Солдаты ни о чем больше не думали, кроме как о доставшемся им богатстве, и разрешили им делать что заблагорассудится. Филипп и Крантц собрали, сколько могли, кокосовых орехов и перед обедом вышли в море. Солдаты не обращали на них никакого внимания и продолжали ссориться, уже обнажив оружие.
— Повторится та же трагедия, какая произошла здесь раньше,— сказал Крантц, когда они отплыли от берега.
— К сожалению. Посмотри, они уже вцепились друг в друга!
— Если бы мне пришлось дать название этому кусочку земли, я бы назвал его Проклятый остров,— заметил Крантц.
— А разве не может какое-нибудь другое место в мире стать при сходных обстоятельствах сценой той же трагедии? — спросил Филипп.
— Конечно. Какое это проклятие — деньги!
— И в то же время это благословение,— отвечал Филипп.— Мне жаль только, что среди этих ссорящихся людей остался Педро Лусильо.
— Такова его судьба,— возразил Крантц.— Не будем больше думать о них.
— Друзья решили взять курс на Гоа. Это было совсем не трудно, поскольку компас им заменяли днем острова, а ночью — звезды. По пути за ними иногда устремлялись малазийские суда, но их спасала хорошая парусность суденышка. К тому же погоня тотчас прекращалась, как только преследователи определяли, что перед ними всего-навсего небольшая пирога.
Примерно недели через три Филипп и Крантц находились уже около южной оконечности острова Суматра. Поскольку им до этого не повстречалось ни одного судна, которое взяло бы их к себе на борт, они решили зайти в Пулау Пинанг, которого надеялись достичь при попутном ветре дней через шесть—восемь. Оба сильно загорели, а со своими длинными бородами и в мусульманской одежде могли сойти за местных жителей. Днем они плыли под палящим солнцем, а ночью отдыхали. Но с тех пор, как Крантц поведал Филиппу свою историю, он стал более молчаливым. Когда они подошли к проливу, Филипп поинтересовался, с чего они начнут, прибыв в Гоа. Крантц, задумавшись, отвечал:
— Уже несколько дней меня преследует предчувствие, что Гоа я никогда не увижу, хотя и пытаюсь избавиться от этой мысли. Но внутренний голос нашептывает мне, что я с вами долго не останусь. У меня сохранилось кое-какое золотишко, оно может пригодиться вам. Возьмите его, Вандердекен, и спрячьте в одежде.
— Что за чепуху ты несешь, друг? — возразил Филипп.
— Это не чепуха, это — предчувствие. К тому же я долго жил на этом свете, чтобы сожалеть о том, что придется покинуть его.
Напрасно пытался Вандердекен отвлечь друга от темных мыслей. За разговорами на эту тему незаметно наступил вечер, и друзья решили подойти к берегу, чтобы пополнить запасы воды. Через некоторое время они заметили на заросшем лесом берегу ручей, вытекавший из-под скалы. Филипп и Крантц вытащили пирогу на берег, наполнили емкости водой и хотели было уже снова тронуться в путь, но вокруг было так красиво, что они решили немного отдохнуть и искупаться в ручье.
Крантц продрог и вылез на песчаный пляж, где лежала их одежда. Филипп последовал его примеру, но оставался еще по пояс в воде.
— А теперь, Вандердекен, мне представилась хорошая возможность, чтобы передать вам то золото, о котором мы говорили. Сейчас я распотрошу пояс, а вы спрячете деньги в свой.
— Ладно уж, коль ты никак не можешь освободиться от своих назойливых мыслей,— согласился Филипп.— Пусть будет по-твоему, хотя я не вижу, какая опасность...
Филипп не успел закончить фразу, как раздался страшный рык. Из чащи на берег выскочил огромный тигр и набросился на Крантца, который, издав душераздирающий вопль, замолк навсегда.
Широко раскрытыми глазами Филипп смотрел вслед зверю-людоеду, уносившему труп несчастного Крантца.
— Боже небесный! И мне суждено пережить такое!— воскликнул Филипп, опускаясь на песок, и заплакал.— О, Крантц! Друг мой, брат мой! Тебя не обмануло твое предчувствие! Боже праведный, будь милостив! Твоя воля свершилась! Аминь!
Долго еще Филипп оставался лежать на песке, забыв об угрожавшей ему опасности. Наконец он немного пришел в себя, поднялся, оделся и снова присел на песок. Его взгляд упал на золото, все еще лежавшее на земле.
«Он хотел отдать мне свое золото, он предвидел свою страшную судьбу! Да, да! Это оказалось его судьбой!»—мелькнуло в голове Филиппа.
