– Да…
– И предположим, ты прав в том, что в смерти доктора Ферна есть что-то странное. Вплоть до убийства.
– Да.
– Тогда предположим…
– Подожди секунду, Абель.
Я остановил его, потому что должен был выйти в качестве Виндиче и произнести речь о сладости мести, а потом заколоть кардинала. Исполнив свой долг, я вернулся, и мы продолжили свой тайный разговор шепотом за кулисами.
– Ты как раз собирался что-то предположить, Абель. Говори.
И он сказал. И то, что предположил Абель Глейз, было довольно мудрено.
По Абелю, выходило, что доктор Ферн раскрыл некий заговор против Сары Констант и это открытие навлекло на него опасность, смертельную опасность. Что доктор Ферн собирался разоблачить того, кто бы ни замышлял против Сары Констант, и этот кто-то, таким образом, вынужден был перейти к решительным действиям. Даже если это означало убийство доктора в середине представления.
Странно, но чем больше говорил Абель, тем больше я сомневался.
– А как быть с запертой комнатой? – спросил я и указал на роковую дверь. Мы прислонились к стене лишь в нескольких ярдах от нее.
– О, запертая комната – это мелочь.
– Необъяснимая мелочь.
– Забудем о ней – всему свое время.
– Не знаю, когда придет ее время, но рано или поздно это придется объяснить.
– Придумал! Может, Ферн сам повернул ключ в замке.
– Выдающийся подвиг для мертвого человека.
– До того, как он умер, Ник. Он тяжело ранен, умирает, но не знает этого или, скорее, не осознает, что вообще делает в последние минуты своей жизни. Остался только инстинкт. Ему удается закрыть дверь перед носом своего убийцы.
– Но если у него еще остались последние крупицы разума, разве не пошел бы он искать помощь?
– Нет, если человек, заколовший его, все еще там, за дверью.
– Ты забываешь, Абель, что все это происходило во время перерыва «Ромео и Джульетты». Вокруг было полно народу.
– Ну, ты знаешь, что такое перерывы. Никто по-настоящему ни на кого не обращает внимания. Все слишком заняты собственными делами.
– Но это тебе не закулисье «Глобуса», где все закрыто и чужие не ходят. Там и зрители бродили тоже.
– Это только добавляет неразберихи. Никто не задерживается на одном месте больше чем на пару секунд.
– Я был там, однако все время сидел на этой скамье возле коридора. Я же повредил ногу. И уж точно ничем не был занят.
– Тогда ты должен был лучше кого бы то ни было видеть, что произошло.
– Я не видел никого, кто бы размахивал окровавленным кинжалом.
– Конечно нет. Это тебе не какая-нибудь там трагедия или драма, где главный злодей расхаживает вокруг с важным видом, кудахчет что-нибудь и выставляет напоказ свое оружие.
– «Слуги лорд-камергера» не поощряют такие грубые поделки, Абель. Ты пробыл с нами достаточно долго, чтобы знать это.
– Забудь, Ник. Лучше повтори, что ты видел и слышал. Любая деталь может оказаться важной. Не забывай, я в свое время зарабатывал себе на жизнь тем, что обращал внимание на каждую мелочь, даже если эти мелочи были поддельные.
Я вздохнул. Я уже сожалел о том, что поделился с другом своими сомнениями насчет смерти Хью Ферна. Но я должен был рассказать ему эту историю – второй и последний раз. Ему так нравилось разыгрывать из себя сыщика. Так что я снова повторил все происшедшее, начиная от моего первого разговора с доктором Ферном во дворе, его волнения перед первым появлением на публике, его уверенности в себе, все более возраставшей по мере того, как он обретал почву – или сцену – под ногами (чему Абель сам был свидетелем), то, как я повредил лодыжку и как Ферн обещал сделать припарку для нее, и так далее.
Затем я описал, как видел Ферна входившим в дальнюю комнату, в которой позднее его нашли мертвым. Я описал спешное появление Шекспира вместе с госпожой Давенант (Абель, к счастью, кажется, не очень сильно этим заинтересовался). Я рассказал, как затем на сцену вышел Эндрю Пирман, в отчаянных поисках своего хозяина.
– Погоди, – сказал Абель. – Этот Пирман. Как насчет него? Он стоял у двери вместе с тобой.
Я не осознавал этого, пока Абель не указал мне, но его слова совпали с некоторыми моими смутными подозрениями.
– Он был со мной у двери, это так, но именно я сумел вынуть ключ изнутри и открыл дверь. Да это и бессмысленно. Если Пирман был… замешан… он не стал бы привлекать к себе внимания, не так ли? Да и зачем, в любом случае, ему закалывать своего хозяина? Это оставит его без работы.
– Давай пока отложим мотивы в сторону.
– Меня поражает, как много мы откладываем в сторону. Все равно, если бы Пирман каким-то образом ухитрился всадить кинжал в своего хозяина, он предпочел бы убраться с места преступления как можно дальше. Я бы так и сделал.
– Это мог быть обман, – ответил Абель. – Отвел подозрения от себя тем, что дал для них пищу.
– Но зачем ему это, если гораздо проще избежать вообще каких бы то ни было подозрений?
– Может, он от природы изворотливый.
– Нет, я этому не верю.
– А, ну понятно, – отозвался Абель. – Когда это твоя теория, мы должны жадно внимать, но стоит только мне что-нибудь сказать…
– Нет, неправда. Есть и другие обстоятельства. Мы оба, Абель, можем сказать, когда человек по-настоящему потрясен или огорчен чем-то. Хороший актер может изобразить такие чувства – но хороший актер также может понять, когда другой человек притворяется. Я могу ошибаться, но я готов поклясться, что смятение Пирмана было настоящим. Он не больше, чем я, ожидал найти своего хозяина мертвым.
– Ну хорошо…
Абель казался расстроенным оттого, что его идея ни к чему не привела. Но его мысль набирала все новые обороты.
– Что, если убийца Ферна пришел с улицы? Я хочу сказать, что он…
– Или она. Раз уж мы просто рассуждаем.
– Что, если он – или она – не был среди зрителей в тот полдень? Возможно, пришли не через двор, не мимо тебя. Есть другой путь – через тот переулок, между двумя гостиницами. К запертой комнате можно подойти оттуда.
– Нет, – сказал я. – Никто там не проходил, во всяком случае не в перерыве.
– Откуда такая уверенность, Ник?
– Я об этом даже не думал, пока ты не заговорил. Но в коридоре возле этих кладовых не было грязи.
– Ну и?…
– Весь двор подмели. Помнится, я видел пару мальчиков-слуг за работой, они старались привести двор в порядок для актеров – ну, насколько вообще можно привести в порядок двор таверны. У любого, кто пошел бы по той аллее, все башмаки были бы в грязи. Взгляни сам, этот закоулок просто смердит, не только от грязи, но и от крыс и дохлых кошек.
– Я поверю тебе на слово.
– А в тот день незадолго до конца первой половины пьесы пошел дождь, так что грязь там превратилась в самую настоящую жижу.
– Возле двери комнаты, где лежал Ферн, не было следов?
– Чисто там не было, но грязи я не заметил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76