Эти силы присутствуют везде, даже в самой первой ступени луча творчества, где они объединяются, что отражено во многих мировых религиях: Брахма-Вишну-Шива или Отец, Сын и Дух Святой. Творение зависит от соединения этих сил: ничто не может существовать, если в нём не присутствуют все три.
Следующий закон — Закон Семи. Этот закон управляет последовательностью событий. Он утверждает, что любой акт творчества происходит нелинейно. Закон Семи объясняет, почему, когда что-либо начинается, оно не может продолжаться до бесконечности: почему ливень раньше или позже ослабевает, а зима сменяется летом. Символом этого Закона являются семь нот. Единство Закона Трёх и Закона Семи представлено диаграммой, которая является центральной в учении Гурджиева, — эннеаграммой [47].
Теперь о том, как представлял себе Гурджиев психологию человека.
Состояние человека, в котором находится почти каждый из нас, в значительной степени отличается от нашего обычного представления о нём. Разница между тем, что о себе думает человек, и тем, чем он является на самом деле, наиболее явно проявляется в представлениях человека о своей личности, ответственности за свои действия и свободе воли, хотя это относится в равной степени и к другим значительным человеческим качествам. Когда человек говорит "я", он обращается к себе в целом. И каждый человек, который говорит "я", уверяет, что он говорит о себе, как о целом, как о существующем час за часом, день за днём. «Иллюзия единства или неизменяемости создаётся в человеке в первую очередь ощущением собственного тела, собственным именем, которое в нормальных случаях остаётся одним и тем же, и в-третьих, множеством привычек, которые внушаются ему воспитанием или приобретаются подражанием. Имея всегда те же самые физические ощущения, слыша всегда то же самое имя и замечая в себе те же самые привычки и склонности, которые он имел прежде, он верит, что он всегда остаётся одним и тем же».
В действительности, однако, психологическая структура и функция человека лучше объясняется при взгляде на его поведение в терминах многих "я", чем как одно "я". Эти "я" очень многочисленны: взрослый человек может иметь их до нескольких тысяч. В один момент присутствует одно "я", а в другой — другое "я", которое может быть, а может и не быть в хорошем отношении с предыдущим "я", так как между этими "я" часто существует непроницаемая стена, называемая буфером. Некоторые "я" образуют группы. Есть подличности, состоящие из "я" по профессиональным функциям, и другие — составленные из "я" для обслуживания себя, и третьи — для родственных и семейных ситуаций.
Согласно Гурджиеву, необходимо постепенно ослаблять действия буферов и знакомить "я" друг с другом.
Гурджиев также сравнивает современного человека — его мысли, чувства и психологию — с наёмным экипажем, лошадью и кучером. Экипаж аналогичен физическому телу, лошадь — эмоциям, кучер — уму, а в коляске едет также пассажир, которого мы называем "я". Этот экипаж должен управляться кучером, который никогда не понимал его устройства и который поэтому не промывает его части керосином и не смазывает их маслом надлежащим образом. Лошадь, говорит Гурджиев, никогда не получала никакого специального образования, но сформировалась исключительно под влиянием постоянных палочных ударов и ругательств. Она чувствует себя всегда усталой, а вместо пищи — овса и сена — ей дают только солому, которая совершенно бесполезна для её действительных потребностей. Никогда не видя к себе ни малейших проявлений любви или дружелюбия, лошадь готова подчиниться любому, кто хоть немного приласкает её. Кучер, сонный, сидит на сиденье, готовый ехать куда угодно, если его не заставляют слишком сильно напрягаться со всяким, кто дает ему на чай, и совсем уж куда угодно, если ему хорошо заплатят.
Рассматривая эту аналогию с точки зрения того, чем человек может стать, экипаж соответствует физическому телу, лошадь — астральному телу, кучер — ментальному телу, а пассажир — Учителю, который, в отличие от случайного прохожего, который может нанять экипаж, действительно владеет им, содержит в исправности и направляет этот экипаж. Обычный человек является программируемым устройством при совершении этих действий; причём, закладываемая в него программа подчинена вышеупомянутым физическим законам. Развитие же всех четырёх тел меняет направление контроля; настоящее, постоянное "я" или Учитель отдает приказание уму или эмоциям, а тело — в свою очередь, подчиняется мыслям и чувствам.