Надвинулась ночь. Далекий рык диких зверей напомнил Филиппу, что пора уходить. Он сложил деньги и вещи своего друга в узелок, сел в пирогу, которую с трудом столкнул в воду, поднял парус и с горьким чувством, заполнившим сердце, поплыл дальше. Ему вспомнилась Амина.
«Да, Амина,— размышлял Филипп, плывя под мерцавшими звездами,— ты была права, когда говорила, что судьба человека предопределена, а некоторыми людьми она может даже предсказываться. Моя судьба такова, что я должен буду умереть, оторванный от друзей и от всех, кто дорог мне. Да здравствует смерть, если это так! Какое это будет для меня облегчение, какое блаженство, поскольку она приведет меня туда, где все уставшие находят покой! Но я же должен выполнить свой долг! Дай-то Бог, чтобы это случилось поскорее и чтобы моя жизнь не подвергалась больше таким жестоким испытаниям!»
Филипп заплакал снова, ведь Крантц был его самым испытанным и верным другом.
Через неделю Филипп, полный мучительных мыслей, достиг Пулау Пинанга, где нашел корабль, отправлявшийся в Гоа. Это был бриг, плававший под португальским флагом, однако на его борту было всего лишь два португальца, команда же состояла из местных жителей. Филипп выдал себя за англичанина, находящегося якобы на службе у португальцев и потерпевшего кораблекрушение. Он пообещал заплатить за переезд, и поэтому его охотно взяли на борт. Через шесть недель бриг бросил якорь на рейде Гоа. Капитан представил властям Филиппа как члена своей команды, и тот без всяких затруднений оказался на берегу.
Сняв в городе комнату, Филипп сразу же приступил к розыскам Амины. Он попытался разузнать что-нибудь о ней у хозяина дома, но не смог выяснить ничего, что смогло бы навести его на ее след.
— Сеньор,— сказал ему хозяин дома,— пусть пройдет большое аутодафе, которое состоится завтра, и тогда мы займемся поисками вашей жены. Сегодня же прогуляйтесь по городу, а завтра я отведу вас туда, где вы сможете увидеть всю процессию.
Филипп сбрил бороду, переоделся и пошел бродить по улицам, заглядывая в каждое окно в надежде встретить свою супругу.
На углу одного из переулков Филипп заметил священника, который показался ему знакомым, и поспешил к нему. Но когда он обратился к священнослужителю, тот спрятал голову в капюшоне и ничего не ответил.
Филипп, однако, не ошибся. Этим монахом действительно был патер Матео, но он не захотел в этом признаться.
Вернувшись домой и помолившись за Амину, Филипп лег спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Повторится та же трагедия, какая произошла здесь раньше,— сказал Крантц, когда они отплыли от берега.
— К сожалению. Посмотри, они уже вцепились друг в друга!
— Если бы мне пришлось дать название этому кусочку земли, я бы назвал его Проклятый остров,— заметил Крантц.
— А разве не может какое-нибудь другое место в мире стать при сходных обстоятельствах сценой той же трагедии? — спросил Филипп.
— Конечно. Какое это проклятие — деньги!
— И в то же время это благословение,— отвечал Филипп.— Мне жаль только, что среди этих ссорящихся людей остался Педро Лусильо.
— Такова его судьба,— возразил Крантц.— Не будем больше думать о них.
— Друзья решили взять курс на Гоа. Это было совсем не трудно, поскольку компас им заменяли днем острова, а ночью — звезды. По пути за ними иногда устремлялись малазийские суда, но их спасала хорошая парусность суденышка. К тому же погоня тотчас прекращалась, как только преследователи определяли, что перед ними всего-навсего небольшая пирога.
Примерно недели через три Филипп и Крантц находились уже около южной оконечности острова Суматра. Поскольку им до этого не повстречалось ни одного судна, которое взяло бы их к себе на борт, они решили зайти в Пулау Пинанг, которого надеялись достичь при попутном ветре дней через шесть—восемь. Оба сильно загорели, а со своими длинными бородами и в мусульманской одежде могли сойти за местных жителей. Днем они плыли под палящим солнцем, а ночью отдыхали. Но с тех пор, как Крантц поведал Филиппу свою историю, он стал более молчаливым. Когда они подошли к проливу, Филипп поинтересовался, с чего они начнут, прибыв в Гоа. Крантц, задумавшись, отвечал:
— Уже несколько дней меня преследует предчувствие, что Гоа я никогда не увижу, хотя и пытаюсь избавиться от этой мысли. Но внутренний голос нашептывает мне, что я с вами долго не останусь. У меня сохранилось кое-какое золотишко, оно может пригодиться вам. Возьмите его, Вандердекен, и спрячьте в одежде.
— Что за чепуху ты несешь, друг? — возразил Филипп.
