Я всегда подозревал, что это не просто так, но…
– Так вы не были женаты? – Макс даже не обернулся, просто покачал головой. – Как же так?
В этот раз он пожал плечами:
– Был слишком занят, поглощен работой – кто знает?
– Даже и близко не было? – Кейт понимала, что стоит остановиться, но не могла.
Макс ответил не сразу – может, хотел дать ей понять, что она переступила черту.
– Один раз я задумывался об этом, но все же не сказал бы, что к свадьбе было близко. – Он поднес спичку к свернутым газетам, которые засунул под решетку, и спросил: – А вы удивились, когда ваши родители развелись?
– Не особо. – Когда Макс отодвинулся от камина, чтоб было не так жарко, Кейт тоже села на пол, скрестив ноги и наклонившись, чтобы можно было смотреть на языки пламени, лизавшие кору техасского кедра цвета ржавчины. – Они разошлись сразу после того, как я поступила в колледж, продали дом, в котором я выросла, и разъехались в разные стороны. Мне было семнадцать, я специализировалась на премедикации, но сколько себя помню, я рисовала, так что летом пошла на уроки рисования, чтобы побольше узнать о методах и материалах. Однажды летом устроилась рисовать раскадровки для аниматоров, училась раскладывать изображение на слои – оказалось, что это очень полезно для медицинских иллюстраций. Я вспомнила об этом, когда вы сказали, что можно наложить друг на друга полученные срезы и сделать объемную голову. – Кейт умолкла. – Нет, я знала, что у родителей проблемы… в смысле, помимо меня. Я думаю, это просто была последняя соломинка, сломавшая спину верблюда.
– Почему вы так говорите?
Кейт уставилась на огонь, вспоминая.
– После того как мы переехали из маленького домика в центре Иллинойса в пригород Чикаго, кое-что изменилось. Мне тогда было десять лет. Новая школа оказалась намного больше, и учителя разрешали детям разговаривать в любое время. Я не сразу поняла, что делать. Один из учителей постоянно обвинял меня в том, что я невнимательна, и заставил меня сесть на первую парту, словно я отсталая. Мама решила, что у меня что-то не то со слухом, и водила меня по врачам, но те сказали, что с ушами у меня все нормально. Отец обвинил меня в том, что я делаю это лишь для того, чтобы поднять суматоху и привлечь внимание. В любом случае, с этого начались все раздоры.
– Делали «это»? Что – «это»?
– Я не знаю… упускала все.
– Вы это имели в виду, когда сказали, что уж точно знаете, что не глухая?
Кейт кивнула:
– За все эти годы меня часто обследовали, и всегда – с одним и тем же результатом. Со слухом у меня все в порядке.
– Вы не много пропустили, если в семнадцать пошли в колледж, уж не говоря о мединституте. – Щелкнуло кедровое полено, во все стороны полетели искры, Сэм убежал за диван. Кейт хотела подняться, но Макс взял ее за руку и положил ее ладонь между своими, чтобы она не уходила.
– Все нормально. Расскажите мне, что происходит, когда вы «что-то упускаете».
– Наверное, я легко отвлекаюсь, потому что… то есть, иногда кажется, что я просто теряю нить разговора. В основном когда происходит слишком много событий одновременно, или когда шумно. Я как будто не могу сосредоточиться или сфокусировать мысль, или… не знаю, сложно описать.
Макс кивнул, помолчал, и Кейт пожалела, что вообще открыла рот. Ей не хотелось, чтобы Макс думал, будто она пытается оправдаться за то, в чем сама виновата. Но она ведь не нарочно. Иногда удавалось предсказать, когда это случится, иногда нет. В этом и заключалась самая большая проблема. Но Кейт на самом деле не понимала, в чем именно проблема, осознавая лишь то, что что-то не так.
– Кейт, я не знаю, как это сказать, – начал Макс, не глядя на нее. Она слышала такое и раньше, и знала, чего ждать – очередной совет собраться. Стараться еще больше. – Но из вас получился бы чертовски хороший врач, благодаря вашим аналитическим способностям и внимательности. Если вы когда-нибудь поймете, что хотите вернуться, – у меня тут среди медиков много друзей, и я за вас в любой момент готов замолвить словечко. – Кейт смотрела прямо вперед, боясь, что неправильно поняла его слова. – Но мне, естественно, не хочется, чтобы пропал другой ваш талант – ваш личный способ выражать идею с такой гибкой жизненной силой. Этому вас не учили. Это рождается благодаря вашим чувствам и образу мыслей, а не только тому, что вы видите.
Кейт продолжала улыбаться, пока Макс не протянул руку и не повернул ее голову так, чтобы она посмотрела на него.
