Несчастного рыцаря по имени Дугал, который едет перед Бэзилом. Дугал не знает, что его цепи ослаблены настолько, что порвать их не составит никакого труда. Фелиция не считает психику Дугала достаточно устойчивой для того, чтобы его посвящать в наш план. Но когда события начнут разворачиваться, придется позаботиться и о нем. Кто знает? На вид Дугал такой большой и сильный. Может быть, его ненависть к Эпоне настолько сильна, что, когда он увидит, как действуют другие, ему захочется внести свою лепту в общее дело.
— Надеюсь, с Ричардом все в порядке?
— Не беспокойтесь. Уж он-то свою роль исполнит великолепно, хотя бы лишь для того, чтобы доказать Фелиции, что она здесь — не единственный мужчина.
Амери рассмеялась:
— Какая великолепная коллекция типов собралась! Все как один — изгнанники, все потерпели поражение. Мы получили то, что заслужили, — ведь все мы убежали от ответственности. Взять хотя бы меня. Множество людей нуждались во мне как в духовном наставнике. А я вместо того, чтобы заниматься делом, принялась лелеять свою драгоценную душу и нести всякий вздор… Знаете, Клод, большая часть вечера для меня была просто пыткой, физической и моральной. И, страдая физически, я ощущала, как все глубже ухожу в себя. Наконец мне открылось, в чем причина происходящего. Мне не следовало отправляться в Изгнание — только и всего.
Старый палеонтолог промолчал.
— Думаю, что и вы пришли к тому же выводу, Клод. И уже давно.
— Давно, — согласился Клод. — Когда мы разговаривали о вашем детстве во время прогулки в горах. Но вы должны были прийти к этому выводу самостоятельно.
— Старшая дочь в дружной семье итальянского происхождения была маленькой мамой, мамочкой. Много работавшие родители зависели от нее, так как она помогала воспитывать милых младших братцев. И она с любовью несла свою нелегкую ношу, черпая силы из чувства ответственности. Потом вся семья собралась эмигрировать в Новый Мир. В представлении девочки предстояло такое увлекательное путешествие! Но тут случается беда: старшая дочь растягивает мышцы, падает и ломает ногу.
… Милая девочка, не пройдет и недели, говорят ей любящие родители, как ты догонишь нас следующим же рейсом. Слушайся врачей и поскорей выздоравливай, Анна-Мария! Твоя помощь нужна нам как никогда прежде, наша дорогая совсем большая девочка!
И она торопилась изо всех сил. Но к тому времени, когда врачи выпустили ее из регенерационного бассейна, ни родителей, ни братьев уже не было в живых — они все погибли из-за сбоя в работе аппаратуры во время трансляции их космического корабля. Что ей было делать, как не пытаться всеми силами загладить свою вину? Посвятить им свою жизнь, — чтобы доказать безвременно погибшим, как она сожалеет о том, что не ушла из жизни вместе с ними. И она посвятила себя служению другим людям, пытаясь облегчить их муки на смертном одре, хотя не в ее силах было дать им утешение при жизни…
— И все же что-то внутри меня бунтовало против такой жизни. Я поняла это здесь, Клод. Я не отрешилась от всего мирского и радовалась тому, что осталась в живых, а не умерла. Но старое чувство вины не оставляло меня ни на миг, хотя оно было настолько тонко сублимировано в избранном мной послушании, что даже я не сознавала, насколько оно определяет всю мою жизнь. Я добросовестно трудилась, исполняя свой долг, выполняла очень тяжелую работу и отказывалась от отпусков и отгулов. Всегда находился кто-то, кто особенно нуждался в помощи, и я была достаточно сильна, чтобы оказать ему помощь. Но в конце концов все превратилось в притворство, обман. Мои молитвы бессильны изгнать демонов. Эмоциональная усталость от работы и загнанное вглубь чувство вины поглотили все и стали невыносимыми.
На лице старого антрополога отразилось глубокое сочувствие:
— И когда вы сочли, что монашества вам недостаточно, вы огляделись вокруг и обнаружили нечто такое, что показалось еще более совершенной формой искупления… Неужели вы не понимаете, что недостаточно любили себя, Амери? Что идея об отшельнице в Изгнании означала выбор последнего места в углу, да к тому же лицом к стене?
Амери отвернулась от Клода, и широкополая шляпа скрыла ее лицо.
— Отшельничество в Изгнании оказалось таким же обманом, как сестра-монахиня в приюте для умирающих.
