Поглядите. Все уже зажило, так он опять, негодный, расковырял.
Дед немного успокоился, но на мои просьбы ехать с ним к Кривой балке и искать ячменные поля отказался.
До вечера собирали колоски и, как за ужином объявил дед, «набрали больше пуда чистой пшеницы».
БОЙНЯ
Дед разрешил мне «пробежаться по селу» со строгим наказом не ходить к окопам и траншеям. Раньше, когда еще была жива бабушка, мы со старшим братом Виктором, а когда подрос Серега, то и с ним, каждое лето приезжали в Гавриловку.
Поездки к деду были самыми светлыми и радостными днями в нашей жизни. Мы ждали их с самой зимы. Речка, рыбалка, вольный, не родительский режим дня, всегда свежая и вкускющая деревенская пища — чего еще могут желать ребята в каникулы, которых ждешь как манны небесной.
Но четыре года назад умерла бабушка, и наши поездки оборвались. Странное дело, мы всегда ездили к деду Лазарю Ивановичу и никогда не говорили, что едем к бабушке. И вдруг оказалось, что дом держался не на деде, а на бабушке. А раз ее нет, то некому за нами и присмотреть, некому и позаботиться.
Мы бунтовали.
— Да что за нами глядеть, мы сами...
— И кормиться будем сами. Молока и хлеба, рыбы у деда полно...
Но родители сказали «нет». Нас с Сергеем свозили в Г^вриловку за эти четыре года только раз. И то мы пробыли там недолго.
Я, конечно, растерял здесь своих друзей, стал забывать деревенскую жизнь и сейчас шел по селу с каким-то странным чувством, будто возвращался в чужую страну детства, про которую мне когда-то рассказывали или она недавно снилась, и я теперь силюсь вспомнить ее, далекую и желанную.
У старой фермы маячили люди, а у самой реки стояло несколько здоровенных крытых грузовиков.
Немцы!
Я остановился. Скоро увидел, что из помещения фермы выбежали две женщины и понесли что-то тяжелое в ведрах. Потрусили они далеко, метров за триста, к самому оврагу. Там оставили свою ношу и налегке побежали обратно.
Чуть поодаль, между фермой и грузовиками, вдруг словно из-под земли появилась ватага мальчишек. Они, видно, лежали в бурьяне, а сейчас поднялись и направились туда, куда отнесли свою нощу женщины. Чем же они там занимаются? Постоял, постоял и пошел к ним.
Конечно, я никого не знал из них, как не знали и они меня. Один был совсем взрослый парень, только низкий ростом ц худой, поэтому его и нельзя было отличить от других. Но я обратил на него внимание сразу. Мальчишки тоже меня заметили, но каждый молча занимался своим делом.
А дело у них было странное. Сколько я ни смотрел, никак не мог понять, что же делают. Разматывают не то веревки, не то ремни и складывают их обрывки в ведра и тазы.
Сделал еще несколько шагов и увидел, нет, скорее догадался по резкому запаху, что это никакие не веревки. Оказывается, ребята возились с внутренностями скота. Женщины выносили их в ведрах, а ребята что-то выбирали из втщ отбросов и складывали в свои посудины.
— Ты чаго уставился? — не разгибая сцины, повернул голову лобастый русоволосый крепыш. Он, видно, на год или два был старше меня. Другие ребята моего воз* раста, а может, и немного моложе. Их было семеро,
Я молчал.
— А откуда ты, пацан? — спросил старший.
— Да к деду Лазарю Ивановичу они приехали,— ответил за меня лобастый.— Городской. Видишь, губы воротит.
— О-о,— оживился старший и, бросив возиться с кишками, подошел ко мне.— Давай в нашу компанию, мы тебя быстро научим.
— Дело нехитрое! — захохотал кто-то из дацанов.
— Только снимите, мистер-твистер, свой парадный фрак,— поддержал его другой.
— Хватит, хлопцы,— повернулся к ним старший.* Видите, перепугали парня.
— Зачем вам это? — наконец выдавил я.
— Пропитание добываем...
— А разве это едят?
— Еще не то едят. А это пальчики оближешь... Через четверть часа, засучив по локоть рукава, я уже
возился с ребятами. Старший, его звали Юрием (значит, он тоже городской, в деревне таких имен не дают), поручил мне «интеллигентную» работу. Я сдирал с требухи пленку и комочки жира, аккуратно складывая их в миску. Если женщины приносили нам теплые внутренности от только что забитой коровы, то работа шла споро: жир легко отделялся, а кишки мы мгновенно выворачивали наизнанку, как чулки, и, вытряхнув содержимое, кидали в ведра. Оставалась, правда, самая противная работа — мыть все это в речке, но мальчишки откладывали такое напоследок. К тому же у всех была надежда, что скоро освободятся женщины и сделают это сами.
