Трудно себе было даже представить, как они взревут, когда палач начнет жечь его пальцы раскаленным железом… Каждый будет стараться притиснуться поближе, чтобы учуять запах паленого мяса. И какие поднимутся вопли, когда из широкой груди на свет вытащат благородное киммерийское сердце и бросят ему в лицо…
Нет, сокрушенно мотал он головой, лучше погибнуть в бою с оружием в руках, чем мучиться на позорном месте за чужие злодейства!
Толпа кругом орала и плевалась. Каждый норовил крикнуть оскорбление погрязнее и позаковыристее, и от этого все сливалось в ушах, невозможно было разобрать ни слова. Взгляд Конана скользил от одной перекошенной рожи к другой и неожиданно остановился на знакомых лицах: прямо у каменного помоста стоял старый Марон, а за ним серебрилась голова Астриса.
Старик притиснулся к самому краю и что-то кричал в свое оправдание. Да какое это имело значение? Что могло изменить? Харпа остался лежать на морском берегу с украшением на горле в виде рукоятки метательного ножа, он так и не получил своего вознаграждения. А варвар оказался в самом центре внимания, вся Херрида собралась, чтобы взглянуть на него.
Лицо Марона выражало настоящую печаль. Он не кричал гадости, не улюлюкал, как окружающие, и поэтому его сразу заприметил охранник. Как же, такой опасный преступник мог орудовать с сообщниками, поэтому охрана чутко следила, чтобы никто не мог оказать ему помощь. А сочувствующий преступнику Марон очень походил на его сообщника. Это заметил и варвар, также притиснувшийся к краю постамента.
Неожиданно слух киммерийца странно обострился. Сквозь гулкий рев и свисты до него донеслись странные слова, которые вылетали из уст Астриса. Конан напрягся и прислушался: сомнений быть не могло, аквилонский путешественник кричал ему на киммерийском наречии!
«Помни об амулете! В тумане он поможет тебе!» – несколько раз прокричал Астрис две фразы, после чего они с Мароном растворились в толпе. Шум заполненной площади словно отошел куда-то далеко для слуха варвара, потому, что он невольно погрузился в размышления. Киммерийские слова, произнесенные Астрисом, продолжали биться в его мозгу, и никакие вопли не могли перекрыть звучание этого голоса.
Пальцы Конана легли на широкую грудь и ощупали под рубашкой продолговатый желудь, который аквилонец подарил во время последней встречи в храмовой ограды. Амулет, амулет, да как он может помочь? Нет, правду говорят в Киммерии: рукоятка кинжала – вот лучший оберег на всю жизнь.
Неожиданно над площадью нависла черная туча. Сначала огромная тень стала закрывать освещенную солнцем толпу, а потом вся площадь оказалась в полумраке. Зеваки и ротозеи, мгновенно забыв о своем развлечении, ринулись прочь с площади, но мало кому удалось благополучно исчезнуть отсюда – сверкнула молния, и ее поддержал отличный раскат грома.
Варвар хохотал во все горло, глядя, как стадо мокрых зингарских баранов мечется по площади, пытаясь укрыться от мощных струй, нещадно лупивших сверху. Но вскоре из-за разорванных туч выглянуло солнце, и все возобновилось с прежней силой, площадь вновь заполнилась зеваками, торчавшими рядом с клеткой до самого заката.
На ночь его должны были увезти в подвал дворца герцога Фредегара, чтобы утром снова доставить на площадь Мертвеца. На этот раз – для жестокой и долгой казни, в предвкушении которой сегодня находится вся Херрида, невольно думал киммериец. В переполненных тавернах все разговоры будут вращаться только вокруг предстоящего развлечения, нетрудно об этом догадаться… Мужья почувствуют себя героями после полудюжины кувшинов темного зингарского, а их жены, румяные ласковые домохозяйки, с радостным ужасом станут в темноте представлять себе кровавое развлечение.
В день казни с самого раннего утра херридцы станут занимать на площади места поудобнее, все лавки в городе опустеют, и прибывающие в гавань корабли обнаружат безлюдные причалы, пустую пристань, словно Херрида полностью вымерла. Зато потом площадь Мертвеца взорвется оглушительными криками, зайдется неистовым воплем, который будет продолжаться до самого позднего вечера, пока не упадет под стол последний пьяница в таверне и пока не будет допит последний кувшин вина…
Когда нога Конана ступила на набережную Херриды, мысли его были заняты исключительно морем. Море радовало его воображение картинами бесшабашных пиратских набегов, ароматами соленых ветров и диковинных фруктов, опьяняющей свободой и тайнами бездонного чрева, за которыми следит только темный киль, обросший ракушками.