Бессмертие, говорил Гурджиев, имеет несколько относительных уровней, которые зависят от проделанной индивидуумом психологической работы. Отсюда следует знакомая нам идея реинкарнации или "возвращения". «Идея возвращения не является абсолютной и полной истиной, но это ближайшее возможное приближение к истине. В этом случае истина не может быть выражена в словах. [...] Как может человек использовать знание о возвращении, если он не сознает его и если он сам не изменяется? Можно даже сказать, что если человек не изменяется, возвращение не существует для него. Если вы говорите ему о возвращении, это будет только усиливать его сон. Зачем человеку делать какие-либо усилия, если у него так много времени и так много возможностей впереди — целая вечность? Именно поэтому система ничего не говорит о возвращении, а берёт только одну эту жизнь, которую мы знаем. Система не имеет никакого значения или смысла, без стремления к самоизменению» [47].
На основании всего вышеизложенного делался вывод, что человеческая душа рождается для того, чтобы завоевать себе особое, почётное, место во Вселенской иерархии. Тот, кому это удавалось в течение нескольких "возвращений", достоин Вечности, остальные же заслуживают только забвения. Весьма волюнтаристская философия, не правда ли?
* * *
Можно ещё долго говорить об особенностях учения, которое предложил миру Георгий Гурджиев. Однако и этого материала вполне достаточно, чтобы заметить определённое сходство между тем, что говорила Блаватская, и тем, чему учил Гурджиев. Снова попытка объединить западные мировоззренческие концепции с восточными; снова обращение к Тибету, как духовному центру; снова требование самосовершенствования под руководством вышестоящего авторитета в лице Учителя. Это легко объяснимо, если вспомнить, что оба "наставника" — и Блаватская, и Гурджиев — выполняли своего рода социальный заказ. Причём, один и тот же. Заказ на создание мировоззренческой системы, которая бы примиряла одно с другим, давала ответы на основополагающие вопросы бытия: «Кто создал этот мир?», «Зачем этот мир был создан?», «В чём смысл существования?» и «Куда мы идём?». Однако принципиальное значение для нас имеет то, что в учениях Блаватской и Гурджиева впервые были сформулированы доктрины оккультной идеологии, которая в скором времени взорвёт мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Следующий закон — Закон Семи. Этот закон управляет последовательностью событий. Он утверждает, что любой акт творчества происходит нелинейно. Закон Семи объясняет, почему, когда что-либо начинается, оно не может продолжаться до бесконечности: почему ливень раньше или позже ослабевает, а зима сменяется летом. Символом этого Закона являются семь нот. Единство Закона Трёх и Закона Семи представлено диаграммой, которая является центральной в учении Гурджиева, — эннеаграммой [47].
Теперь о том, как представлял себе Гурджиев психологию человека.
Состояние человека, в котором находится почти каждый из нас, в значительной степени отличается от нашего обычного представления о нём. Разница между тем, что о себе думает человек, и тем, чем он является на самом деле, наиболее явно проявляется в представлениях человека о своей личности, ответственности за свои действия и свободе воли, хотя это относится в равной степени и к другим значительным человеческим качествам. Когда человек говорит "я", он обращается к себе в целом. И каждый человек, который говорит "я", уверяет, что он говорит о себе, как о целом, как о существующем час за часом, день за днём. «Иллюзия единства или неизменяемости создаётся в человеке в первую очередь ощущением собственного тела, собственным именем, которое в нормальных случаях остаётся одним и тем же, и в-третьих, множеством привычек, которые внушаются ему воспитанием или приобретаются подражанием. Имея всегда те же самые физические ощущения, слыша всегда то же самое имя и замечая в себе те же самые привычки и склонности, которые он имел прежде, он верит, что он всегда остаётся одним и тем же».
В действительности, однако, психологическая структура и функция человека лучше объясняется при взгляде на его поведение в терминах многих "я", чем как одно "я". Эти "я" очень многочисленны: взрослый человек может иметь их до нескольких тысяч. В один момент присутствует одно "я", а в другой — другое "я", которое может быть, а может и не быть в хорошем отношении с предыдущим "я", так как между этими "я" часто существует непроницаемая стена, называемая буфером. Некоторые "я" образуют группы. Есть подличности, состоящие из "я" по профессиональным функциям, и другие — составленные из "я" для обслуживания себя, и третьи — для родственных и семейных ситуаций.