Всю нехитрую премудрость «добычи пропитания» таким способом я освоил за час работы. За этот час я узнал всех мальчишек, узнал, кто те женщины, и в этот же час мне надоело сдирать пленку и вылавливать скользкие комочки стынущего на ветру говяжьего жира, Я предложил лобастому Ваське пойти и посмотреть, что происходит в помещении фермы. Васька нерешительно пожал плечами, точно раздумывал.
— А чего? — подзадорил я его,
— Давай спросим у тетки Вари,— решился он.— Если там словаки, то можно.
— Кто?
— Ну, словаки, здешние солдаты, они не немцы и по-русски понимают.
Мы побежали к ферме. Издали казавшееся пустынно мертвым помещение жило напряженной и какой-то бездушно-железной жизнью. Из загона каждые семь минут (я даже засек по часам) на помост перед входом в помещение заводили корову или телка.
— Вот гады,— прошептал Васька,— наш колхозный скот потрошат...
— А зачем вам столько этого добра набирать?— кивнул я в сторону оврага, не зная, как точнее назвать то, что мы собирали в ведра.
— А это на всех, у каждого семья. И еще соседям дадим...— Видя, что меня все равно не удовлетворило его объяснение, Васька опять пожал плечами и нерешительно добавил: — Потом Юрка себе больше всех нас берет. Жир мы ему тоже весь отдаем.
— А почему?
Васька, будто спохватившись, зло глянул на меня.
— Не почему! Много будешь знать, скоро состаришься.
— Да я ничего, я так,— обиженно проговорил я, не зная, какая это муха укусила моего нового друга.
От фермы шли, не разговаривая, точно поссорившись. Странный парень. То сам рассказывал, а то вдруг осекся, будто его кто за руку схватил.
Уже когда пришли к ребятам и опять принялись за невеселую работу, Васька сказал:
— И тебе требухи дадим.
— Мне не надо.
— Это ты у матери спроси, богач нашелся.
— Все равно не надо.
Я и Юрию, когда мы возвращались в село, сказал, что ничего себе не возьму, а он почему-то никак не прореагировал на мой отказ. Только отозвался «ладно», а потом, видимо, заметив мою обиду, добавил:
— Ладно, мы с Лазарем Ивановичем тут решим.
Юрий расспрашивал про город. Как там и что? Я понял, что Сталинград и ближайшие к нему поселки и хутора он знает хорошо. Значит, здешний.
— С окопов сюда попал?
— Да-а-а,— как-то неопределенно протянул он и опять перевел разговор на Сталинград.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Дед немного успокоился, но на мои просьбы ехать с ним к Кривой балке и искать ячменные поля отказался.
До вечера собирали колоски и, как за ужином объявил дед, «набрали больше пуда чистой пшеницы».
БОЙНЯ
Дед разрешил мне «пробежаться по селу» со строгим наказом не ходить к окопам и траншеям. Раньше, когда еще была жива бабушка, мы со старшим братом Виктором, а когда подрос Серега, то и с ним, каждое лето приезжали в Гавриловку.
Поездки к деду были самыми светлыми и радостными днями в нашей жизни. Мы ждали их с самой зимы. Речка, рыбалка, вольный, не родительский режим дня, всегда свежая и вкускющая деревенская пища — чего еще могут желать ребята в каникулы, которых ждешь как манны небесной.
Но четыре года назад умерла бабушка, и наши поездки оборвались. Странное дело, мы всегда ездили к деду Лазарю Ивановичу и никогда не говорили, что едем к бабушке. И вдруг оказалось, что дом держался не на деде, а на бабушке. А раз ее нет, то некому за нами и присмотреть, некому и позаботиться.
Мы бунтовали.
— Да что за нами глядеть, мы сами...
— И кормиться будем сами. Молока и хлеба, рыбы у деда полно...
Но родители сказали «нет». Нас с Сергеем свозили в Г^вриловку за эти четыре года только раз. И то мы пробыли там недолго.
Я, конечно, растерял здесь своих друзей, стал забывать деревенскую жизнь и сейчас шел по селу с каким-то странным чувством, будто возвращался в чужую страну детства, про которую мне когда-то рассказывали или она недавно снилась, и я теперь силюсь вспомнить ее, далекую и желанную.
У старой фермы маячили люди, а у самой реки стояло несколько здоровенных крытых грузовиков.
Немцы!
Я остановился. Скоро увидел, что из помещения фермы выбежали две женщины и понесли что-то тяжелое в ведрах. Потрусили они далеко, метров за триста, к самому оврагу. Там оставили свою ношу и налегке побежали обратно.
Чуть поодаль, между фермой и грузовиками, вдруг словно из-под земли появилась ватага мальчишек. Они, видно, лежали в бурьяне, а сейчас поднялись и направились туда, куда отнесли свою нощу женщины. Чем же они там занимаются? Постоял, постоял и пошел к ним.