Жизнь – диковинная штука, совсем как море подчиняется течениям и ветрам, так что можно направляться в знакомую бухту, а очутиться в гиблом месте, в зачумленной тухлой луже, откуда выбраться почти невозможно. Так и варвар, собиравшийся подыскать себе корабль, чтобы почувствовать опьяняющее дыхание моря, оказался в клетке посреди площади, заполненной злобными зеваками.
Перед закатом гвардейцы разогнали всех ротозеев, продолжавших пялиться на любопытную диковину. Настала пора возвращаться к герцогу Фредегару, чтобы провести в каменном мешке подвала последнюю ночь. Клетку погрузили на повозку, и добрых три десятка гвардейцев окружили ее, так что никто не мог приблизиться к медленно шествующей процессии.
Киммериец ловил ненавидящие злобные взгляды гвардейцев. Охранники крепко сжимали ламиры и алебарды, арбалетчики не спускали его со своих прицелов. Кое-кто из этих молодцов наверняка помнил его еще по встрече на вечернем морском берегу – немало их товарищей уткнулось тогда с предсмертными хрипами носами в песок, поэтому каждый мечтал собственноручно пустить ему кровь.
Без оружия Конан чувствовал себя ужасно. С юности он никогда не расставался с мечом или кинжалом и, трясясь в клетке, ощущал себя так, как будто ему оторвали руку или ногу. Силы мужчины утраиваются, если он вооружен, и добрый клинок придает уверенности, даже если его не нужно выхватывать из ножен.
Вдоль мостовых стояли горожане. На каждой улице находились любопытные, пожелавшие еще раз взглянуть на злодея. Дорога пошла наверх, ко дворцу герцога, располагавшемуся в самом центре Верхнего города, примерно на том же уровне, что и Храм Небесного Льва. Небольшие дома ремесленников и торговцев сменились дворцами знати, народу значительно поубавилось, все простые горожане разбредались по домам, чтобы хорошенько подготовиться к потехе, приготовленной для них грядущим днем.
У ворот герцогского дворца повозка остановилась. Гвардейцы окружили ее двойным кольцом – внешний ряд стоял с оружием наготове, их взгляды внимательно ощупывали все подступы к небольшой площади перед дворцом, а внутренний ряд расположился спинами к ним, и все их внимание было обращено на спускающегося с повозки варвара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Нет, сокрушенно мотал он головой, лучше погибнуть в бою с оружием в руках, чем мучиться на позорном месте за чужие злодейства!
Толпа кругом орала и плевалась. Каждый норовил крикнуть оскорбление погрязнее и позаковыристее, и от этого все сливалось в ушах, невозможно было разобрать ни слова. Взгляд Конана скользил от одной перекошенной рожи к другой и неожиданно остановился на знакомых лицах: прямо у каменного помоста стоял старый Марон, а за ним серебрилась голова Астриса.
Старик притиснулся к самому краю и что-то кричал в свое оправдание. Да какое это имело значение? Что могло изменить? Харпа остался лежать на морском берегу с украшением на горле в виде рукоятки метательного ножа, он так и не получил своего вознаграждения. А варвар оказался в самом центре внимания, вся Херрида собралась, чтобы взглянуть на него.
Лицо Марона выражало настоящую печаль. Он не кричал гадости, не улюлюкал, как окружающие, и поэтому его сразу заприметил охранник. Как же, такой опасный преступник мог орудовать с сообщниками, поэтому охрана чутко следила, чтобы никто не мог оказать ему помощь. А сочувствующий преступнику Марон очень походил на его сообщника. Это заметил и варвар, также притиснувшийся к краю постамента.
Неожиданно слух киммерийца странно обострился. Сквозь гулкий рев и свисты до него донеслись странные слова, которые вылетали из уст Астриса. Конан напрягся и прислушался: сомнений быть не могло, аквилонский путешественник кричал ему на киммерийском наречии!
«Помни об амулете! В тумане он поможет тебе!» – несколько раз прокричал Астрис две фразы, после чего они с Мароном растворились в толпе. Шум заполненной площади словно отошел куда-то далеко для слуха варвара, потому, что он невольно погрузился в размышления. Киммерийские слова, произнесенные Астрисом, продолжали биться в его мозгу, и никакие вопли не могли перекрыть звучание этого голоса.