– Когда вы вот так просто уехали, я вышел из себя. Сначала рассердился. Господи, я злился на вас! За то, что из-за вас почувствовал себя таким беспомощным. Потом начал волноваться, как чувствуете себя вы, уехав куда-то одна. А теперь… кажется, я начинаю понимать то, чего не мог понять раньше. Когда этот болван вас уволил, у вас снова возникло дежа вю, да? Только в этот раз из-за меня, а не из-за родителей.
– Что-то вроде, – призналась Кейт, и тут до нее дошло, что Макс может быть недоволен тем, что она сделала или не сделала, но все равно оставаться рядом. Как Сэм. – Только из мединститута меня не выгнали, – добавила она, чтобы расставить все по местам. – Я ушла, потому что мне это показалось правильным решением.
Синие глаза Макса рассматривали Кейт, и от этого взгляда она чувствовала себя почти голой.
– Я кое-что вспомнила. – Она вытащила руку из его ладоней, вскочила и побежала вверх за маленькой коробочкой, которую спрятала в чехле от фотоаппарата; потом быстро вернулась, села на пол, и отдала коробочку Максу.
– Это ожерелье вашей бабушки. Клео попросила меня отвезти его еще до… ну, понятно. – Макс открыл коробку и уставился на ожерелье – он смотрел так долго, что Кейт стало интересно, о чем он задумался. – Должно быть, ваша бабушка была интересным человеком, – начала она, надеясь, что он расскажет побольше о женщине, занимавшей особое место в его сердце.
Макс улыбнулся и хмыкнул:
– Это была женщина с большими желаниями и очень сильным характером. К тому же она была красавицей – даже в восемьдесят. Мой отец обычно говорил, что его мать «странная», поскольку она была не похожа на других. – Он замолчал, глядя в огонь, словно что-то вспомнил. – Вы заметили, что некоторых мужчин тянет к женщинам, которые являются полной противоположностью их матери? Вот таким был и мой отец. Похоже, мать ни по какому вопросу не имела собственного мнения. Во всем полагалась на него. Но она была очень заботливой. Думаю, ее просто так воспитали.
– Возможно, – согласилась Кейт, вспомнив собственную мать, – но тогда вы можете говорить то же и о своем отце – что в то время были все условия для того, чтобы мужчина считал себя главным. Но судя по тому, что вы только что сказали о своей бабушке, она его так бы не воспитала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Так вы не были женаты? – Макс даже не обернулся, просто покачал головой. – Как же так?
В этот раз он пожал плечами:
– Был слишком занят, поглощен работой – кто знает?
– Даже и близко не было? – Кейт понимала, что стоит остановиться, но не могла.
Макс ответил не сразу – может, хотел дать ей понять, что она переступила черту.
– Один раз я задумывался об этом, но все же не сказал бы, что к свадьбе было близко. – Он поднес спичку к свернутым газетам, которые засунул под решетку, и спросил: – А вы удивились, когда ваши родители развелись?
– Не особо. – Когда Макс отодвинулся от камина, чтоб было не так жарко, Кейт тоже села на пол, скрестив ноги и наклонившись, чтобы можно было смотреть на языки пламени, лизавшие кору техасского кедра цвета ржавчины. – Они разошлись сразу после того, как я поступила в колледж, продали дом, в котором я выросла, и разъехались в разные стороны. Мне было семнадцать, я специализировалась на премедикации, но сколько себя помню, я рисовала, так что летом пошла на уроки рисования, чтобы побольше узнать о методах и материалах. Однажды летом устроилась рисовать раскадровки для аниматоров, училась раскладывать изображение на слои – оказалось, что это очень полезно для медицинских иллюстраций. Я вспомнила об этом, когда вы сказали, что можно наложить друг на друга полученные срезы и сделать объемную голову. – Кейт умолкла. – Нет, я знала, что у родителей проблемы… в смысле, помимо меня. Я думаю, это просто была последняя соломинка, сломавшая спину верблюда.
– Почему вы так говорите?
Кейт уставилась на огонь, вспоминая.
– После того как мы переехали из маленького домика в центре Иллинойса в пригород Чикаго, кое-что изменилось. Мне тогда было десять лет. Новая школа оказалась намного больше, и учителя разрешали детям разговаривать в любое время. Я не сразу поняла, что делать. Один из учителей постоянно обвинял меня в том, что я невнимательна, и заставил меня сесть на первую парту, словно я отсталая. Мама решила, что у меня что-то не то со слухом, и водила меня по врачам, но те сказали, что с ушами у меня все нормально. Отец обвинил меня в том, что я делаю это лишь для того, чтобы поднять суматоху и привлечь внимание. В любом случае, с этого начались все раздоры.
