Они лежали на боку и стояли на торце, широкие и узкие, высокие и приземистые. Все выглядело так, как описывал погонщик ослика, старый моряк Марон, обещавший киммерийцу помочь выбраться из Херриды.
От черного домика отделилась какая-то фигура. К Конану приближался мужчина в рваной тунике, распахнутой на груди. Голова его почему-то была закутана в материю, оставлявшую лишь узкую прорезь для глаз.
Варвар угрюмо стиснул челюсти. Ничего хорошего это не предвещало, и, хотя пока все было тихо, внутренний голос явно не сулил ему спокойной жизни.
– Это ты, Марон? – спросил киммериец, напряженно вглядываясь в фигуру мужчины, направляющегося прямо к нему. – Что у тебя с головой?
Старый пират говорил, что у причала Конана будет ждать лодка, на которой в море выйдут сборщики подводных листьев. Пока ныряльщики охотились бы за драгоценными листьями валузийс-ких дубов, варвара должен был подобрать барк, направляющийся к Барахским островам. В порт это судно не осмеливалось входить, поэтому часть добычи передавали по ночам вместе с ныряльщиками. Обратно же к барку доставляли золото и оружие, после чего корабль брал курс на острова.
– Марон заболел… – глухо отозвался подошедший, говоривший через плотную ткань, наглухо закрывавшую лицо. – Он прислал вместо себя меня…
Что-то в его речи показалось киммерийцу знакомым, и он напряженно пытался вспомнить, где мог раньше слышать этот голос. Пытаясь разобраться, он спросил:
– Почему ты закрываешь лицо, словно прокаженный? Твои боги не разрешают тебе показывать лицо? Или ты чего-то боишься?
– Когда-то я ничего не боялся… – послышался глухой голос. – Но потом я встретил на своем пути одного человека. Он любил убивать и калечить, причем утверждал, что делает это во имя своего мрачного бога Крома… Этот человек изуродовал меня и бросил в морскую воду на корм акулам. Но я выжил, хотя и потерял лицо…
– Так это ты, Харпа? – усмехнувшись, протянул Конан. – Значит, даже акулы побрезговали твоим мясом, хотя до этого дочиста обгладывали всякую падаль.
Внешне варвар оставался спокойным, хотя сознание лихорадочно пыталось найти ответ на один-единственный вопрос: что произошло? Если он не ошибался, то сейчас перед ним стоял один из служивших под его началом пиратов, Харпа Длинно-зубый, который лет десять назад получил по морде абордажной саблей, подвернувшейся киммерийцу под руку, а потом полетел за борт, – многое мог Конан простить и понять, но никогда не прощал подлости и предательства, поэтому наказывал за такие вещи жестоко. Давно уже он выбросил из памяти злосчастного аргосца, и вдруг тот выныривает снова на горизонте жизни, и когда? В самый неподходящий момент! Встреча с Харпой взволновала бы его гораздо меньше, если бы киммериец видел лодку, готовую к отправлению.
– Хотя я потерял лицо, но сохранил свою память, – глухо сказал аргосец. – И все эти годы я мечтал отомстить тому, кто сломал мне жизнь…
– И как же его звали? Не подскажешь, дружище?
– По-разному. Тогда его величали Темногривым Львом… а сейчас все зовут его Ночным Губителем! Он все еще убивает, но теперь только по ночам!
– Что ты несешь, ослиная задница? – рявкнул Конан. – Да я сейчас расквашу вдребезги остатки твоего лица!
Он уже был готов наброситься на мерзавца, как неожиданно дверь домика с плоской крышей, стоящего возле причала, распахнулась, на пороге завязалась какая-то возня, и оттуда донесся голос, принадлежавший, несомненно, Марону.
– Амра! Беги! – кричал старый моряк. – Они предали меня! Они…
Аргосец Харпа отскочил в сторону и кубарем покатился по пологому берегу, а варвар ринулся к домику, выхватив длинный кинжал. Но не успел он сделать и трех шагов, как бочки, двумя рядами окаймлявшие подход к причалу, словно ожили и пришли в движение.
Из старых бочек, как пчелы из улья, выскакивали вооруженные гвардейцы. Несколько человек появилось из плоского кирпичного домика, несколько вдруг вылезло из-под деревянного настила причала.