Пальцы Конана легли на широкую грудь и ощупали под рубашкой продолговатый желудь, который аквилонец подарил во время последней встречи в храмовой ограды. Амулет, амулет, да как он может помочь? Нет, правду говорят в Киммерии: рукоятка кинжала – вот лучший оберег на всю жизнь.
Неожиданно над площадью нависла черная туча. Сначала огромная тень стала закрывать освещенную солнцем толпу, а потом вся площадь оказалась в полумраке. Зеваки и ротозеи, мгновенно забыв о своем развлечении, ринулись прочь с площади, но мало кому удалось благополучно исчезнуть отсюда – сверкнула молния, и ее поддержал отличный раскат грома.
Варвар хохотал во все горло, глядя, как стадо мокрых зингарских баранов мечется по площади, пытаясь укрыться от мощных струй, нещадно лупивших сверху. Но вскоре из-за разорванных туч выглянуло солнце, и все возобновилось с прежней силой, площадь вновь заполнилась зеваками, торчавшими рядом с клеткой до самого заката.
На ночь его должны были увезти в подвал дворца герцога Фредегара, чтобы утром снова доставить на площадь Мертвеца. На этот раз – для жестокой и долгой казни, в предвкушении которой сегодня находится вся Херрида, невольно думал киммериец. В переполненных тавернах все разговоры будут вращаться только вокруг предстоящего развлечения, нетрудно об этом догадаться… Мужья почувствуют себя героями после полудюжины кувшинов темного зингарского, а их жены, румяные ласковые домохозяйки, с радостным ужасом станут в темноте представлять себе кровавое развлечение.
В день казни с самого раннего утра херридцы станут занимать на площади места поудобнее, все лавки в городе опустеют, и прибывающие в гавань корабли обнаружат безлюдные причалы, пустую пристань, словно Херрида полностью вымерла. Зато потом площадь Мертвеца взорвется оглушительными криками, зайдется неистовым воплем, который будет продолжаться до самого позднего вечера, пока не упадет под стол последний пьяница в таверне и пока не будет допит последний кувшин вина…
Когда нога Конана ступила на набережную Херриды, мысли его были заняты исключительно морем. Море радовало его воображение картинами бесшабашных пиратских набегов, ароматами соленых ветров и диковинных фруктов, опьяняющей свободой и тайнами бездонного чрева, за которыми следит только темный киль, обросший ракушками.
Жизнь – диковинная штука, совсем как море подчиняется течениям и ветрам, так что можно направляться в знакомую бухту, а очутиться в гиблом месте, в зачумленной тухлой луже, откуда выбраться почти невозможно. Так и варвар, собиравшийся подыскать себе корабль, чтобы почувствовать опьяняющее дыхание моря, оказался в клетке посреди площади, заполненной злобными зеваками.
Перед закатом гвардейцы разогнали всех ротозеев, продолжавших пялиться на любопытную диковину. Настала пора возвращаться к герцогу Фредегару, чтобы провести в каменном мешке подвала последнюю ночь. Клетку погрузили на повозку, и добрых три десятка гвардейцев окружили ее, так что никто не мог приблизиться к медленно шествующей процессии.
Киммериец ловил ненавидящие злобные взгляды гвардейцев. Охранники крепко сжимали ламиры и алебарды, арбалетчики не спускали его со своих прицелов. Кое-кто из этих молодцов наверняка помнил его еще по встрече на вечернем морском берегу – немало их товарищей уткнулось тогда с предсмертными хрипами носами в песок, поэтому каждый мечтал собственноручно пустить ему кровь.
Без оружия Конан чувствовал себя ужасно. С юности он никогда не расставался с мечом или кинжалом и, трясясь в клетке, ощущал себя так, как будто ему оторвали руку или ногу. Силы мужчины утраиваются, если он вооружен, и добрый клинок придает уверенности, даже если его не нужно выхватывать из ножен.
Вдоль мостовых стояли горожане. На каждой улице находились любопытные, пожелавшие еще раз взглянуть на злодея. Дорога пошла наверх, ко дворцу герцога, располагавшемуся в самом центре Верхнего города, примерно на том же уровне, что и Храм Небесного Льва. Небольшие дома ремесленников и торговцев сменились дворцами знати, народу значительно поубавилось, все простые горожане разбредались по домам, чтобы хорошенько подготовиться к потехе, приготовленной для них грядущим днем.
У ворот герцогского дворца повозка остановилась. Гвардейцы окружили ее двойным кольцом – внешний ряд стоял с оружием наготове, их взгляды внимательно ощупывали все подступы к небольшой площади перед дворцом, а внутренний ряд расположился спинами к ним, и все их внимание было обращено на спускающегося с повозки варвара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73