– Делали «это»? Что – «это»?
– Я не знаю… упускала все.
– Вы это имели в виду, когда сказали, что уж точно знаете, что не глухая?
Кейт кивнула:
– За все эти годы меня часто обследовали, и всегда – с одним и тем же результатом. Со слухом у меня все в порядке.
– Вы не много пропустили, если в семнадцать пошли в колледж, уж не говоря о мединституте. – Щелкнуло кедровое полено, во все стороны полетели искры, Сэм убежал за диван. Кейт хотела подняться, но Макс взял ее за руку и положил ее ладонь между своими, чтобы она не уходила.
– Все нормально. Расскажите мне, что происходит, когда вы «что-то упускаете».
– Наверное, я легко отвлекаюсь, потому что… то есть, иногда кажется, что я просто теряю нить разговора. В основном когда происходит слишком много событий одновременно, или когда шумно. Я как будто не могу сосредоточиться или сфокусировать мысль, или… не знаю, сложно описать.
Макс кивнул, помолчал, и Кейт пожалела, что вообще открыла рот. Ей не хотелось, чтобы Макс думал, будто она пытается оправдаться за то, в чем сама виновата. Но она ведь не нарочно. Иногда удавалось предсказать, когда это случится, иногда нет. В этом и заключалась самая большая проблема. Но Кейт на самом деле не понимала, в чем именно проблема, осознавая лишь то, что что-то не так.
– Кейт, я не знаю, как это сказать, – начал Макс, не глядя на нее. Она слышала такое и раньше, и знала, чего ждать – очередной совет собраться. Стараться еще больше. – Но из вас получился бы чертовски хороший врач, благодаря вашим аналитическим способностям и внимательности. Если вы когда-нибудь поймете, что хотите вернуться, – у меня тут среди медиков много друзей, и я за вас в любой момент готов замолвить словечко. – Кейт смотрела прямо вперед, боясь, что неправильно поняла его слова. – Но мне, естественно, не хочется, чтобы пропал другой ваш талант – ваш личный способ выражать идею с такой гибкой жизненной силой. Этому вас не учили. Это рождается благодаря вашим чувствам и образу мыслей, а не только тому, что вы видите.
Кейт продолжала улыбаться, пока Макс не протянул руку и не повернул ее голову так, чтобы она посмотрела на него.
– Когда вы вот так просто уехали, я вышел из себя. Сначала рассердился. Господи, я злился на вас! За то, что из-за вас почувствовал себя таким беспомощным. Потом начал волноваться, как чувствуете себя вы, уехав куда-то одна. А теперь… кажется, я начинаю понимать то, чего не мог понять раньше. Когда этот болван вас уволил, у вас снова возникло дежа вю, да? Только в этот раз из-за меня, а не из-за родителей.
– Что-то вроде, – призналась Кейт, и тут до нее дошло, что Макс может быть недоволен тем, что она сделала или не сделала, но все равно оставаться рядом. Как Сэм. – Только из мединститута меня не выгнали, – добавила она, чтобы расставить все по местам. – Я ушла, потому что мне это показалось правильным решением.
Синие глаза Макса рассматривали Кейт, и от этого взгляда она чувствовала себя почти голой.
– Я кое-что вспомнила. – Она вытащила руку из его ладоней, вскочила и побежала вверх за маленькой коробочкой, которую спрятала в чехле от фотоаппарата; потом быстро вернулась, села на пол, и отдала коробочку Максу.
– Это ожерелье вашей бабушки. Клео попросила меня отвезти его еще до… ну, понятно. – Макс открыл коробку и уставился на ожерелье – он смотрел так долго, что Кейт стало интересно, о чем он задумался. – Должно быть, ваша бабушка была интересным человеком, – начала она, надеясь, что он расскажет побольше о женщине, занимавшей особое место в его сердце.
Макс улыбнулся и хмыкнул:
– Это была женщина с большими желаниями и очень сильным характером. К тому же она была красавицей – даже в восемьдесят. Мой отец обычно говорил, что его мать «странная», поскольку она была не похожа на других. – Он замолчал, глядя в огонь, словно что-то вспомнил. – Вы заметили, что некоторых мужчин тянет к женщинам, которые являются полной противоположностью их матери? Вот таким был и мой отец. Похоже, мать ни по какому вопросу не имела собственного мнения. Во всем полагалась на него. Но она была очень заботливой. Думаю, ее просто так воспитали.
– Возможно, – согласилась Кейт, вспомнив собственную мать, – но тогда вы можете говорить то же и о своем отце – что в то время были все условия для того, чтобы мужчина считал себя главным. Но судя по тому, что вы только что сказали о своей бабушке, она его так бы не воспитала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113