Я был в шоке.
И я совершенно не представлял, как мне себя вести с ней. Дать пощечину? На каких основаниях? Я не жлоб, не ханжа и не святой. Трахнуть? Но ведь я некоторым образом и не скотина. Ужасно, просто ужасно, как все в этом мире относительно. Что же мне делать-то?
Как за мгновение до смерти человек вспоминает всю свою прошлую жизнь, так в эту секунду передо мной пронеслись все женщины, с кем я когда-то имел интимные отношения: от первого почти невинного поцелуя до самого разнузданного секса с одной очень экстравагантной… Впрочем, зачем вспоминать?…
Постель была разобрана. Внезапно я понял, что Зеркаловой был нужен вовсе не секс ей была необходима защита. В одночасье она лишилась надежной опоры. В ее понимании секс со мной вовсе не был никакой изменой. Она искала защиту и видела ее во мне. Ну что ж. Я дам ей ее. Или хотя бы ее иллюзию.
Мы сели на кровать, и я крепко прижал ее к себе, гладя по волосам.
Внезапно она вскинула голову, пристально посмотрела мне в глаза, и я с ужасом понял, что произойдет в следующие минуты. И не ошибся.
Хриплым голосом она потребовала:
- Поцелуй меня.
Я наклонился к ней и нежно поцеловал в краешек губ.
- Поцелуй меня по-настоящему! настойчивее повторила она.
И, обхватив обеими руками мою голову, она изо всех сил прижалась к моим губам, словно боясь, что я вскочу и побегу куда глаза глядят. Но я никуда бы уже не побежал. Я был сломлен и готов на все.
Единственное, что меня утешало в этой ситуации, то, что изменял я Ирине не впервые. Это прощало в моих глазах неистовую в эту минуту Таню Зеркалову.
Впрочем, не только это прощало. Все прощало. Давно я не видел такой страсти. Давно я сам не был охвачен страстью. Давно мне не было так хорошо.
И так грустно… Но как бы мне ни было грустно, в следующую ночь я снова пришел сюда.
В третью ночь я не выдержал. К стыду своему, я понял, что защитником и утешителем могу быть только очень ограниченное время.
Я лежал на спине, изучая потолок, и что-то думал в этом роде, пытаясь философски постичь нестандартную ситуацию, которая сложилась в результате моего вопиющего наплевательского отношения к вопросам этики и морали. Но ничего такого, что меня оправдывало бы, придумать не мог. Всякая ахинея типа того, что, мол, я не просто удовлетворяю, но еще и защищаю бедную женщину, на которую судьба свалила немыслимое испытание, в этот раз почему-то не проходила. Я лежал и мучительно размышлял над вопросом, что я, собственно, делаю в этой широкой, уютной и все-таки не своей кровати.
И вот когда в размышлениях своих я достиг полного тупика, Таня вдруг тихо-тихо сказала:
- Хорошо…
С меня было достаточно.
Сначала я сел на краю кровати и тупо уставился в угол спальни, словно пытаясь увидеть в нем домового, который и проговорил это чудовищное слово. Но там, естественно, никого не было.
Я встал и начал спокойно одеваться.
- Ты куда? в голосе Тани явственно звучало недоумение.
- Домой, ответил я.
- Как домой?
Мне не хотелось ее обижать, но и оставаться здесь я не собирался больше ни минуты.
Я молчал, натягивая на себя рубаху, и тут она привела, как ей казалось, серьезный аргумент:
- Ты же не можешь сейчас меня оставить.
Я обернулся, даже перестав застегивать пуговицы, и посмотрел в ее широко раскрытые глаза.
- Почему? спросил я.
- Как почему? удивленно переспросила она, но тем не менее замолчала, потому что сказать ей было нечего. Потому что она не могла сказать, что ей плохо и что она нуждается в моей защите. Она только что вслух произнесла, что ей хорошо.
Больше всего я боялся, что она начнет плакать. Но она не стала. Она только цинично произнесла:
- Кошмар. Отца убили, а тут еще и любовник бросает… Утопиться, что ль?
Слова, конечно, ужасные по своей сути, но ей, видимо, они были необходимы. Поэтому я молчал, ничего не отвечал, но продолжал одеваться.
- Ты больше не придешь? спросила она, проводив меня до двери.
- Нет, ответил я, стараясь не встречаться с ней глазами.
Она шумно вздохнула и сказала:
- Ты только не переживай, ладно?
Прежде чем выйти, я долго смотрел на нее.
- Прости, попросил я.
- Спокойной ночи, пожелала она мне.
- Спокойной ночи, Таня.
Дверь за мной закрылась. Я мог голову дать на отсечение, что, пока я спускался по лестнице, она стояла за дверью, прижавшись к ней спиной, прислушивалась к моим шагам, плакала и не замечала своих слез.
