Злость смешалась с облегчением. Возмущение с благодарностью. Облегчение от пришедшего наконец понимания, почему иногда совершенно отчетливые голоса внезапно становятся невнятным бормотанием. Благодарность за то, что не надо больше бояться наступления того дня, когда невнятность останется навсегда. Злость на себя за то, что сбавила бдительность.
Кейт повернулась так, чтобы вода смешивалась с бегущими по щекам слезами, пока они не слились в один поток. Макс стимулирует ее, и в то же время с ним легко, даже когда возникают разногласия. Потому что он не категоричен. И только из-за того, что у него не такой подход, как у тебя, Макс не считает, что ты не права. Им движет любопытство, а не стремление управлять. Потребность задавать вопросы. Интересоваться, почему. Не только что касается его пациентов, но и Ташат. Так почему бы и не тебя?
С Максом она ориентировалась на то, что у них общего, а не на различия, и эта мысль вызвала воспоминания о том, как он рассказывал про свою бабушку. Но и Кейт тоже изменилась – может, из-за Сэма. Она вспомнила тот день, когда они шли по плоскогорью, она несла рюкзак с водой и ланчем, а Сэм протаптывал дорогу через девственный снег. Она с ним все обговорила, рассказала ему все, и решила, что несмотря ни на что, Ташат она не оставит. Думая об этом теперь, Кейт понимала, что с ними в тот день был кто-то еще – непоколебимая вера Макса в нее, благодаря которой и сама Кейт поверила в себя, вопреки всем Дэвидам Броверманам, прошлым или настоящим. И внутренний голос, который древние египтяне называли ка, заговорил с уверенностью вместо сомнения, с которым Кейт так долго прожила.
Макс сделал ей еще один ценный подарок – понимание себя, – освободив ее от когтей стервятника, который сидел у нее на плече много лет, ожидая, когда Кейт споткнется, когда упадет настолько низко, что он сможет выклевать ее золотые глаза. А она повернулась к Максу спиной. Опять.
Кейт выключила воду, вытерла полотенцем волосы и тело. Вода все еще стекала по спине, Кейт надела трусики и, оглядываясь в поисках лифчика, услышала, как внизу закрылась дверь. Она сдернула платье, всунула руки в рукава и на ходу схватила папку со стола. Сбежала вниз по лестнице – надо было перехватить Макса, пока он не ушел, – обежала вокруг нижнего столбика и понеслась в кухню.
Макс сидел там же, где она его и оставила, и смотрел за окно, а когда услышал ее, обернулся.
– Мне показалось, что хлопнула дверь, – запинаясь, произнесла Кейт.
– Сэм хотел выйти. – Макс снова повернулся к окну. – Он так быстро все усваивает, почему же никак не научится приносить теннисные мячики в ведерко? – Кейт показалось, что это вялая попытка сказать хоть что-нибудь, чтобы избежать неловкости.
Кейт испугалась, что папки, которую она принесла, будет недостаточно, что она слишком долго тянула. Но этим шансом надо воспользоваться обязательно, потому что больше у нее ничего нет – только эти рисунки, на которых она изображала Макса с самого первого дня их знакомства в музее. Словами она столько же никогда не сможет сказать.
– Сэм слишком умный, и ему неинтересно искать мячики в пределах корта, – объяснила Кейт, подходя к Максу. – Он просто несколько раз сделал тебе одолжение, так как не хотел тебя обидеть. – Она положила перед ним пухлую папку.
Макс поднял взгляд на Кейт, потом на папку. Открыв ее, он увидел себя так, как увидела его Кейт, – хиппи средних лет с бородой и поднятой бровью, – улыбнулся и покачал головой. Потом заметил внизу набросанную наскоро карикатуру – мужчина в мышино-сером костюме и с длинным хвостом, он стучит в дверь, а с другой стороны появляется в виде рычащего льва. Это рассмешило Макса, и он начал переворачивать листы, словно страницы книги, стремясь поскорее увидеть следующий рисунок, и следующий, и до него дошло, что везде изображен он – увиденный глазами Кейт. Как он оцепенел, поняв, что она разыграла его насчет Сэма. Вот он стоит в темноте у нее на крыльце, глаза и губы такие же холодные, как и расстелившееся позади одеяло снега. Вот выходит из машины на хьюстонской заправке, зол, и тем не менее очень рад ее видеть.
Дойдя до последнего – до рук, нарисованных пером и тушью, – Макс вопросительно посмотрел на Кейт. Она не была уверена в том, что понимает вопрос – зачем руки или вообще все.
