— Давайте попробую...-— как можно равнодушнее сказал я Василию Афанасьевичу.
Но тут же подумал: «Почему именно мне предложил бригадир эту должность? Может быть, потому, что я был из города, а всем городским почему-то подыскивали работу «поинтеллигентнее». Если так — откажусь».
Но когда я спросил об этом у Василия Афанасьевича, он ответил:
— Не валяй дурака. При чем тут город. Твой трактор простаивает, ребята работают. Не буду же я их срывать! — И, сунув мне в руки сажень, добавил: — Иди замеряй пахоту.
С того дня каждый вечер, вскинув сажень на плечо, я шел в поле.
15 апреля мы весь день с Викуловым ремонтировали трактор, а вечером допоздна я пробыл в поле, замеряя вспаханные делянки. Василий Афанасьевич, как он выразился, «натаскивал меня на учетчика».
Трактористы прекращали работу только с наступлением полной темноты. А если вечер выдавался лунный и «ладили» — хорошо работали — трактора, то и прихватывали ночь. И тогда мне приходилось замерять работу на ощупь. Трактора уйдут на стан, а я еще битый час, а то и полтора спотыкаюсь по вывороченным плугами глыбам, кручу в руке сажень, считаю гектары. Конечно, все это можно было бы делать и днем, ведь то, что вспахано вчера, легко отличить от сегодняшнего, но наш Василий Афанасьевич любит во всем порядок. Каждый вечер, после ужина, перед тем как трактористы отправлялись спать, он проводил пятиминутки. И я должен был докладывать о выполненной за день работе.
В тот вечер я спешил на стан. Вчера про меня забыла наша кашеварка Оля. Василий Афанасьевич ругал ее немилосердно, она даже заплакала, но мне пришлось отправиться в свой закуток на нарах с пустым желудком. И хотя сегодня утром Оля восполнила мою потерю, наложив мне полную чашку затирухи я боялся, что про меня опять забудут.
У разбитого комбайна, который стоял здесь с лета сорок второго, с тех пор, как начались бои в этих местах, меня встретил дружок Васька Попов.
— Скорей, тут из райкома комсомола приехали.— Он даже задохнулся.— И наша Валька с ними. Дед тоже здесь...
До землянки оставалось метров двести, и Васька успел рассказать мне все. В бригаду приехали наш председатель колхоза Николай Иванович Грачев (Дед), колхозный бухгалтер и секретарь комсомольской организации Валентина Степановна Кохно (она же Валька) и секретарь нашего Красноармейского райкома комсомола Гриша Завгороднев, который, как оказалось, не умер от ран. Сегодня нас будут принимать в комсомол и создавать в тракторной бригаде комсомольскую организацию.
Под двумя закопченными котлами, наполовину врытыми в землю, чуть теплился огонь. Вокруг сидели почти все наши трактористы и прицепщики. Шел обычный ленивый разговор, какой ребята затевали перед ужином, чтобц скоротать минуты ожидания своей порции. Люди перебрасываются фразами, даже хохочут, подшучивая друг над другом, а все щ мысли там, у котла, с блаженно булькающей затирухой.
Весенний день — как год. А едим горячее два раза играно утром и вечером. В обед Оля с сыном Юркой разносят пахарям молоко и хлеб — землистые брусочки, из которых торчат белесые плевелы ячменя и овса или сыплется темно-красная шелуха проса. Трактористу пол-литра молока и триста граммов хлеба, прицепщику — стакан молока и двести граммов. Это нащ рацион хлеба на день.
Меня словно кто приклеил к Олицому котлу, не могу оторвать глаз. Сел у огня и онемел. Разговор оборвался. Все повернулись к нам. Викулов смотрит волком, словно мы вырвали у него кусок изо рта. Отвернув сердитое лицо от тлевших под котлом углей, он недобро бросил:
— Шляетесь, а тут из-за вас голодом морят... Чего расселись, идите в землянку, комсомольцы...
Я так устал за день и мне так хотелось есть, что не было сил ответить Халиму.
— И когда его только выгонят,— простонал Васька, когда мы отошли.
— Выгонишь его, он сегодня из утиля магнето собрал и говорил Деду, что ЧТЗ можно пустить...
— От гад!..— восхищенно прошептал Васька, но тут же добавил жестко:— Я бы все равно выгнал.
— А трактора стояли бы в борозде?
— Не стояли... Вон Мартынок не хуже.
— Мартынок не механик, да и ненадолго он к нам...
— Все равно выгнал бы,— упрямо повторил Васька,— с ним же никто работать не хочет.
— Ты брось, он сегодня утром кровью харкал. Пошел вон туда за комбайн и целый час лежал.
Васька не ответил. Подошли к землянке. Дверь закрыта. На порожке, прислушиваясь, сидел Шурка Быко-деров. Хотя мы молчали, он предостерегающе поднял руку.
— Тише, вы... со Славкой толкуют.— И, нервно хохотнув, добавил: — Они его спрашивают, а он молчит. Потеха, выездное бюро называется, а выездной-то только Гриша, а те все наши.
Действительно, Славкиного голоса не было слышно. Малиново звенел Гришин голос, что-то говорила Валька и басил Дед, а Славка молчал.
— Биографию он уже рассказал,— порывисто повернулся к нам Шурка.— Ровно пять слов выдавил. Теперь вопросы пошли. Только все это пустые хлопоты. Не на такого напали. Умрет, а не скажет.
— Да брось ты, балабон! — сердито оттолкнул его Васька и ближе прошел к двери.
В землянке взрывом грохнул смех. В нем я различил и смех Славки. Значит, все в порядке. Через минуту дверь приоткрылась, и вынырнула в белых вихрах голова Гриши.
— Быкодеров! Заходи! А Чупров пришел?
— Вот он... — отозвался Шурка.
Гриша легко выпрыгнул на одной ноге из дверного проема на первую ступеньку и, видно еще не различая нас со света, шумнул:
— Вы здесь?
— Здесь...
— Сейчас,— весело шепнул он нам и в два прыжка оказался у табурета, перед столом, где стояли его костыли.
Он проделал все это так быстро, что ни мы, ни те, сидевшие за столом, не успели ему помочь. Да он ни чьей помощи и не нуждался. Уже из-за стола Гриша звонко еще раз позвал:
— Быкодеров! Входи!
— Давай,— подтолкнул плечом Шурку Васька,— посмотрим, какой ты храбрый...
Тот вздрогнул и шагнул через порог. Дверь он прикрыл неплотно: видно, так ему легче было чувствовать нас за своей спиной.
— Быкодеров Александр Данилович? — спросила Валька.
Мы припали к щели в двери. Виден был светло-русый Гришин затылок и часть стола, за которым сидели Валька и Василий Афанасьевич. Валька оторвала голову от бумаг, лежавших перед ней, и повторила вопрос:
— Быкодеров Александр Данилович? Почему молчишь?
— А чего говорить? — вздохнул Шурка.— Вы и так знаете, кто я...
— Такой порядок,— поспешил бригадир,— тебя спрашивают, а ты отвечай. Как в армии. Вот пойдешь служить, там научат.
— Ладно...— примирительно согласился Шурка. Валька продолжала:
— Быкодеров Александр Данилович, тысяча девятьсот двадцать восьмого года рождения, образование неполное среднее, семь классов.
— Я не кончил седьмой...— пробубнил Шурка.
— А зачем писал? — строго спросила Валя.
— Так я же учился, целый год проходил, а как посевная началась, сразу в бригаду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107