Толстяк встал с дивана.
– Я получил путевку на курорт, на берег Черного моря. За хорошую работу.
– Ого! – насторожился Коллинз. – И у вас на руках эта путевка?
Посетитель достал из старенького бумажника путевку и положил ее на стол.
– Это нужно взять на заметку, – сказал Коллинз. – Да, распишитесь.
Он достал из бокового кармана тоненькую пачку денег, отсчитал пять раз по пятьдесят марок и пододвинул своему посетителю.
– Пересчитайте!
Толстяк педантично вывел свою подпись. Коллинз переписал в записную книжку данные путевки.
– Там должно быть точно, – сказал он вполголоса. – Вы пересчитали?
– Двести пятьдесят марок, – слегка разочарованно откликнулся посетитель.
Толстяк отдал расписку Коллинзу и спрятал полученные деньги в какое-то тайное отделение бумажника. Тем временем Коллинз медленно выводил на бланке расписки цифры, одну за другой, справа налево. Вначале он нарисовал ноль, затем второй, потом в задумчивости вывел четкую пятерку.
* * *
Час спустя на том самом столе, на котором только что произошел обмен стеклянными глазами, Хансен устанавливал метровую деревянную фигуру апостола. Коллинз вошел в салон и, прищурив глаза, окинул фигуру апостола взглядом знатока. От старости и дыма благовоний, многие годы воскуряемых у ее подножия, дерево статуи пожелтело. Даже на несведущего человека фигура производила впечатление своей изысканной простотой, какой-то особенной резкостью черт лица, за которыми угадывалась рука большого мастера.

– Стоит целую кучу денег, майор! – сказал Хансен.
– Искусство всегда стоит массу денег, мой дорогой… – подтвердил Коллинз.
– А доставка, майор! – засмеялся Хансен. – В любом случае вас не надули с этим апостолом. Он стоял у алтаря в Бреславле, продавец за это ручался.
– Чудесно, Хансен, чудесно, – Коллинз широко и благосклонно улыбнулся Хансену.
– Будут еще поручения, майор?
Коллинз нежно прикоснулся к дереву статуи.
– Можете смеяться надо мной, Хансен, но я как-то купил весь алтарь…
Хансен взглянул на него удивленно.
– Весь алтарь?
– Часть за частью, фигуру за фигурой, – продолжал Коллинз.
– И, разумеется, вы его перепродали дальше, майор?
Коллинз вздохнул.
– Разумеется, Хансен… Эти древние пеньки – любимая игрушка наших миллионеров. Я бедный майор, Хансен, не буду же я украшать вот такими апостолами свой комод.
Коллинз снял апостола со стола и бережно запер его в стенной шкаф. Повернулся к Хансену и наставительно заявил:
– Каждый, кто хоть сколько-нибудь разбирается в делах, может по меньшей мере столько же заработать на распаде какой-либо древней культуры, как и на строительстве новой.
Хансен пожал плечами, он казался чем-то расстроенным.
– Сожалею, майор… Я в этих делах не разбираюсь.
– Это не каждому дано, Хансен, – Коллинз дружелюбно обнял Хансена за плечи и провел в соседнюю комнату, где на большом письменном столе лежали еще влажные фотографии, одна рядом с другой.
– Подойдите ближе, тут вас кое-что заинтересует.
Фотографий было много. На одной Хансен сразу же узнал здание министерства связи ГДР. Затем следовали детально сфотографированные двери, лестницы, входы и выходы, интерьеры различных комнат, уставленных аппаратурой связи. Профану все это собрание снимков неизвестного назначения могло бы показаться совершенно неинтересным, но Хансен не смог удержать восхищенного восклицания:
– Доннер веттер! Ну и работка!.. Хороша…
Хансен стал просматривать фотографии. Коллинз довольно улыбался.
– Вот это и есть телеграф восточноберлинского правительства, – сказал он. – Снаружи, изнутри… Личный состав работников, служба охраны, расположение кабелей питания, выключатели, бильдтелеграф… Да вы сами видите.
Коллинз взглянул на часы.
– Просмотрите все это внимательно. Понадобится еще что-нибудь – человек до шести часов в вашем распоряжении. Но только до шести часов, так как он уезжает на целых две недели.
Коллинз направился к двери.
– Как, Хансен, что-нибудь подходящее на сегодняшний вечер подыскали? – спросил он неожиданно.
Хансен подсел к письменному столу и, внимательно разглядывая фотографии, ответил с ленцой:
– Рекомендовали мне тут один кабачок… «Золотая подкова». Говорят, удачное соединение скакового манежа и бара…
«Выбирают дамы»
Вечер сверкал огнями неоновых ламп. Красными, зелеными, синими… Настоящий водопад света то отражался в асфальте, то молниеносно взбирался на темные стены зданий, чтобы рассыпаться в вышине, где-то над крышами, в оранжевом небе. Сквозь гостеприимно открытые двери многочисленных баров и пивных доносились дробные и визгливые звуки различных музыкальных устройств. В подъездах заведений стояли швейцары и вели охоту за колеблющимися клиентами.
– «Золотая подкова»! Новинка! Это невиданное зрелище, господа! Выпивка без всяких ограничений! Умеренные цены!
Дверь в бар своей формой напоминала большую подкову, да и швейцар в том же духе: по-кавалерийски кривоногий, в яркой желто-сине-алой униформе – прямо жокей с картинки.
Коллинз и Хансен подошли к двери. Швейцар вытянулся, приложил два пальца к фуражке.
– Прошу, прошу, господа! Проходите, господа! Вы найдете здесь самых красивых женщин и лучших лошадей. О, вы никогда не разочаруетесь! – Он широко распахнул дверь, и страшный поток звуков вырвался наружу: к визгу джаза примешивалось ржание лошадей и взвизгивание женщин. В такт «музыке» хлопали кнуты жокеев.
Лицо Коллинза сияло. Хансен угодил его вкусам с удивительной точностью. Это как раз то, о чем он и мечтал. Они прошли в глубь бара и присели за столик в самом углу, возле арены. На круглом манеже стояло штук пять лошадей. Все они нетерпеливо рыли копытами опилки. Кавалеры пытались помочь своим дамам занять седла. Высокий парень с размаху подсадил свою даму на спину покорно стоящей пегой лошади. Со стороны показалось, что дама прямо-таки перелетела по воздуху, ее черные локоны рассыпались, Коллинз, округлив глаза, вдруг сказал:
– Черт возьми… – И замолк.
Вновь загремел джаз, и лошади пошли по кругу рысью, потом перешли в галоп. Дамы взвизгивали, мужчины кричали от восторга. Поднялся адский шум. Коллинз, не отрывая глаз от дамы с черными локонами, влил в себя три рюмки виски подряд.
Музыка заиграла медленнее, и лошади вновь перешли с короткого галопа на рысь. Вспрыгнув на барьер, Хансен подождал, пока с ним не поравнялась пегая лошадка, на спине которой восседала черноволосая дама. Ее кавалер держался на своем рысаке рядом с ней.
– Тпррр… – закричал Хансен лошади. К его удивлению, пегая лошадка сразу же остановилась.
– А ты не будь любопытным, мой дорогой! – бросил Хансен кавалеру и с силой ударил по крупу скакового жеребца, на котором тот восседал;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31