Там, в горах, обитали гордые и независимые племена, не то чтобы воинственные и кровожадные, однако не признававшие власти западных королей и ставившие лихость и удаль выше законов. Одинокий путник вполне мог рассчитывать на их гостеприимство; ему предоставили бы стол и кров, не спрашивая, кто он и откуда, и не требуя платы за постой. Однако табунщики, перегонявшие лошадей, или торговые караваны имели все основания опасаться разбойных набегов со стороны горцев.
Однако принцу не хотелось в такое утро думать об опасностях. В обычной своей жизни он большую часть ночи проводил за книгами и по утрам, как правило, спал; к тому же вся его жизнь прошла в столице, которую он, не будучи любителем охоты и других подобных забав, покидал крайне редко — разве что для поездок в другие города. И теперь непривычное для горожанина удовольствие от созерцания бескрайних и вольных просторов мешалось в нем с возбуждением от осознания, что он впервые по-настоящему покинул родительский дом, и радостным предвкушением грядущих открытий. В таком состоянии Артен менее всего был склонен анализировать возможные проблемы; ему хотелось просто ехать, высунувшись в окно повозки (он даже почти жалел, что не научился как следует ездить верхом), ощущать тепло солнца на своей коже, слушать мотононный звон цикад и вдыхать ароматы степных трав и горных цветов.
Блаженствуя таким образом, он даже не заметил, что в караване возникло какое-то беспокойство — до тех пор, пока один из солдат не подъехал вплотную к повозке и не нагнулся к окну.
— Ваша светлость, гонец из столицы!
Караван остановился. Принц вышел из повозки и направился к ожидавшему его гонцу в запыленной одежде. То, что посланник ожидал в стороне, говорило о важности и конфиденциальности известия.
Артен принял из его рук свернутую в трубку грамоту, обратив внимание на скреплявшую шнуры официальную королевскую печать. Принц хотел уже сорвать ее, но взглянул еще раз на озабоченное лицо гонца и решил, что тому тоже что-то известно.
— Что-нибудь случилось? — спросил он повелительным тоном.
— Наш благородный король и ваш августейший дядя скончался от сердечного удара, — тихо ответил посланец.
Принц удивленно присвистнул, что было, конечно же, ужасным нарушением этикета.
— Выходит, на троне теперь мой кузен Лодвинг? И это письмо от него?
— Так точно.
Принц лихорадочно размышлял. Он не испытывал особых симпатий к дяде, и само по себе это известие оставило бы его равнодушным, не будь смерть короля столь подозрительно внезапной. Особенно подозрительно это выглядело в свете имевшего место покушения на самого принца. Что же произошло на самом деле, и что хочет Лодвинг? Что, если он счел тургунайские условия неприемлемыми и хочет теперь пересмотреть договор? Покойный король не был гением, однако долгие годы на престоле Тирлонда научили его, что политика — это искусство компромисса; Лодвинг же молод и горяч… (думал с осуждением Артен, который был на 5 лет моложе своего взошедшего на трон кузена). Может быть, конечно, что в письме сказано что-то иное, но если Лодвинг не собирается мешать экспедиции, какой смысл было посылать вдогонку это послание, не зная даже, успеет ли оно настигнуть адресата? Только для того, чтобы Артен вовремя оплакал дядюшку? А вдруг в письме содержится предупреждение об опасности? Но если он сорвет печать, обратной дороги уже не будет…
— Когда это случилось?
— Позавчера.
— Ты, должно быть, очень спешил? — спросил Артен, глядя на пыль, покрывавшую одежду и лицо гонца.
— Я загнал четырех коней, ваша светлость.
— Как жаль, что столько усилий пропало даром, — сказал принц и полез в карман.
— Не понимаю, ваша светлость, — удивился посланец.
— Твой пятый конь тебя подвел. Он споткнулся, когда ты уже миновал границу. Ты упал и провалялся без сознания несколько часов. К тому времени, как ты придешь в себя и доберешься до форта, посылать нового гонца станет уже поздно. Ведь неизвестно, какую дорогу мы изберем теперь, — говоря это, принц взял гонца за руку и вложил ему в ладонь несколько золотых монет.
— Но… — ошарашенно пробормотал солдат.
— Мои люди тебя не видели. И я тоже, — принц сжал гонцу кулак с деньгами и сунул ему в другую руку нераспечатанную грамоту.
— Слушаюсь… ваша светлость.
— И правильно делаешь. Ну, ступай.
