед собой, как она со стонами выгибалась в своей постели, как ее волосы прилипли к влажной коже, и как она пыталась получить наслаждение.
Чего только стоили ему совместные вечера с соседями, которые проверяли на прочность его самообладание! Де Рассаку нравились не только ее красота, но и умение общаться с людьми. К тому же Мари на самом деле оказалась хорошей женой. Возможно, куда лучшей, чем те дамочки, которые попадали в его поле зрения в Версале. И Мари действительно не обращала внимания на других мужчин. Вместо этого всю свою энергию она направляла на то, чтобы очаровать его, своего мужа. Если бы он еще мог знать, что она делала это не для того, чтобы добиться триумфа, а потому, что единственное, что у нее осталось, – это «Мимоза». И он.
Следующий день оказался еще жарче. Тристан видел Мари вместе с другими на телегах, которые двигались к восточному склону. Он сам со второй группой сборщиков винограда отправился на южный склон. Сбор урожая проходил хорошо, и он радовался, что физические усилия отвлекают его от других мыслей.
В первой половине дня с Пиренеев сошли темные тучи, и в считаные минуты небеса разверзлись. В почерневшем небе засверкали молнии, сопровождаемые глухим рокотом грома. Работники стали второпях возвращаться обратно в «Мимозу», хотя лошади нервничали. Даже Тристану пришлось приложить немало усилий, чтобы управлять своим жеребцом. На полпути им встретились повозки, двигавшиеся с восточного склона. Испытывая необъяснимое чувство, он проскакал вдоль обоза, высматривая Мари, но ее нигде не было. В ответ на его вопросы люди лишь качали головами.
Недобрые предчувствия Тристана с каждой секундой все усиливались. Он развернулся и вновь поскакал к восточному склону. Тем временем стало совсем темно, дождь был таким плотным, что едва можно было разглядеть руку перед глазами. Становилось все холоднее.
– Мари! – голос де Рассака тонул в раскатах грома, как бы часто он ни выкрикивал ее имя. Пригнув голову к шее лошади, Тристан скакал вдоль виноградных лоз, выискивая жену. Иссушенная земля не могла принять огромных масс воды, и они потоками устремлялись с холма.
Сердце Тристана неистово колотилось. Найти Мари в этой бушующей непогоде было подобно попытке обнаружить иголку в стоге сена. Почему она не вернулась домой с остальными?
Небо вспорола молния, и жеребец встал на дыбы. Тристан с трудом сдержал его, но тут же последовала вторая вспышка молнии, которая и дала ему возможность увидеть Мари. Раскинув руки, она стояла на краю поля, подставляя лицо дождю. Не веря глазам, он в замешательстве остановился. Что она тут делает?
Тристан подъехал ближе и встал прямо перед ней.
– Мари, нужно возвращаться.
Молодая женщина повернула к нему голову, не меняя позы.
– Дождь, – сказала она, словно это был ответ на все вопросы.
– Да, и надо возвращаться домой, пока молния не убила нас.
– В тебе говорит страх за освобождение от налогов, да, Трис? – бросила она через плечо и начала кружиться, быстрее и быстрее. Мокрые пряди ее волос летали, взметая капли вокруг головы, промокшая юбка раздувалась, как перевернутый бокал. Это было зрелище столь же колдовское, сколь и пугающее.
– Послушай, Мари, оставаться здесь слишком опасно, – пытался он перекричать бурю.
– Тогда иди. Мне здесь нравится. Это чудесно!
– Мари, будь благоразумна, мы… – Молния ударила в землю прямо перед ними. Заклубился пар. Пахнуло серой, и конь Тристана в панике взвился на дыбы, но на этот раз седоку не удалось совладать с жеребцом, как он ни пытался.
Лошадь неожиданно дернулась назад, Тристан перелетел через ее голову и приземлился в грязь. Удар оказался настолько сильным, что выбил весь воздух из легких, и когда де Рассак снова смог ясно соображать, конь был уже далеко.
Мари все еще кружилась, не обращая на него никакого внимания. Он встал, превозмогая боль в бедре, и обхватил жену за плечи:
– Дура проклятая! – выругался он. – Следующая молния может ударить в нас, лошадь ускакала, а ты ведешь себя так, будто лишилась рассудка.
– Значит, шевалье де Рассак, вы все же допускаете, что у меня есть рассудок? – издевательски спросила она и убрала с лица мокрые волосы.
– В настоящий момент – не знаю, – процедил он сквозь зубы. – Придется искать укрытие. До дома нам не добраться.
– Мне здесь нравится. Я люблю дождь, и молнии, и гром. Здесь я наконец чувствую, что живу. Я живу! Живу! – прокричала Мари сквозь дождь. Она попыталась освободиться от его хватки, и это ей удалось.
Молодая женщина побежала по полю. Тристан поспешил за ней. Луг был скользким и, в отличие от Мари, он несколько раз поскользнулся. Ее звонкий смех едва не довел его до безумия. Сыпя проклятия, де Рассак продолжал бежать, и наконец ему удалось схватить жену за насквозь промокшую юбку и удержать.
Она смеялась ему прямо в лицо. Вода стекала по обнаженным плечам и груди, которая яростно вздымалась и опадала. Энергия, исходившая от Мари, была столь же сильна, как сила непогоды.
– Ты способна свести с ума святого, – проворчал Тристан, привлекая ее к себе.
– Значит, ты теперь святой! – Мари все еще смеялась. Тристан больше не мог слышать этот смех. Его губы грубо накрыли ее рот. Поцелуй был страстным, почти отчаянным.
Тристан крепко прижал ее к себе. Он хотел наказать свою жену за страх, что испытал, и за желание, которое ощутил, едва увидев ее.
Когда Тристан наконец поднял голову и заглянул в большие темные глаза Мари, он понял, что пропал. Он даст ей то, чего она жаждет и о чем он неделями тосковал.
– Надо уходить отсюда. Здесь опасно.
Хотя она и кивнула, Тристан не знал, поняла ли его Мари. Он взял ее за руку, и они побежали.
Вдалеке молнии освещали контуры старого каменного домика, где, вероятно, размещались сторожа, охранявшие урожай от воров. Дверь заклинило, и Тристану пришлось выпустить Мари, чтобы всем своим весом налечь на нее. К его облегчению, Мари не предпринимала попыток убежать.
Наконец дверь подалась и Тристан, споткнувшись, влетел внутрь. Каменные стены впитали жар дня, и воздух внутри был горячим и сухим, как в печи. Там оказалось слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, но Тристан знал, что где-то должны быть свечи и огниво.
Он на ощупь двигался вдоль стены. Рядом хлопнула дверь. Он вытянул руку, чтобы убедиться в том, что Мари последовала за ним в укрытие. Кончики, его пальцев коснулись мокрой ткани, скользнули по нежной теплой коже, пока глухой шум не остановил его движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56