Грязнов посмотрел на меня, как будто его заморозили, потом сказал медленно:
— Ты что? Его знаешь?
Я пожал плечами:
— Немного, в спортклубе встречались. Так где он?
— Волин там, где ему и надлежит быть. Во Внутренней тюрьме у нас на Петровке…
— А щуплый? — спросил я с интересом.
— Щуплый оказался случайным попутчиком. Его Волин лишь «подбросил» до «Березки». Щуплого мы отпустил и…
И Грязнов небрежным жестом кинул свою «подкожную» двадцатовку на блюдечко, где уже лежал счет.
7
20 ноября 1982 года
— …Мне тогда было лет тринадцать. Мать поставила варить гречневую кашу и предупредила — через полчаса снимешь и поставишь под подушку. А сама ушла на работу. Это было во время зимних каникул. Через несколько минут прибежал за мной одноклассник — идем «Карнавальную ночь» смотреть! Я, конечно, в ту же секунду забыл о существовании каши. — Меркулов затянулся своим, «Дымком» и продолжал. — Сидим мы в кинозале и смотрим «Новости дня». Нам не очень интересно — мы болтаем и шумим, зал-то полупустой. Вдруг я слышу, как диктор торжественно так произнес: «…а также Маршал Советского Союза Гречко!» Представляешь, как я испугался — сгорела, наверно, моя гречка! И правда, сгорела, — засмеялся Меркулов, — хорошо, что пожара не было. А ты говоришь — Чарли Чаплин, записная книжка. Это все, брат, мелочи.
Мы хохочем, но я вижу, как Меркулов поглядывает на часы — ждет результатов комплексной экспертизы по злополучной куприяновской книжечке, которую я всучил вчера Славе Грязнову для передачи в научно-технический отдел.
У нас «черная суббота», сегодня выходной, но мы ишачим. Составляем план расследования дела. Я склонился над своим довольно обшарпанным столом, Меркулов — над своим, сверкающим лаком.
Я впервые занимаюсь такой работой — студенческие семинары и прокурорская практика в счет не идут, все это была игра или халтура. Я метнул взгляд на Меркулова — он делает вид, что не замечает, как я сдрейфил, знай себе заполняет сводный месячный график-календарь. Время от времени он набирает какой-то телефонный номер — явно жене в больницу, но нарывается на частые гудки. В перерыве между этим занятием и составлением графика шеф открывает средний ящик письменного стола и пытается завести какие-то старые часы-луковицу, чем ужасно раздражает меня. По-моему, часы эти годятся только на помойку — стекло треснуло, а корпус, когда Меркулов его встряхивает, скрежещет, как ржавое железо.
Раскрыв широкую линованную тетрадь, изготовленную в типографии Прокуратуры СССР и озаглавленную «План расследования дела», в разделе «Возможные версии» пишу:
Версия первая: Ракитин и Куприянова убиты на почве ревности:
а) возможно наемными убийцами, подосланными женой Ракитина,
б) каким-либо мужчиной, ревновавшим Куприянову к Ракитину.
Версия вторая: Ракитин и Куприянова убиты с целью сокрытия другого или других особо опасных преступлений — людьми, опасавшимися, что потерпевшие раскроют их преступления.
Версия третья: Ракитин и Куприянова убиты с целью завладения ценностями — советской и американской валютой, неизвестными предметами, а также, возможно, записями, имеющими секретный характер…
А как у нас с доказательствами по каждой версии? И тут я в полном тупике. Дело в том, что доказательства у нас, надо прямо сказать, не подтверждают ни одной из моих версий и даже находятся с ними в полном противоречии. Я беру отдельный листок бумаги и начинаю чертить что-то вроде генеалогического древа: в крупных квадратиках я обозначаю номера версий, от них веду линии к другим квадратикам — поменьше — субъектам преступления, то есть лицам, их совершившим, и прямоугольничкам — имеющимся у нас доказательствам. Получается страшная картина: квадратики повисают в воздухе, а прямоугольнички образуют между собой замкнутый круг.
Меркулов мельком взглядывает на мое творчество:
— Занимаетесь программированием в свободное от работы время, товарищ Турецкий?
Меркулов потянул мою «блок-схему» к себе и довольно долго ее изучал. Я даже взмок от напряжения.
— Все правильно. Все правильно, Саша, — совершенно неожиданно для меня сказал он. — А логики нет и быть не может, потому что сами эти убийства — неправильные.
У Меркулова иногда бывают вот такие выражения, совсем вроде не по науке. Но я знаю, что он имеет в виду. На основании имеющегося у нас материала, этих двоих убивать вообще не следовало — «не было резону». Меркулов положил локти на стол и соединил ладони, как в молитве. У моего начальника этот жест означал крайнюю серьезность происходящего.
— Давай-ка, Александр Борисыч, не делая глубоких умозаключений, попробуем рассказать друг другу, что произошло.
…Виктор Николаевич Ракитин, начальник Главка Внешторга, работавший также на Главное разведывательное управление Генштаба Минобороны и стратегическое управление Комитета государственной безопасности, приходит в парк Сокольники, где в это время открывается ярмарка электронного оборудования, для встречи с американским журналистом Збигневом Подгурским. Он имеет при себе портфель (с секретными бумагами? ценностями? американской валютой?). Цель встречи неясна. Профессиональным шпионом Ракитин как будто бы не был — слишком уж большой оплошностью с его стороны было оставить у портье гостиницы записку для Валерии с именем американца. За Ракитиным следуют двое (следят? страхуют? преследуют?). Ему не удается встретиться с Подгурским, и через некоторое время его находят убитым жестоким способом. Портфель исчез. Вечером в гостинице «Центральная» убита балерина Куприянова, с которой, по всей вероятности, Ракитин находился в любовной связи. Убийцы ищут дубликаты чего-то, возможно, того, что было в портфеле. Арестован некто Волин, владелец значка «Мастер спорта», найденного на месте преступления. В багажнике его машины обнаружен пистолет с глушителем. В МУРе уверены, что Волин — один из убийц.
Меркулову же явно не нравится такое простое решение, остается ждать результатов различных экспертиз, вскрытий, допросов.
— Вот что, Саша. Не густо у нас с тобой получилось. Ерунда получилась, честно говоря. — Костя придавил в пепельнице окурок пальцем и тут же закурил другую сигарету. — Нам нужны контакты. Волина пока отдадим МУРу на откуп со всей остальной шантрапой. Нам нужны контакты, особенно Валерии…
Я понял, что Меркулов старается постигнуть логику преступников — те от Ракитина шли к Куприяновой. Значит, от балерины они пойдут (или уже пошли) по ее связям. Я где-то прочитал, что у преступника сто дорог, и он волен выбрать любую. А у следователя — только одна, та, которой прошел преступник. И мы с Меркуловым должны были нащупать эту одну-единственную тропу…
В дверь деликатно постучали, и в кабинет вошел капитан Вячеслав Грязнов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71