— Это не чепуха, это — предчувствие. К тому же я долго жил на этом свете, чтобы сожалеть о том, что придется покинуть его.
Напрасно пытался Вандердекен отвлечь друга от темных мыслей. За разговорами на эту тему незаметно наступил вечер, и друзья решили подойти к берегу, чтобы пополнить запасы воды. Через некоторое время они заметили на заросшем лесом берегу ручей, вытекавший из-под скалы. Филипп и Крантц вытащили пирогу на берег, наполнили емкости водой и хотели было уже снова тронуться в путь, но вокруг было так красиво, что они решили немного отдохнуть и искупаться в ручье.
Крантц продрог и вылез на песчаный пляж, где лежала их одежда. Филипп последовал его примеру, но оставался еще по пояс в воде.
— А теперь, Вандердекен, мне представилась хорошая возможность, чтобы передать вам то золото, о котором мы говорили. Сейчас я распотрошу пояс, а вы спрячете деньги в свой.
— Ладно уж, коль ты никак не можешь освободиться от своих назойливых мыслей,— согласился Филипп.— Пусть будет по-твоему, хотя я не вижу, какая опасность...
Филипп не успел закончить фразу, как раздался страшный рык. Из чащи на берег выскочил огромный тигр и набросился на Крантца, который, издав душераздирающий вопль, замолк навсегда.
Широко раскрытыми глазами Филипп смотрел вслед зверю-людоеду, уносившему труп несчастного Крантца.
— Боже небесный! И мне суждено пережить такое!— воскликнул Филипп, опускаясь на песок, и заплакал.— О, Крантц! Друг мой, брат мой! Тебя не обмануло твое предчувствие! Боже праведный, будь милостив! Твоя воля свершилась! Аминь!
Долго еще Филипп оставался лежать на песке, забыв об угрожавшей ему опасности. Наконец он немного пришел в себя, поднялся, оделся и снова присел на песок. Его взгляд упал на золото, все еще лежавшее на земле.
«Он хотел отдать мне свое золото, он предвидел свою страшную судьбу! Да, да! Это оказалось его судьбой!»—мелькнуло в голове Филиппа.
Надвинулась ночь. Далекий рык диких зверей напомнил Филиппу, что пора уходить. Он сложил деньги и вещи своего друга в узелок, сел в пирогу, которую с трудом столкнул в воду, поднял парус и с горьким чувством, заполнившим сердце, поплыл дальше. Ему вспомнилась Амина.
«Да, Амина,— размышлял Филипп, плывя под мерцавшими звездами,— ты была права, когда говорила, что судьба человека предопределена, а некоторыми людьми она может даже предсказываться. Моя судьба такова, что я должен буду умереть, оторванный от друзей и от всех, кто дорог мне. Да здравствует смерть, если это так! Какое это будет для меня облегчение, какое блаженство, поскольку она приведет меня туда, где все уставшие находят покой! Но я же должен выполнить свой долг! Дай-то Бог, чтобы это случилось поскорее и чтобы моя жизнь не подвергалась больше таким жестоким испытаниям!»
Филипп заплакал снова, ведь Крантц был его самым испытанным и верным другом.
Через неделю Филипп, полный мучительных мыслей, достиг Пулау Пинанга, где нашел корабль, отправлявшийся в Гоа. Это был бриг, плававший под португальским флагом, однако на его борту было всего лишь два португальца, команда же состояла из местных жителей. Филипп выдал себя за англичанина, находящегося якобы на службе у португальцев и потерпевшего кораблекрушение. Он пообещал заплатить за переезд, и поэтому его охотно взяли на борт. Через шесть недель бриг бросил якорь на рейде Гоа. Капитан представил властям Филиппа как члена своей команды, и тот без всяких затруднений оказался на берегу.
Сняв в городе комнату, Филипп сразу же приступил к розыскам Амины. Он попытался разузнать что-нибудь о ней у хозяина дома, но не смог выяснить ничего, что смогло бы навести его на ее след.
— Сеньор,— сказал ему хозяин дома,— пусть пройдет большое аутодафе, которое состоится завтра, и тогда мы займемся поисками вашей жены. Сегодня же прогуляйтесь по городу, а завтра я отведу вас туда, где вы сможете увидеть всю процессию.
Филипп сбрил бороду, переоделся и пошел бродить по улицам, заглядывая в каждое окно в надежде встретить свою супругу.
На углу одного из переулков Филипп заметил священника, который показался ему знакомым, и поспешил к нему. Но когда он обратился к священнослужителю, тот спрятал голову в капюшоне и ничего не ответил.
Филипп, однако, не ошибся. Этим монахом действительно был патер Матео, но он не захотел в этом признаться.
Вернувшись домой и помолившись за Амину, Филипп лег спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84