«Не ходи туда… там отберут еду… столько человек прошло…» – всплыли вдруг в памяти слова нищего побирушки. Он-то видел, как стекаются гвардейцы к засаде, да вот объяснить толком ничего не смог. А он, Конан, с непростительным пренебрежением отнесся к непонятным словам жалкого оборванца…
Внутренности киммерийца словно стянулись в тугой клубок, но в то же время он почувствовал странное облегчение. Варвар, как любой грозный воин, терпеть не мог каких-либо неясностей, и предчувствие битвы всегда странно пьянило опасностью и радовало своей определенностью. Что ж, что бы ни произошло, сейчас все встало на свои места…
– Теперь мы квиты, Ночной Губитель Амра! – глухо захохотал Харпа, поднявшийся с песка. – Теперь я отомщен, да в придачу получу награду герцога Фредегара! Тридцать тройных озз золота – неплохая плата за мою обиду!
Кольцо гвардейцев вокруг Конана сжималось, но пока самый ближний из них находился в десятке шагов от него.
Пальцы варвара незаметно скользнули в высокий раструб сапога, где с внутренней стороны нащупали ручку одного из припрятанных там метательных ножей.
– Ты рано радуешься, Харпа! – окликнул он аргосца. – Кроме золота от герцога ты получишь еще и награду от меня! Получай!
Рука Конана резко вылетела вперед, и через мгновение человек с замотанной головой вскрикнул, зашатался и с предсмертным хрипом упал на колени, точно ноги его подрезали серпом, а потом завалился на песок, расшвыривая его ногами в последних отчаянных судорогах.
– Ночной Губитель! Именем Светлоокого Митры и герцога Фредегара объявляю, что ты арестован! – раздался гнусавый голос. – Капитан Селинас приказывает тебе немедленно сложить оружие!
Варвар переводил взгляд с одного гвардейца на другого. Получалось, что вокруг него собралось не менее трех десятков зингарцев. Вперед выступил худощавый воин, и в лунном свете было заметно его изуродованное свежим шрамом лицо. Память тут же подсказала Конану, что всего несколько дней назад именно этот человек пытался уже взять его под стражу в покоях морского советника.
– Еще чего! – насмешливо откликнулся киммериец. – Именем Темноокого Крома объявляю вам, что вы свободны. Тот, кто добровольно уйдет отсюда, останется в живых. За всех остальных поручиться не могу…
Он заметил, что арбалетчики расположились по обе стороны от него, и даже усмехнулся про себя. Хотя они и держали свое оружие наготове, но вряд ли кто-нибудь осмелился бы выпустить заряд. В такой темноте легко попасть только в своего товарища, расположившегося напротив, и с такой же легкостью получить в ответ болт с его арбалета.
У Конана оставался еще один метательный нож, который он успел достать левой рукой, пока внимание всех гвардейцев было приковано к содрогавшемуся на песке Харпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
От черного домика отделилась какая-то фигура. К Конану приближался мужчина в рваной тунике, распахнутой на груди. Голова его почему-то была закутана в материю, оставлявшую лишь узкую прорезь для глаз.
Варвар угрюмо стиснул челюсти. Ничего хорошего это не предвещало, и, хотя пока все было тихо, внутренний голос явно не сулил ему спокойной жизни.
– Это ты, Марон? – спросил киммериец, напряженно вглядываясь в фигуру мужчины, направляющегося прямо к нему. – Что у тебя с головой?
Старый пират говорил, что у причала Конана будет ждать лодка, на которой в море выйдут сборщики подводных листьев. Пока ныряльщики охотились бы за драгоценными листьями валузийс-ких дубов, варвара должен был подобрать барк, направляющийся к Барахским островам. В порт это судно не осмеливалось входить, поэтому часть добычи передавали по ночам вместе с ныряльщиками. Обратно же к барку доставляли золото и оружие, после чего корабль брал курс на острова.
– Марон заболел… – глухо отозвался подошедший, говоривший через плотную ткань, наглухо закрывавшую лицо. – Он прислал вместо себя меня…
Что-то в его речи показалось киммерийцу знакомым, и он напряженно пытался вспомнить, где мог раньше слышать этот голос. Пытаясь разобраться, он спросил:
– Почему ты закрываешь лицо, словно прокаженный? Твои боги не разрешают тебе показывать лицо? Или ты чего-то боишься?
– Когда-то я ничего не боялся… – послышался глухой голос. – Но потом я встретил на своем пути одного человека. Он любил убивать и калечить, причем утверждал, что делает это во имя своего мрачного бога Крома… Этот человек изуродовал меня и бросил в морскую воду на корм акулам. Но я выжил, хотя и потерял лицо…
– Так это ты, Харпа? – усмехнувшись, протянул Конан. – Значит, даже акулы побрезговали твоим мясом, хотя до этого дочиста обгладывали всякую падаль.