Разумеется, я не пошел домой. Поймав такси, я приехал в контору. Поздоровался с дежурным милиционером, которого не удивил мой приход в столь позднее, или слишком раннее, время, поднялся в свой кабинет, лег, не раздеваясь, на диван и впервые за несколько дней заснул спокойно, крепко, без сновидений.
Рано утром меня разбудила Лиля Федотова.
С трудом вспоминая, где нахожусь, я осоловелыми глазами уставился на свою помощницу.
- Лиля? Я медленно приходил в себя. А где Ирина?
Ее глаза расширились до такой степени, что уже в следующую секунду я вспомнил, где ночевал.
- Александр Борисович! Она с интересом смотрела на меня. Вы что девочек по ночам в кабинет приводите?
Я не стал напоминать ей, что Ирина моя жена. Облажался так облажался.
- Ну? спросил я у нее, вместо того чтобы объяснить, что думал, будто нахожусь у себя дома. Что нового? Что у нас плохого, как говорилось в старом мультфильме?
Она внимательно в меня вглядывалась.
- Да немало, протянула она, не сводя с меня чуть сочувственного взгляда. Мятые рубашка и брюки. Помятое лицо. Щетина недельной давности.
- Трехдневной, буркнул я.
- Все равно, пожала она плечами. В ресторан с вами я бы не пошла.
- Я бы тоже, не слишком вразумительно ответил я, и в это время, на мое счастье, зазвонил телефон, что избавило меня от необходимости объяснять смысл своих последних слов.
Я не стал задерживаться в конторе. В первую очередь мне нужно было переодеться и побриться. Что я и сделал, заехав домой и стойко выдержав напор жены, не слишком, правда, сильный.
- И где же ты пропадал всю ночь? произнесла она банальнейшую фразу.
По дороге я долго обдумывал различные варианты ответа и в конце концов пришел к выводу, что говорить надо только правду. Так больше шансов, что тебе не поверят и, глядишь, туча развеется.
Я ответил:
- У любовницы.
Она не удивилась:
- И кто она?
- Как кто? сурово посмотрел я на нее и зарычал: Да кто угодно! Хоть Таня Зеркалова!
- Дурак! сказала Ирина.
Я с облегчением вздохнул, и, надеюсь, она этого не заметила.
- Слушай, позвони мне на службу, дорогая, и спроси Лилю Федотову, она работает в моей бригаде, где сегодня она меня обнаружила, когда пришла на работу. В кабинете на диване! Она меня разбудила, понятно тебе?!
Побольше эмоций, Турецкий, побольше оскорбленного самолюбия, и все будет нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
И я совершенно не представлял, как мне себя вести с ней. Дать пощечину? На каких основаниях? Я не жлоб, не ханжа и не святой. Трахнуть? Но ведь я некоторым образом и не скотина. Ужасно, просто ужасно, как все в этом мире относительно. Что же мне делать-то?
Как за мгновение до смерти человек вспоминает всю свою прошлую жизнь, так в эту секунду передо мной пронеслись все женщины, с кем я когда-то имел интимные отношения: от первого почти невинного поцелуя до самого разнузданного секса с одной очень экстравагантной… Впрочем, зачем вспоминать?…
Постель была разобрана. Внезапно я понял, что Зеркаловой был нужен вовсе не секс ей была необходима защита. В одночасье она лишилась надежной опоры. В ее понимании секс со мной вовсе не был никакой изменой. Она искала защиту и видела ее во мне. Ну что ж. Я дам ей ее. Или хотя бы ее иллюзию.
Мы сели на кровать, и я крепко прижал ее к себе, гладя по волосам.
Внезапно она вскинула голову, пристально посмотрела мне в глаза, и я с ужасом понял, что произойдет в следующие минуты. И не ошибся.
Хриплым голосом она потребовала:
- Поцелуй меня.
Я наклонился к ней и нежно поцеловал в краешек губ.
- Поцелуй меня по-настоящему! настойчивее повторила она.
И, обхватив обеими руками мою голову, она изо всех сил прижалась к моим губам, словно боясь, что я вскочу и побегу куда глаза глядят. Но я никуда бы уже не побежал. Я был сломлен и готов на все.
Единственное, что меня утешало в этой ситуации, то, что изменял я Ирине не впервые. Это прощало в моих глазах неистовую в эту минуту Таню Зеркалову.
Впрочем, не только это прощало. Все прощало. Давно я не видел такой страсти. Давно я сам не был охвачен страстью. Давно мне не было так хорошо.
И так грустно… Но как бы мне ни было грустно, в следующую ночь я снова пришел сюда.
В третью ночь я не выдержал. К стыду своему, я понял, что защитником и утешителем могу быть только очень ограниченное время.
Я лежал на спине, изучая потолок, и что-то думал в этом роде, пытаясь философски постичь нестандартную ситуацию, которая сложилась в результате моего вопиющего наплевательского отношения к вопросам этики и морали. Но ничего такого, что меня оправдывало бы, придумать не мог. Всякая ахинея типа того, что, мол, я не просто удовлетворяю, но еще и защищаю бедную женщину, на которую судьба свалила немыслимое испытание, в этот раз почему-то не проходила. Я лежал и мучительно размышлял над вопросом, что я, собственно, делаю в этой широкой, уютной и все-таки не своей кровати.