Конечно, я никого не знал из них, как не знали и они меня. Один был совсем взрослый парень, только низкий ростом ц худой, поэтому его и нельзя было отличить от других. Но я обратил на него внимание сразу. Мальчишки тоже меня заметили, но каждый молча занимался своим делом.
А дело у них было странное. Сколько я ни смотрел, никак не мог понять, что же делают. Разматывают не то веревки, не то ремни и складывают их обрывки в ведра и тазы.
Сделал еще несколько шагов и увидел, нет, скорее догадался по резкому запаху, что это никакие не веревки. Оказывается, ребята возились с внутренностями скота. Женщины выносили их в ведрах, а ребята что-то выбирали из втщ отбросов и складывали в свои посудины.
— Ты чаго уставился? — не разгибая сцины, повернул голову лобастый русоволосый крепыш. Он, видно, на год или два был старше меня. Другие ребята моего воз* раста, а может, и немного моложе. Их было семеро,
Я молчал.
— А откуда ты, пацан? — спросил старший.
— Да к деду Лазарю Ивановичу они приехали,— ответил за меня лобастый.— Городской. Видишь, губы воротит.
— О-о,— оживился старший и, бросив возиться с кишками, подошел ко мне.— Давай в нашу компанию, мы тебя быстро научим.
— Дело нехитрое! — захохотал кто-то из дацанов.
— Только снимите, мистер-твистер, свой парадный фрак,— поддержал его другой.
— Хватит, хлопцы,— повернулся к ним старший.* Видите, перепугали парня.
— Зачем вам это? — наконец выдавил я.
— Пропитание добываем...
— А разве это едят?
— Еще не то едят. А это пальчики оближешь... Через четверть часа, засучив по локоть рукава, я уже
возился с ребятами. Старший, его звали Юрием (значит, он тоже городской, в деревне таких имен не дают), поручил мне «интеллигентную» работу. Я сдирал с требухи пленку и комочки жира, аккуратно складывая их в миску. Если женщины приносили нам теплые внутренности от только что забитой коровы, то работа шла споро: жир легко отделялся, а кишки мы мгновенно выворачивали наизнанку, как чулки, и, вытряхнув содержимое, кидали в ведра. Оставалась, правда, самая противная работа — мыть все это в речке, но мальчишки откладывали такое напоследок. К тому же у всех была надежда, что скоро освободятся женщины и сделают это сами.
Всю нехитрую премудрость «добычи пропитания» таким способом я освоил за час работы. За этот час я узнал всех мальчишек, узнал, кто те женщины, и в этот же час мне надоело сдирать пленку и вылавливать скользкие комочки стынущего на ветру говяжьего жира, Я предложил лобастому Ваське пойти и посмотреть, что происходит в помещении фермы. Васька нерешительно пожал плечами, точно раздумывал.
— А чего? — подзадорил я его,
— Давай спросим у тетки Вари,— решился он.— Если там словаки, то можно.
— Кто?
— Ну, словаки, здешние солдаты, они не немцы и по-русски понимают.
Мы побежали к ферме. Издали казавшееся пустынно мертвым помещение жило напряженной и какой-то бездушно-железной жизнью. Из загона каждые семь минут (я даже засек по часам) на помост перед входом в помещение заводили корову или телка.
— Вот гады,— прошептал Васька,— наш колхозный скот потрошат...
— А зачем вам столько этого добра набирать?— кивнул я в сторону оврага, не зная, как точнее назвать то, что мы собирали в ведра.
— А это на всех, у каждого семья. И еще соседям дадим...— Видя, что меня все равно не удовлетворило его объяснение, Васька опять пожал плечами и нерешительно добавил: — Потом Юрка себе больше всех нас берет. Жир мы ему тоже весь отдаем.
— А почему?
Васька, будто спохватившись, зло глянул на меня.
— Не почему! Много будешь знать, скоро состаришься.
— Да я ничего, я так,— обиженно проговорил я, не зная, какая это муха укусила моего нового друга.
От фермы шли, не разговаривая, точно поссорившись. Странный парень. То сам рассказывал, а то вдруг осекся, будто его кто за руку схватил.
Уже когда пришли к ребятам и опять принялись за невеселую работу, Васька сказал:
— И тебе требухи дадим.
— Мне не надо.
— Это ты у матери спроси, богач нашелся.
— Все равно не надо.
Я и Юрию, когда мы возвращались в село, сказал, что ничего себе не возьму, а он почему-то никак не прореагировал на мой отказ. Только отозвался «ладно», а потом, видимо, заметив мою обиду, добавил:
— Ладно, мы с Лазарем Ивановичем тут решим.
Юрий расспрашивал про город. Как там и что? Я понял, что Сталинград и ближайшие к нему поселки и хутора он знает хорошо. Значит, здешний.
— С окопов сюда попал?
— Да-а-а,— как-то неопределенно протянул он и опять перевел разговор на Сталинград.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107