— Последнее совершенно неверно! — резко возразил Клод. — Жен так не думала, и я так тоже не думаю. Уверен, что сотни других людей, которым вы облегчили страдания, так не считали. Ради Бога, Амери, не забывайте о перспективе! У каждого человека имеется как глубокая, так и поверхностная мотивация своих поступков. Но какой бы ни была мотивация, она не в силах обесценить то добро, которое мы творим.
— Вы хотите, чтобы я зажила своей жизнью и перестала пытаться облегчить страдания страждущих? Но, Клод, теперь я не могу вернуться, хотя знаю, что мой выбор был ошибочным. Я осталась, что называется, ни с чем.
— Но если у вас сохранилась хотя бы капля веры, почему бы вам, Амери, не верить, что вы здесь оказались по воле Всевышнего?
Амери вымученно улыбнулась:
— Очень интересная идея. Я поразмышляю над ней сегодня ночью.
— Умная девочка! Мне кажется, что потом у вас еще будет время подумать о многих проблемах, разумеется, если план Фелиции выгорит… А пока хочу сказать вам вот что. Вы поразмышляйте, а я немного сосну. И вам, и мне пойдет на пользу. А когда Бэзил подаст сигнал, разбудите меня. Это будет перед самым рассветом.
— Когда темнее всего, — вздохнула сестра. — Спите, Клод. Приятных сновидений.
Двойные сигнальные огни, которые, по-видимому, предупреждали о близости фирвулагов, больше не встречались. Караван спустился с плато и теперь продвигался по открытым, поросшим лесом склонам, пересекаемым время от времени небольшими речками, вскипавшими белой гривой пены у огромных валунов, по которым осторожно переступали халикотерии, форсируя водные преграды, по каким-то неуловимым признакам угадывая опору. Стало заметно холоднее. В воздухе явственно ощущался запах хвои и смолы. Поднялся ветер, взъерошив водную гладь озера и заставив сигнальные огни у обреза воды то стелиться по берегу, то исполнять причудливый танец. Было очень тихо. Помимо шума движущегося каравана безмолвие нарушалось только криками совы. Нигде не видно огней, местность необитаема. Если бы побег удалось совершить в этих безлюдных краях!..
Караван подошел к входу в глубокое ущелье, который с двух сторон освещался сигнальными кострами. Подвесной мост, перекинутый через бурный горный поток, охранялся только небольшим сторожевым постом. Три солдата с факелами, в бронзовых доспехах, внимательно наблюдали за тем, как Эпона и каптал Вальдемар преодолевали раскачивавшийся из стороны в сторону мост, готовые в любой момент прийти на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Надеюсь, с Ричардом все в порядке?
— Не беспокойтесь. Уж он-то свою роль исполнит великолепно, хотя бы лишь для того, чтобы доказать Фелиции, что она здесь — не единственный мужчина.
Амери рассмеялась:
— Какая великолепная коллекция типов собралась! Все как один — изгнанники, все потерпели поражение. Мы получили то, что заслужили, — ведь все мы убежали от ответственности. Взять хотя бы меня. Множество людей нуждались во мне как в духовном наставнике. А я вместо того, чтобы заниматься делом, принялась лелеять свою драгоценную душу и нести всякий вздор… Знаете, Клод, большая часть вечера для меня была просто пыткой, физической и моральной. И, страдая физически, я ощущала, как все глубже ухожу в себя. Наконец мне открылось, в чем причина происходящего. Мне не следовало отправляться в Изгнание — только и всего.
Старый палеонтолог промолчал.
— Думаю, что и вы пришли к тому же выводу, Клод. И уже давно.
— Давно, — согласился Клод. — Когда мы разговаривали о вашем детстве во время прогулки в горах. Но вы должны были прийти к этому выводу самостоятельно.
— Старшая дочь в дружной семье итальянского происхождения была маленькой мамой, мамочкой. Много работавшие родители зависели от нее, так как она помогала воспитывать милых младших братцев. И она с любовью несла свою нелегкую ношу, черпая силы из чувства ответственности. Потом вся семья собралась эмигрировать в Новый Мир. В представлении девочки предстояло такое увлекательное путешествие! Но тут случается беда: старшая дочь растягивает мышцы, падает и ломает ногу.
… Милая девочка, не пройдет и недели, говорят ей любящие родители, как ты догонишь нас следующим же рейсом. Слушайся врачей и поскорей выздоравливай, Анна-Мария! Твоя помощь нужна нам как никогда прежде, наша дорогая совсем большая девочка!