Гонец влез на коня (которому предстояло вскоре сломать ногу и погибнуть от милосердного удара мечом для достоверности легенды), а принц вернулся к каравану и подошел к капитану, командовавшему тирлондскими гвардейцами.
— Дело государственной важности. Никакого гонца не было.
— Понимаю, — наклонил голову офицер. — Что передать тургунайцам?
— Ничего серьезного, мы продолжаем путь.
«Все-таки быть принцем иногда неплохо», — подумал Артен, занимая свое место в повозке.
Тракт заворачивал к югу, в обход гор. Существовали и другие пути, через ущелья и перевалы, но, несмотря даже на мощный вооруженный эскорт каравана, они не выглядели особенно надежными; тирлондские офицеры и тургунайцы были в этом единодушны.
Таким образом, караван повернул к югу. Горы тянулись теперь слева, и принц, уже насмотревшийся на них, выглянул в правое окно. Мысль о том, что он видит земли Запада в последний раз («не в жизни, конечно» — поправлял себя принц) должна была, казалось бы, наполнить его душу печалью и тревогой перед неизвестным; однако, несмотря на все опасности, несмотря даже на оставшееся нераспечатанным послание Лодвинга, Артен не чувствовал ничего, кроме радостного возбуждения; ему, напротив, хотелось, чтобы эти земли как можно скорее остались позади, а то, чего доброго, объявятся еще какие-нибудь гонцы.
И словно в ответ на эту мысль Артена вдалеке, еще до поворота дороги, показалось облачко пыли. Некоторое время принц всматривался в него, все еще надеясь, что ему лишь мерещится, но вскоре стало ясно, что кто-то скачет во весь опор, догоняя караван. Заметили это и солдаты; некоторые из них решили, что возвращается первый гонец, другие возражали, что это наверняка новый, но один из трех лейтенантов, помня полученный от капитана наказ принца, прикрикнул на них, и солдаты прикусили языки.
Теперь уже очевидно было, что это новый гонец: его лошадь была гнедой, в то время как первый конь был вороной масти. Принц ощутил острое желание, чтобы эта лошадь действительно сломала ногу, а всадник вылетел из седла и потерял сознание. Впрочем, это бы уже не помогло — солдаты осмотрели бы упавшего. «Однако, может быть, это вовсе и не гонец, — подумал Артен. — Может, просто одинокий путник заметил наш караван и спешит догнать, полагая, что ехать вместе с нами безопаснее. Однако что-то он слишком резво спешит… »
Наконец копыта застучали уже совсем рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213
Однако принцу не хотелось в такое утро думать об опасностях. В обычной своей жизни он большую часть ночи проводил за книгами и по утрам, как правило, спал; к тому же вся его жизнь прошла в столице, которую он, не будучи любителем охоты и других подобных забав, покидал крайне редко — разве что для поездок в другие города. И теперь непривычное для горожанина удовольствие от созерцания бескрайних и вольных просторов мешалось в нем с возбуждением от осознания, что он впервые по-настоящему покинул родительский дом, и радостным предвкушением грядущих открытий. В таком состоянии Артен менее всего был склонен анализировать возможные проблемы; ему хотелось просто ехать, высунувшись в окно повозки (он даже почти жалел, что не научился как следует ездить верхом), ощущать тепло солнца на своей коже, слушать мотононный звон цикад и вдыхать ароматы степных трав и горных цветов.
Блаженствуя таким образом, он даже не заметил, что в караване возникло какое-то беспокойство — до тех пор, пока один из солдат не подъехал вплотную к повозке и не нагнулся к окну.
— Ваша светлость, гонец из столицы!
Караван остановился. Принц вышел из повозки и направился к ожидавшему его гонцу в запыленной одежде. То, что посланник ожидал в стороне, говорило о важности и конфиденциальности известия.
Артен принял из его рук свернутую в трубку грамоту, обратив внимание на скреплявшую шнуры официальную королевскую печать. Принц хотел уже сорвать ее, но взглянул еще раз на озабоченное лицо гонца и решил, что тому тоже что-то известно.
— Что-нибудь случилось? — спросил он повелительным тоном.
— Наш благородный король и ваш августейший дядя скончался от сердечного удара, — тихо ответил посланец.
Принц удивленно присвистнул, что было, конечно же, ужасным нарушением этикета.
— Выходит, на троне теперь мой кузен Лодвинг? И это письмо от него?
— Так точно.