– «Есть множество ответов», – прошептала Кейт, надеясь, что Макс поймет.
В его глазах ожила улыбка, сказавшая Кейт все, что она хотела услышать, поэтому она наклонилась и обхватила Макса за шею. Через минуту тот усадил ее себе на колени и обнял.
Он стал больше времени проводить в офисе, но все равно – не двенадцать-четырнадцать часов, как было до того, как Кейт переехала в Хьюстон. Раньше это было не обязательно, как он ей объяснил, а теперь ему и не хотелось. Однажды Макс приехал домой пораньше, чтобы дать Кейт урок игры в теннис, пока не стемнело, а потом угостил своим специальным блюдом – курицей на гриле с мескитовой стружкой. Кейт по-настоящему ждала одного – обсуждений прожитого дня за стаканом вина, когда они вместе готовили ужин.
Она еще раз ездила в больницу – посмотреть, как выглядят колени после операций Майка Тинсли, и забрать уже готовые главы. После этого по утрам она работала над иллюстрациями, после обеда пару часов читала, помечала места, которые необходимо проиллюстрировать, набрасывала то, что приходило на ум.
К тому же у нее появилась привычка просыпаться на рассвете и лежать в постели, рассматривая рождающиеся в воображении замыслы. Один из них оказался совершенно внезапным – это была расплывчатая акварель, изображающая инцидент в операционной, когда Майк задел костным сверлом сосуд, и вся картина оказалась забрызгана кровью. Но чаще всего мозг Кейт работал над последовательностью событий, приведших к преждевременной смерти Ташат. А потом, под вдохновением от прозрачек, которые Кейт сделала для Тинсли, она начала рисовать Ташат такой, какой видела ее в своих утренних полуснах.
В следующую субботу Макс настоятельно пригласил ее к себе в кабинет; на сей раз причина была необычной. Он прикрепил к негатоскопу, висевшему на стене за столом, распечатку наложенных черепов Ташат и Нефертити, и Кейт подумала, что он работает над чем-то, связанным с черепами. Но Макс включил монитор своего компьютера и повернул его так, чтобы видно было им обоим, и открыл изображение с текстом – то был осевой «срез» грудной полости человека. Кейт бегло просмотрела первые строки текста.
– Из-за перекоса на осевом срезе видна лишь часть каждого ребра. Сочленение ребра с…
– Эта программа называется «Рентгеноанатомия», – объяснил Макс. – В основном она используется для обучения, но очень похожа на энциклопедию и я держу ее под рукой как справочник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Кейт повернулась так, чтобы вода смешивалась с бегущими по щекам слезами, пока они не слились в один поток. Макс стимулирует ее, и в то же время с ним легко, даже когда возникают разногласия. Потому что он не категоричен. И только из-за того, что у него не такой подход, как у тебя, Макс не считает, что ты не права. Им движет любопытство, а не стремление управлять. Потребность задавать вопросы. Интересоваться, почему. Не только что касается его пациентов, но и Ташат. Так почему бы и не тебя?
С Максом она ориентировалась на то, что у них общего, а не на различия, и эта мысль вызвала воспоминания о том, как он рассказывал про свою бабушку. Но и Кейт тоже изменилась – может, из-за Сэма. Она вспомнила тот день, когда они шли по плоскогорью, она несла рюкзак с водой и ланчем, а Сэм протаптывал дорогу через девственный снег. Она с ним все обговорила, рассказала ему все, и решила, что несмотря ни на что, Ташат она не оставит. Думая об этом теперь, Кейт понимала, что с ними в тот день был кто-то еще – непоколебимая вера Макса в нее, благодаря которой и сама Кейт поверила в себя, вопреки всем Дэвидам Броверманам, прошлым или настоящим. И внутренний голос, который древние египтяне называли ка, заговорил с уверенностью вместо сомнения, с которым Кейт так долго прожила.
Макс сделал ей еще один ценный подарок – понимание себя, – освободив ее от когтей стервятника, который сидел у нее на плече много лет, ожидая, когда Кейт споткнется, когда упадет настолько низко, что он сможет выклевать ее золотые глаза. А она повернулась к Максу спиной. Опять.
Кейт выключила воду, вытерла полотенцем волосы и тело. Вода все еще стекала по спине, Кейт надела трусики и, оглядываясь в поисках лифчика, услышала, как внизу закрылась дверь. Она сдернула платье, всунула руки в рукава и на ходу схватила папку со стола. Сбежала вниз по лестнице – надо было перехватить Макса, пока он не ушел, – обежала вокруг нижнего столбика и понеслась в кухню.