Согласно Гурджиеву, необходимо постепенно ослаблять действия буферов и знакомить "я" друг с другом.
Гурджиев также сравнивает современного человека — его мысли, чувства и психологию — с наёмным экипажем, лошадью и кучером. Экипаж аналогичен физическому телу, лошадь — эмоциям, кучер — уму, а в коляске едет также пассажир, которого мы называем "я". Этот экипаж должен управляться кучером, который никогда не понимал его устройства и который поэтому не промывает его части керосином и не смазывает их маслом надлежащим образом. Лошадь, говорит Гурджиев, никогда не получала никакого специального образования, но сформировалась исключительно под влиянием постоянных палочных ударов и ругательств. Она чувствует себя всегда усталой, а вместо пищи — овса и сена — ей дают только солому, которая совершенно бесполезна для её действительных потребностей. Никогда не видя к себе ни малейших проявлений любви или дружелюбия, лошадь готова подчиниться любому, кто хоть немного приласкает её. Кучер, сонный, сидит на сиденье, готовый ехать куда угодно, если его не заставляют слишком сильно напрягаться со всяким, кто дает ему на чай, и совсем уж куда угодно, если ему хорошо заплатят.
Рассматривая эту аналогию с точки зрения того, чем человек может стать, экипаж соответствует физическому телу, лошадь — астральному телу, кучер — ментальному телу, а пассажир — Учителю, который, в отличие от случайного прохожего, который может нанять экипаж, действительно владеет им, содержит в исправности и направляет этот экипаж. Обычный человек является программируемым устройством при совершении этих действий; причём, закладываемая в него программа подчинена вышеупомянутым физическим законам. Развитие же всех четырёх тел меняет направление контроля; настоящее, постоянное "я" или Учитель отдает приказание уму или эмоциям, а тело — в свою очередь, подчиняется мыслям и чувствам.
Бессмертие, говорил Гурджиев, имеет несколько относительных уровней, которые зависят от проделанной индивидуумом психологической работы. Отсюда следует знакомая нам идея реинкарнации или "возвращения". «Идея возвращения не является абсолютной и полной истиной, но это ближайшее возможное приближение к истине. В этом случае истина не может быть выражена в словах. [...] Как может человек использовать знание о возвращении, если он не сознает его и если он сам не изменяется? Можно даже сказать, что если человек не изменяется, возвращение не существует для него. Если вы говорите ему о возвращении, это будет только усиливать его сон. Зачем человеку делать какие-либо усилия, если у него так много времени и так много возможностей впереди — целая вечность? Именно поэтому система ничего не говорит о возвращении, а берёт только одну эту жизнь, которую мы знаем. Система не имеет никакого значения или смысла, без стремления к самоизменению» [47].
На основании всего вышеизложенного делался вывод, что человеческая душа рождается для того, чтобы завоевать себе особое, почётное, место во Вселенской иерархии. Тот, кому это удавалось в течение нескольких "возвращений", достоин Вечности, остальные же заслуживают только забвения. Весьма волюнтаристская философия, не правда ли?
* * *
Можно ещё долго говорить об особенностях учения, которое предложил миру Георгий Гурджиев. Однако и этого материала вполне достаточно, чтобы заметить определённое сходство между тем, что говорила Блаватская, и тем, чему учил Гурджиев. Снова попытка объединить западные мировоззренческие концепции с восточными; снова обращение к Тибету, как духовному центру; снова требование самосовершенствования под руководством вышестоящего авторитета в лице Учителя. Это легко объяснимо, если вспомнить, что оба "наставника" — и Блаватская, и Гурджиев — выполняли своего рода социальный заказ. Причём, один и тот же. Заказ на создание мировоззренческой системы, которая бы примиряла одно с другим, давала ответы на основополагающие вопросы бытия: «Кто создал этот мир?», «Зачем этот мир был создан?», «В чём смысл существования?» и «Куда мы идём?». Однако принципиальное значение для нас имеет то, что в учениях Блаватской и Гурджиева впервые были сформулированы доктрины оккультной идеологии, которая в скором времени взорвёт мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62