И вот когда в размышлениях своих я достиг полного тупика, Таня вдруг тихо-тихо сказала:
- Хорошо…
С меня было достаточно.
Сначала я сел на краю кровати и тупо уставился в угол спальни, словно пытаясь увидеть в нем домового, который и проговорил это чудовищное слово. Но там, естественно, никого не было.
Я встал и начал спокойно одеваться.
- Ты куда? в голосе Тани явственно звучало недоумение.
- Домой, ответил я.
- Как домой?
Мне не хотелось ее обижать, но и оставаться здесь я не собирался больше ни минуты.
Я молчал, натягивая на себя рубаху, и тут она привела, как ей казалось, серьезный аргумент:
- Ты же не можешь сейчас меня оставить.
Я обернулся, даже перестав застегивать пуговицы, и посмотрел в ее широко раскрытые глаза.
- Почему? спросил я.
- Как почему? удивленно переспросила она, но тем не менее замолчала, потому что сказать ей было нечего. Потому что она не могла сказать, что ей плохо и что она нуждается в моей защите. Она только что вслух произнесла, что ей хорошо.
Больше всего я боялся, что она начнет плакать. Но она не стала. Она только цинично произнесла:
- Кошмар. Отца убили, а тут еще и любовник бросает… Утопиться, что ль?
Слова, конечно, ужасные по своей сути, но ей, видимо, они были необходимы. Поэтому я молчал, ничего не отвечал, но продолжал одеваться.
- Ты больше не придешь? спросила она, проводив меня до двери.
- Нет, ответил я, стараясь не встречаться с ней глазами.
Она шумно вздохнула и сказала:
- Ты только не переживай, ладно?
Прежде чем выйти, я долго смотрел на нее.
- Прости, попросил я.
- Спокойной ночи, пожелала она мне.
- Спокойной ночи, Таня.
Дверь за мной закрылась. Я мог голову дать на отсечение, что, пока я спускался по лестнице, она стояла за дверью, прижавшись к ней спиной, прислушивалась к моим шагам, плакала и не замечала своих слез.
Разумеется, я не пошел домой. Поймав такси, я приехал в контору. Поздоровался с дежурным милиционером, которого не удивил мой приход в столь позднее, или слишком раннее, время, поднялся в свой кабинет, лег, не раздеваясь, на диван и впервые за несколько дней заснул спокойно, крепко, без сновидений.
Рано утром меня разбудила Лиля Федотова.
С трудом вспоминая, где нахожусь, я осоловелыми глазами уставился на свою помощницу.
- Лиля? Я медленно приходил в себя. А где Ирина?
Ее глаза расширились до такой степени, что уже в следующую секунду я вспомнил, где ночевал.
- Александр Борисович! Она с интересом смотрела на меня. Вы что девочек по ночам в кабинет приводите?
Я не стал напоминать ей, что Ирина моя жена. Облажался так облажался.
- Ну? спросил я у нее, вместо того чтобы объяснить, что думал, будто нахожусь у себя дома. Что нового? Что у нас плохого, как говорилось в старом мультфильме?
Она внимательно в меня вглядывалась.
- Да немало, протянула она, не сводя с меня чуть сочувственного взгляда. Мятые рубашка и брюки. Помятое лицо. Щетина недельной давности.
- Трехдневной, буркнул я.
- Все равно, пожала она плечами. В ресторан с вами я бы не пошла.
- Я бы тоже, не слишком вразумительно ответил я, и в это время, на мое счастье, зазвонил телефон, что избавило меня от необходимости объяснять смысл своих последних слов.
Я не стал задерживаться в конторе. В первую очередь мне нужно было переодеться и побриться. Что я и сделал, заехав домой и стойко выдержав напор жены, не слишком, правда, сильный.
- И где же ты пропадал всю ночь? произнесла она банальнейшую фразу.
По дороге я долго обдумывал различные варианты ответа и в конце концов пришел к выводу, что говорить надо только правду. Так больше шансов, что тебе не поверят и, глядишь, туча развеется.
Я ответил:
- У любовницы.
Она не удивилась:
- И кто она?
- Как кто? сурово посмотрел я на нее и зарычал: Да кто угодно! Хоть Таня Зеркалова!
- Дурак! сказала Ирина.
Я с облегчением вздохнул, и, надеюсь, она этого не заметила.
- Слушай, позвони мне на службу, дорогая, и спроси Лилю Федотову, она работает в моей бригаде, где сегодня она меня обнаружила, когда пришла на работу. В кабинете на диване! Она меня разбудила, понятно тебе?!
Побольше эмоций, Турецкий, побольше оскорбленного самолюбия, и все будет нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128