Макс сидел там же, где она его и оставила, и смотрел за окно, а когда услышал ее, обернулся.
– Мне показалось, что хлопнула дверь, – запинаясь, произнесла Кейт.
– Сэм хотел выйти. – Макс снова повернулся к окну. – Он так быстро все усваивает, почему же никак не научится приносить теннисные мячики в ведерко? – Кейт показалось, что это вялая попытка сказать хоть что-нибудь, чтобы избежать неловкости.
Кейт испугалась, что папки, которую она принесла, будет недостаточно, что она слишком долго тянула. Но этим шансом надо воспользоваться обязательно, потому что больше у нее ничего нет – только эти рисунки, на которых она изображала Макса с самого первого дня их знакомства в музее. Словами она столько же никогда не сможет сказать.
– Сэм слишком умный, и ему неинтересно искать мячики в пределах корта, – объяснила Кейт, подходя к Максу. – Он просто несколько раз сделал тебе одолжение, так как не хотел тебя обидеть. – Она положила перед ним пухлую папку.
Макс поднял взгляд на Кейт, потом на папку. Открыв ее, он увидел себя так, как увидела его Кейт, – хиппи средних лет с бородой и поднятой бровью, – улыбнулся и покачал головой. Потом заметил внизу набросанную наскоро карикатуру – мужчина в мышино-сером костюме и с длинным хвостом, он стучит в дверь, а с другой стороны появляется в виде рычащего льва. Это рассмешило Макса, и он начал переворачивать листы, словно страницы книги, стремясь поскорее увидеть следующий рисунок, и следующий, и до него дошло, что везде изображен он – увиденный глазами Кейт. Как он оцепенел, поняв, что она разыграла его насчет Сэма. Вот он стоит в темноте у нее на крыльце, глаза и губы такие же холодные, как и расстелившееся позади одеяло снега. Вот выходит из машины на хьюстонской заправке, зол, и тем не менее очень рад ее видеть.
Дойдя до последнего – до рук, нарисованных пером и тушью, – Макс вопросительно посмотрел на Кейт. Она не была уверена в том, что понимает вопрос – зачем руки или вообще все.
– «Есть множество ответов», – прошептала Кейт, надеясь, что Макс поймет.
В его глазах ожила улыбка, сказавшая Кейт все, что она хотела услышать, поэтому она наклонилась и обхватила Макса за шею. Через минуту тот усадил ее себе на колени и обнял.
Он стал больше времени проводить в офисе, но все равно – не двенадцать-четырнадцать часов, как было до того, как Кейт переехала в Хьюстон. Раньше это было не обязательно, как он ей объяснил, а теперь ему и не хотелось. Однажды Макс приехал домой пораньше, чтобы дать Кейт урок игры в теннис, пока не стемнело, а потом угостил своим специальным блюдом – курицей на гриле с мескитовой стружкой. Кейт по-настоящему ждала одного – обсуждений прожитого дня за стаканом вина, когда они вместе готовили ужин.
Она еще раз ездила в больницу – посмотреть, как выглядят колени после операций Майка Тинсли, и забрать уже готовые главы. После этого по утрам она работала над иллюстрациями, после обеда пару часов читала, помечала места, которые необходимо проиллюстрировать, набрасывала то, что приходило на ум.
К тому же у нее появилась привычка просыпаться на рассвете и лежать в постели, рассматривая рождающиеся в воображении замыслы. Один из них оказался совершенно внезапным – это была расплывчатая акварель, изображающая инцидент в операционной, когда Майк задел костным сверлом сосуд, и вся картина оказалась забрызгана кровью. Но чаще всего мозг Кейт работал над последовательностью событий, приведших к преждевременной смерти Ташат. А потом, под вдохновением от прозрачек, которые Кейт сделала для Тинсли, она начала рисовать Ташат такой, какой видела ее в своих утренних полуснах.
В следующую субботу Макс настоятельно пригласил ее к себе в кабинет; на сей раз причина была необычной. Он прикрепил к негатоскопу, висевшему на стене за столом, распечатку наложенных черепов Ташат и Нефертити, и Кейт подумала, что он работает над чем-то, связанным с черепами. Но Макс включил монитор своего компьютера и повернул его так, чтобы видно было им обоим, и открыл изображение с текстом – то был осевой «срез» грудной полости человека. Кейт бегло просмотрела первые строки текста.
– Из-за перекоса на осевом срезе видна лишь часть каждого ребра. Сочленение ребра с…
– Эта программа называется «Рентгеноанатомия», – объяснил Макс. – В основном она используется для обучения, но очень похожа на энциклопедию и я держу ее под рукой как справочник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113