Он представлял себе, как, прижавшись друг к дружке, они сидят у телефона, молясь о том, чтобы он зазвонил, а снаружи в это время безжалостно тикает чудовищная адская машина.
Нас начинает одолевать гордыня, миссис Си, особенно если мы чувствуем, что нас, именно нас, другой человек ставит выше своего мужа или жены. Мы не осознаем, что нравоучительные советы, которые мы даем своим любовникам и любовницам, банальны донельзя. Какие гнусные поступки, какую немилосердную алчность прикрываем мы именем любви! Честно говоря, чем больше наше предательство, тем больше чувств вынуждены мы вкладывать в наши лживые речи. И подумайте о жалости, о той ужасной жалости, которую мы питаем к тем, кто страдает от наших действий! Как холодно мы отвергаем их. Все ли мы одинаковы ? Или некоторые хотя бы признают, что наши поступки не имеют морального оправдания? Я думала, доели уже все до последней косточки, но он разломил кость и достал мозг. У миссис О 'Дэр было двенадцать мужиков. По одному на каждый месяц, сказала я. Скорее двенадцать апостолов, сказал он. Ну, это вам виднее.
Мистер Кисс торопился. Каска болталась у него на голове. Хотя он осознавал, что не вполне в своем уме и что стоит «им» поймать его, как его тут же посадят под замок, он по-настоящему переживал за сестер Скараманга. Снова и снова он свистел в свисток, а за его спиной клокотали облака, взмывали всполохом искры, бушевали воронки пламени, клубился желтый, белый, черный дым. Он остановился и, оглянувшись, застыл как вкопанный: смотрел и слушал. Ему казалось, что город кричит. Он никогда не думал, что один-единственный налет может быть таким ужасным, и где-то в глубине души даже радовался тому, что миссия милосердия уводит его прочь от центра пожара. Его первоначальный порыв нестись сломя голову туда, где опасно, теперь несколько утих, и не только потому, что невозможно было себе представить, что какое-либо живое существо могло там уцелеть, но и потому, что огненное море начало порождать гигантские образы. Безумные всадники неслись на взмыленных конях, корчились в долинах обнаженные великаны с глазами, сверкающими слезами и болью, выскакивали из пещер уродливые фигуры, злобно изрыгали нечленораздельные звуки и брызгали слюной возникающие из порождающего их хаоса звери Апокалипсиса, а черные, красноглазые ангелы ада, размахивая мечами из горящей ртути и расплавленной латуни, поднимались над умирающим городом и безразлично смотрели вниз. Мистер Кисс застонал, менее чем когда-либо уверенный в реальности происходящего, ибо сам налет выходил за пределы разума. Повернувшись к пожару спиной, он медленно побрел по бечевнику. А потом внезапно его захлестнула волна страдающих голосов, и он начал задыхаться, словно запыхавшись после долгого бега. Он попытался вспомнить, где и почему находится. Фонарь высветил стебли травы, кучку дерьма, затем, скользнув по воде, — темные разводы бензина.
Опять нахлынули голоса, еще более назойливые, чем раньше. Они ударили его с такой силой, что он чуть не упал. Каждый голос принадлежал одному человеку, каждый выражал такое замешательство, такую страшную агонию боли, что он тоже закричал вместе с ними, и его голос слился с миллионами других в один колоссальный вой. Крик был подобен взрыву бомбы, он был горячим и хищным, грозящим разорвать легкие. Свисток выпал из его губ и болтался на груди. Он согнулся пополам, словно его пнули в пах; ему не хватало дыхания. Он отчаянно пытался прийти в себя.
— О боже!
Его атаковали все демоны ада и все молящие об освобождении души. Он попытался бежать, но споткнулся и упал лицом в траву.
— Нет! Оставьте меня одного! Я буду принимать эти проклятые таблетки! Пожалуйста! — кричал он, хватая руками землю.
Опять слова, лица, образы… По каналу вихрем пронесся ветер, разбрызгивая и мутя воду. Мимо на невероятной для лодки скорости прошел моторный катер. Звук мотора был высоким и нервным. Стоит этой лодке во что-то врезаться, все ее пассажиры неминуемо погибнут. Голоса стихли. Превратились в отдаленный шепот. Мистер Кисс поднялся на четвереньки и поискал фонарь. Батарейка еще работала, но крышка разболталась. Привинтив стекло, он посветил на землю, нашел план и каску. Злясь на себя, вытер с лица пот, отряхнул одежду и посмотрел на ближайшую стену. Ему удалось высветить гигантские, немного выцветшие черные буквы на кирпичной кладке: ГЭК. Это означало, что он добрался до газгольдеров, и теперь, если верить викарию, ему осталось пройти всего сто ярдов, и он окажется перед «Прибрежным коттеджем». Чтобы заглушить шелестящий в голове шепот, он запел:
Славный Лондон мне по нраву.