Принц лихорадочно размышлял. Он не испытывал особых симпатий к дяде, и само по себе это известие оставило бы его равнодушным, не будь смерть короля столь подозрительно внезапной. Особенно подозрительно это выглядело в свете имевшего место покушения на самого принца. Что же произошло на самом деле, и что хочет Лодвинг? Что, если он счел тургунайские условия неприемлемыми и хочет теперь пересмотреть договор? Покойный король не был гением, однако долгие годы на престоле Тирлонда научили его, что политика — это искусство компромисса; Лодвинг же молод и горяч… (думал с осуждением Артен, который был на 5 лет моложе своего взошедшего на трон кузена). Может быть, конечно, что в письме сказано что-то иное, но если Лодвинг не собирается мешать экспедиции, какой смысл было посылать вдогонку это послание, не зная даже, успеет ли оно настигнуть адресата? Только для того, чтобы Артен вовремя оплакал дядюшку? А вдруг в письме содержится предупреждение об опасности? Но если он сорвет печать, обратной дороги уже не будет…
— Когда это случилось?
— Позавчера.
— Ты, должно быть, очень спешил? — спросил Артен, глядя на пыль, покрывавшую одежду и лицо гонца.
— Я загнал четырех коней, ваша светлость.
— Как жаль, что столько усилий пропало даром, — сказал принц и полез в карман.
— Не понимаю, ваша светлость, — удивился посланец.
— Твой пятый конь тебя подвел. Он споткнулся, когда ты уже миновал границу. Ты упал и провалялся без сознания несколько часов. К тому времени, как ты придешь в себя и доберешься до форта, посылать нового гонца станет уже поздно. Ведь неизвестно, какую дорогу мы изберем теперь, — говоря это, принц взял гонца за руку и вложил ему в ладонь несколько золотых монет.
— Но… — ошарашенно пробормотал солдат.
— Мои люди тебя не видели. И я тоже, — принц сжал гонцу кулак с деньгами и сунул ему в другую руку нераспечатанную грамоту.
— Слушаюсь… ваша светлость.
— И правильно делаешь. Ну, ступай.
Гонец влез на коня (которому предстояло вскоре сломать ногу и погибнуть от милосердного удара мечом для достоверности легенды), а принц вернулся к каравану и подошел к капитану, командовавшему тирлондскими гвардейцами.
— Дело государственной важности. Никакого гонца не было.
— Понимаю, — наклонил голову офицер. — Что передать тургунайцам?
— Ничего серьезного, мы продолжаем путь.
«Все-таки быть принцем иногда неплохо», — подумал Артен, занимая свое место в повозке.
Тракт заворачивал к югу, в обход гор. Существовали и другие пути, через ущелья и перевалы, но, несмотря даже на мощный вооруженный эскорт каравана, они не выглядели особенно надежными; тирлондские офицеры и тургунайцы были в этом единодушны.
Таким образом, караван повернул к югу. Горы тянулись теперь слева, и принц, уже насмотревшийся на них, выглянул в правое окно. Мысль о том, что он видит земли Запада в последний раз («не в жизни, конечно» — поправлял себя принц) должна была, казалось бы, наполнить его душу печалью и тревогой перед неизвестным; однако, несмотря на все опасности, несмотря даже на оставшееся нераспечатанным послание Лодвинга, Артен не чувствовал ничего, кроме радостного возбуждения; ему, напротив, хотелось, чтобы эти земли как можно скорее остались позади, а то, чего доброго, объявятся еще какие-нибудь гонцы.
И словно в ответ на эту мысль Артена вдалеке, еще до поворота дороги, показалось облачко пыли. Некоторое время принц всматривался в него, все еще надеясь, что ему лишь мерещится, но вскоре стало ясно, что кто-то скачет во весь опор, догоняя караван. Заметили это и солдаты; некоторые из них решили, что возвращается первый гонец, другие возражали, что это наверняка новый, но один из трех лейтенантов, помня полученный от капитана наказ принца, прикрикнул на них, и солдаты прикусили языки.
Теперь уже очевидно было, что это новый гонец: его лошадь была гнедой, в то время как первый конь был вороной масти. Принц ощутил острое желание, чтобы эта лошадь действительно сломала ногу, а всадник вылетел из седла и потерял сознание. Впрочем, это бы уже не помогло — солдаты осмотрели бы упавшего. «Однако, может быть, это вовсе и не гонец, — подумал Артен. — Может, просто одинокий путник заметил наш караван и спешит догнать, полагая, что ехать вместе с нами безопаснее. Однако что-то он слишком резво спешит… »
Наконец копыта застучали уже совсем рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213