И она торопилась изо всех сил. Но к тому времени, когда врачи выпустили ее из регенерационного бассейна, ни родителей, ни братьев уже не было в живых — они все погибли из-за сбоя в работе аппаратуры во время трансляции их космического корабля. Что ей было делать, как не пытаться всеми силами загладить свою вину? Посвятить им свою жизнь, — чтобы доказать безвременно погибшим, как она сожалеет о том, что не ушла из жизни вместе с ними. И она посвятила себя служению другим людям, пытаясь облегчить их муки на смертном одре, хотя не в ее силах было дать им утешение при жизни…
— И все же что-то внутри меня бунтовало против такой жизни. Я поняла это здесь, Клод. Я не отрешилась от всего мирского и радовалась тому, что осталась в живых, а не умерла. Но старое чувство вины не оставляло меня ни на миг, хотя оно было настолько тонко сублимировано в избранном мной послушании, что даже я не сознавала, насколько оно определяет всю мою жизнь. Я добросовестно трудилась, исполняя свой долг, выполняла очень тяжелую работу и отказывалась от отпусков и отгулов. Всегда находился кто-то, кто особенно нуждался в помощи, и я была достаточно сильна, чтобы оказать ему помощь. Но в конце концов все превратилось в притворство, обман. Мои молитвы бессильны изгнать демонов. Эмоциональная усталость от работы и загнанное вглубь чувство вины поглотили все и стали невыносимыми.
На лице старого антрополога отразилось глубокое сочувствие:
— И когда вы сочли, что монашества вам недостаточно, вы огляделись вокруг и обнаружили нечто такое, что показалось еще более совершенной формой искупления… Неужели вы не понимаете, что недостаточно любили себя, Амери? Что идея об отшельнице в Изгнании означала выбор последнего места в углу, да к тому же лицом к стене?
Амери отвернулась от Клода, и широкополая шляпа скрыла ее лицо.
— Отшельничество в Изгнании оказалось таким же обманом, как сестра-монахиня в приюте для умирающих.
— Последнее совершенно неверно! — резко возразил Клод. — Жен так не думала, и я так тоже не думаю. Уверен, что сотни других людей, которым вы облегчили страдания, так не считали. Ради Бога, Амери, не забывайте о перспективе! У каждого человека имеется как глубокая, так и поверхностная мотивация своих поступков. Но какой бы ни была мотивация, она не в силах обесценить то добро, которое мы творим.
— Вы хотите, чтобы я зажила своей жизнью и перестала пытаться облегчить страдания страждущих? Но, Клод, теперь я не могу вернуться, хотя знаю, что мой выбор был ошибочным. Я осталась, что называется, ни с чем.
— Но если у вас сохранилась хотя бы капля веры, почему бы вам, Амери, не верить, что вы здесь оказались по воле Всевышнего?
Амери вымученно улыбнулась:
— Очень интересная идея. Я поразмышляю над ней сегодня ночью.
— Умная девочка! Мне кажется, что потом у вас еще будет время подумать о многих проблемах, разумеется, если план Фелиции выгорит… А пока хочу сказать вам вот что. Вы поразмышляйте, а я немного сосну. И вам, и мне пойдет на пользу. А когда Бэзил подаст сигнал, разбудите меня. Это будет перед самым рассветом.
— Когда темнее всего, — вздохнула сестра. — Спите, Клод. Приятных сновидений.
Двойные сигнальные огни, которые, по-видимому, предупреждали о близости фирвулагов, больше не встречались. Караван спустился с плато и теперь продвигался по открытым, поросшим лесом склонам, пересекаемым время от времени небольшими речками, вскипавшими белой гривой пены у огромных валунов, по которым осторожно переступали халикотерии, форсируя водные преграды, по каким-то неуловимым признакам угадывая опору. Стало заметно холоднее. В воздухе явственно ощущался запах хвои и смолы. Поднялся ветер, взъерошив водную гладь озера и заставив сигнальные огни у обреза воды то стелиться по берегу, то исполнять причудливый танец. Было очень тихо. Помимо шума движущегося каравана безмолвие нарушалось только криками совы. Нигде не видно огней, местность необитаема. Если бы побег удалось совершить в этих безлюдных краях!..
Караван подошел к входу в глубокое ущелье, который с двух сторон освещался сигнальными кострами. Подвесной мост, перекинутый через бурный горный поток, охранялся только небольшим сторожевым постом. Три солдата с факелами, в бронзовых доспехах, внимательно наблюдали за тем, как Эпона и каптал Вальдемар преодолевали раскачивавшийся из стороны в сторону мост, готовые в любой момент прийти на помощь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135