Уличных блядей орава,
Что слоняется всю ночь,
Мне по нраву, я не прочь!
Мегги, Пегги и другим
Я припас гостинцы.
Будем живы, согрешим!
Будем веселиться!
Думая, что слышит в небе смех самого Люцифера, он начал раскачивать фонарь от стены к воде в такт своему баритону, призывая противника на бой. Бечевник сузился. Вода была мутна от ила, поднятого пролетевшей моторкой. Задержавшись перед защищающим горы угля и кокса ограждением — металлической сеткой, поверх которой тянулась колючая проволока, он увидел за ней гигантские цилиндрические баки газгольдеров. Они мерцали в темноте, как крепостные башни. Он вообразил себе, будто там укрываются спящие боги Лондона, готовые в любую минуту вырваться и отомстить захватчикам. Мистер Кисс не мог отогнать от себя вопрос, не могут ли взорваться или попросту загореться газгольдеры, попади в них зажигательная бомба? Ему показалось глупым, что гигантские баки оставили полными, но он тут же предположил, что освободить их от газа тоже нелегко. Когда металлическая сетка кончилась и снова показалась кирпичная стена, он почувствовал себя в большей безопасности, а пройдя несколько шагов, очутился перед густой тисовой оградой, которая выглядела более прочно, чем защитные сооружения газохранилища. Он понял, что нашел «Прибрежный коттедж», надел каску и обдумал свои дальнейшие действия. Наконец мистер Кисс взял свисток и издал три коротких сигнала, после чего громко крикнул за ограду:
— Эй, вы там, внутри!
Ответа не было. Не совсем представляя, далеко ли находится сам коттедж, он двинулся вперед вдоль ограды, пока не наткнулся на пару вкопанных в землю поручней. Фонарь подсказал ему, что он добрался до упомянутого викарием пирса. Теперь следовало повернуть налево. С востока донеслось внезапное громкое рычание, словно на божий свет вылезло какое-то сказочное чудище, и он инстинктивно вскинул руку, чтобы защитить глаза. В свете полыхнувшего огня он увидел узкую, не больше фута шириной, дорожку, которая заканчивалась полоской кирпичей, спускавшихся к небольшому бассейну, в котором виднелись очертания маленького ялика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160
Нас начинает одолевать гордыня, миссис Си, особенно если мы чувствуем, что нас, именно нас, другой человек ставит выше своего мужа или жены. Мы не осознаем, что нравоучительные советы, которые мы даем своим любовникам и любовницам, банальны донельзя. Какие гнусные поступки, какую немилосердную алчность прикрываем мы именем любви! Честно говоря, чем больше наше предательство, тем больше чувств вынуждены мы вкладывать в наши лживые речи. И подумайте о жалости, о той ужасной жалости, которую мы питаем к тем, кто страдает от наших действий! Как холодно мы отвергаем их. Все ли мы одинаковы ? Или некоторые хотя бы признают, что наши поступки не имеют морального оправдания? Я думала, доели уже все до последней косточки, но он разломил кость и достал мозг. У миссис О 'Дэр было двенадцать мужиков. По одному на каждый месяц, сказала я. Скорее двенадцать апостолов, сказал он. Ну, это вам виднее.
Мистер Кисс торопился. Каска болталась у него на голове. Хотя он осознавал, что не вполне в своем уме и что стоит «им» поймать его, как его тут же посадят под замок, он по-настоящему переживал за сестер Скараманга. Снова и снова он свистел в свисток, а за его спиной клокотали облака, взмывали всполохом искры, бушевали воронки пламени, клубился желтый, белый, черный дым. Он остановился и, оглянувшись, застыл как вкопанный: смотрел и слушал. Ему казалось, что город кричит. Он никогда не думал, что один-единственный налет может быть таким ужасным, и где-то в глубине души даже радовался тому, что миссия милосердия уводит его прочь от центра пожара. Его первоначальный порыв нестись сломя голову туда, где опасно, теперь несколько утих, и не только потому, что невозможно было себе представить, что какое-либо живое существо могло там уцелеть, но и потому, что огненное море начало порождать гигантские образы. Безумные всадники неслись на взмыленных конях, корчились в долинах обнаженные великаны с глазами, сверкающими слезами и болью, выскакивали из пещер уродливые фигуры, злобно изрыгали нечленораздельные звуки и брызгали слюной возникающие из порождающего их хаоса звери Апокалипсиса, а черные, красноглазые ангелы ада, размахивая мечами из горящей ртути и расплавленной латуни, поднимались над умирающим городом и безразлично смотрели вниз. Мистер Кисс застонал, менее чем когда-либо уверенный в реальности происходящего, ибо сам налет выходил за пределы разума. Повернувшись к пожару спиной, он медленно побрел по бечевнику. А потом внезапно его захлестнула волна страдающих голосов, и он начал задыхаться, словно запыхавшись после долгого бега. Он попытался вспомнить, где и почему находится. Фонарь высветил стебли травы, кучку дерьма, затем, скользнув по воде, — темные разводы бензина.