Внешне варвар оставался спокойным, хотя сознание лихорадочно пыталось найти ответ на один-единственный вопрос: что произошло? Если он не ошибался, то сейчас перед ним стоял один из служивших под его началом пиратов, Харпа Длинно-зубый, который лет десять назад получил по морде абордажной саблей, подвернувшейся киммерийцу под руку, а потом полетел за борт, – многое мог Конан простить и понять, но никогда не прощал подлости и предательства, поэтому наказывал за такие вещи жестоко. Давно уже он выбросил из памяти злосчастного аргосца, и вдруг тот выныривает снова на горизонте жизни, и когда? В самый неподходящий момент! Встреча с Харпой взволновала бы его гораздо меньше, если бы киммериец видел лодку, готовую к отправлению.
– Хотя я потерял лицо, но сохранил свою память, – глухо сказал аргосец. – И все эти годы я мечтал отомстить тому, кто сломал мне жизнь…
– И как же его звали? Не подскажешь, дружище?
– По-разному. Тогда его величали Темногривым Львом… а сейчас все зовут его Ночным Губителем! Он все еще убивает, но теперь только по ночам!
– Что ты несешь, ослиная задница? – рявкнул Конан. – Да я сейчас расквашу вдребезги остатки твоего лица!
Он уже был готов наброситься на мерзавца, как неожиданно дверь домика с плоской крышей, стоящего возле причала, распахнулась, на пороге завязалась какая-то возня, и оттуда донесся голос, принадлежавший, несомненно, Марону.
– Амра! Беги! – кричал старый моряк. – Они предали меня! Они…
Аргосец Харпа отскочил в сторону и кубарем покатился по пологому берегу, а варвар ринулся к домику, выхватив длинный кинжал. Но не успел он сделать и трех шагов, как бочки, двумя рядами окаймлявшие подход к причалу, словно ожили и пришли в движение.
Из старых бочек, как пчелы из улья, выскакивали вооруженные гвардейцы. Несколько человек появилось из плоского кирпичного домика, несколько вдруг вылезло из-под деревянного настила причала.
«Не ходи туда… там отберут еду… столько человек прошло…» – всплыли вдруг в памяти слова нищего побирушки. Он-то видел, как стекаются гвардейцы к засаде, да вот объяснить толком ничего не смог. А он, Конан, с непростительным пренебрежением отнесся к непонятным словам жалкого оборванца…
Внутренности киммерийца словно стянулись в тугой клубок, но в то же время он почувствовал странное облегчение. Варвар, как любой грозный воин, терпеть не мог каких-либо неясностей, и предчувствие битвы всегда странно пьянило опасностью и радовало своей определенностью. Что ж, что бы ни произошло, сейчас все встало на свои места…
– Теперь мы квиты, Ночной Губитель Амра! – глухо захохотал Харпа, поднявшийся с песка. – Теперь я отомщен, да в придачу получу награду герцога Фредегара! Тридцать тройных озз золота – неплохая плата за мою обиду!
Кольцо гвардейцев вокруг Конана сжималось, но пока самый ближний из них находился в десятке шагов от него.
Пальцы варвара незаметно скользнули в высокий раструб сапога, где с внутренней стороны нащупали ручку одного из припрятанных там метательных ножей.
– Ты рано радуешься, Харпа! – окликнул он аргосца. – Кроме золота от герцога ты получишь еще и награду от меня! Получай!
Рука Конана резко вылетела вперед, и через мгновение человек с замотанной головой вскрикнул, зашатался и с предсмертным хрипом упал на колени, точно ноги его подрезали серпом, а потом завалился на песок, расшвыривая его ногами в последних отчаянных судорогах.
– Ночной Губитель! Именем Светлоокого Митры и герцога Фредегара объявляю, что ты арестован! – раздался гнусавый голос. – Капитан Селинас приказывает тебе немедленно сложить оружие!
Варвар переводил взгляд с одного гвардейца на другого. Получалось, что вокруг него собралось не менее трех десятков зингарцев. Вперед выступил худощавый воин, и в лунном свете было заметно его изуродованное свежим шрамом лицо. Память тут же подсказала Конану, что всего несколько дней назад именно этот человек пытался уже взять его под стражу в покоях морского советника.
– Еще чего! – насмешливо откликнулся киммериец. – Именем Темноокого Крома объявляю вам, что вы свободны. Тот, кто добровольно уйдет отсюда, останется в живых. За всех остальных поручиться не могу…
Он заметил, что арбалетчики расположились по обе стороны от него, и даже усмехнулся про себя. Хотя они и держали свое оружие наготове, но вряд ли кто-нибудь осмелился бы выпустить заряд. В такой темноте легко попасть только в своего товарища, расположившегося напротив, и с такой же легкостью получить в ответ болт с его арбалета.
У Конана оставался еще один метательный нож, который он успел достать левой рукой, пока внимание всех гвардейцев было приковано к содрогавшемуся на песке Харпе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73