Опять нахлынули голоса, еще более назойливые, чем раньше. Они ударили его с такой силой, что он чуть не упал. Каждый голос принадлежал одному человеку, каждый выражал такое замешательство, такую страшную агонию боли, что он тоже закричал вместе с ними, и его голос слился с миллионами других в один колоссальный вой. Крик был подобен взрыву бомбы, он был горячим и хищным, грозящим разорвать легкие. Свисток выпал из его губ и болтался на груди. Он согнулся пополам, словно его пнули в пах; ему не хватало дыхания. Он отчаянно пытался прийти в себя.
— О боже!
Его атаковали все демоны ада и все молящие об освобождении души. Он попытался бежать, но споткнулся и упал лицом в траву.
— Нет! Оставьте меня одного! Я буду принимать эти проклятые таблетки! Пожалуйста! — кричал он, хватая руками землю.
Опять слова, лица, образы… По каналу вихрем пронесся ветер, разбрызгивая и мутя воду. Мимо на невероятной для лодки скорости прошел моторный катер. Звук мотора был высоким и нервным. Стоит этой лодке во что-то врезаться, все ее пассажиры неминуемо погибнут. Голоса стихли. Превратились в отдаленный шепот. Мистер Кисс поднялся на четвереньки и поискал фонарь. Батарейка еще работала, но крышка разболталась. Привинтив стекло, он посветил на землю, нашел план и каску. Злясь на себя, вытер с лица пот, отряхнул одежду и посмотрел на ближайшую стену. Ему удалось высветить гигантские, немного выцветшие черные буквы на кирпичной кладке: ГЭК. Это означало, что он добрался до газгольдеров, и теперь, если верить викарию, ему осталось пройти всего сто ярдов, и он окажется перед «Прибрежным коттеджем». Чтобы заглушить шелестящий в голове шепот, он запел:
Славный Лондон мне по нраву.
Уличных блядей орава,
Что слоняется всю ночь,
Мне по нраву, я не прочь!
Мегги, Пегги и другим
Я припас гостинцы.
Будем живы, согрешим!
Будем веселиться!
Думая, что слышит в небе смех самого Люцифера, он начал раскачивать фонарь от стены к воде в такт своему баритону, призывая противника на бой. Бечевник сузился. Вода была мутна от ила, поднятого пролетевшей моторкой. Задержавшись перед защищающим горы угля и кокса ограждением — металлической сеткой, поверх которой тянулась колючая проволока, он увидел за ней гигантские цилиндрические баки газгольдеров. Они мерцали в темноте, как крепостные башни. Он вообразил себе, будто там укрываются спящие боги Лондона, готовые в любую минуту вырваться и отомстить захватчикам. Мистер Кисс не мог отогнать от себя вопрос, не могут ли взорваться или попросту загореться газгольдеры, попади в них зажигательная бомба? Ему показалось глупым, что гигантские баки оставили полными, но он тут же предположил, что освободить их от газа тоже нелегко. Когда металлическая сетка кончилась и снова показалась кирпичная стена, он почувствовал себя в большей безопасности, а пройдя несколько шагов, очутился перед густой тисовой оградой, которая выглядела более прочно, чем защитные сооружения газохранилища. Он понял, что нашел «Прибрежный коттедж», надел каску и обдумал свои дальнейшие действия. Наконец мистер Кисс взял свисток и издал три коротких сигнала, после чего громко крикнул за ограду:
— Эй, вы там, внутри!
Ответа не было. Не совсем представляя, далеко ли находится сам коттедж, он двинулся вперед вдоль ограды, пока не наткнулся на пару вкопанных в землю поручней. Фонарь подсказал ему, что он добрался до упомянутого викарием пирса. Теперь следовало повернуть налево. С востока донеслось внезапное громкое рычание, словно на божий свет вылезло какое-то сказочное чудище, и он инстинктивно вскинул руку, чтобы защитить глаза. В свете полыхнувшего огня он увидел узкую, не больше фута шириной, дорожку, которая заканчивалась полоской кирпичей, спускавшихся к небольшому бассейну, в котором виднелись очертания маленького ялика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160