Значит, он описывал строение обезьяны овцы, собаки, кого угодно, но не
человека...
- Тише, Мишель! - испугался Везалий. - Для тебя нет ничего святого!
Еще немного, и ты отыщешь ошибки в священном писании!
Мигель послушно умолк. Пожалуй, они действительно слишком близко
подошли к опасной черте. До сих пор ему удавалось притворяться французом и
благочестивым католиком, благо что внешностью он походил на мать -
уроженку Нормандии, и в нем непросто было признать испанца, а монастырское
воспитание помогало скрывать вольнодумные мысли. Но все же следует быть
осторожнее.
Трудно сказать, что сдружило двух столь непохожих людей - баловня
судьбы Андрея Везалия, медика в пятом поколении, предки которого уже
полтора столетия служили придворными врачами Габсбургов, и опасного
еретика Мигеля Сервета. Один - красавец богатырского сложения, второй
хромоногий калека. Один - богач, порой даже в будний день одевающийся в
блестящую венецианскую парчу. Второй предполагал в ближайшем будущем
прервать учение и отправиться на заработки, потому что денег, которые
нужно отдать за право сдать экзамены, а потом преподавать самому, у него
не было, а просить, хотя бы и у друзей, не позволяла гордость испанского
дворянина. Даже причины, приведшие их в медицину, были различны. Если
Мигель искал в анатомии подтверждения религиозным взглядам, то Андрей
попросту готовился занять после отца почетную должность императорского
аптекаря. Он старательно изучал арабский язык, необходимый в работе
аптекарю и презираемый докторами, и неспешно трудился над переводом
"Девятой книги" Разеса и комментариями к ней. Такой он видел свою
докторскую диссертацию.
По самому рождению Везалий обречен был стать медиком-арабистом,
сторонником осторожного Авиценны. С нежного возраста он воспитывался в
преклонении перед непререкаемым авторитетом древних, перед Галеном и
Гиппократом, Абулказисом и Львом Африканским. Мужественный во всем
остальном, Андрей боялся только одного - противоречия с общепринятыми
взглядами. Может быть потому его так тянуло к Мигелю, который, хотя и не
отличался физической храбростью, но зато не признавал ничего, кроме
свободного исследования. Друг в друге черпали они недостающие качества.
Друзья вышли на улицу и побрели прочь от анатомического театра и
Коллегии Кальви, в которой учились и жили. Латинский квартал остался
позади. С Крепостной улицы они свернули на узенькую кривую улочку
Сен-Андре и остановились у церкви. Там шла заупокойная служба.
- В Монпелье на лекциях вскрывают не только казненных преступников,
но даже дворян, - задумчиво проговорил Везалий. - Медицину там читает
Франсуа Рабле. Это известный вольнодумец. Говорят, книгу о Пантагрюэле,
вызвавшую такой шум, написал он.
- Вполне возможно, - согласился Сервет, - но я не вижу разницы между
дворянином и бродягой. Один мой знакомый любил спрашивать: "Кто был
дворянином, когда Адам пахал, а Ева пряла?" И граф, и крепостной родятся
на свет одинаково голыми.
- Но потом один ест мясо, а второй - траву. Думаю, стоит посмотреть,
как велики различия в строении их органов. Достать тело простого человека
- несложно. Король любит вешать бедняков, а потом для вящей пользы
студентов-медиков, оставляет тела болтаться на виселице. Грешным делом,
мне уже приходилось похищать их оттуда. А вот где достать дворянина?
- Здесь не Монпелье, - согласился Сервет.
Из церкви вышла процессия. Впереди несли тело, за ним шел священник и
несколько монахов. Никого из родственников не было.
- Кого хороните? - спросил Андрей.
- Испанский дворянин, - ответили ему. - Вчера приехал в Париж, и в
тот же день убит на поединке.
Друзья быстро переглянулись и, не сказав ни слова, пошли за
процессией.

. . .

Ночь выдалась темной и ветреной. Изодранные тучи метались по
небосклону. Луна поблескивала порой через облачную рану, но ничего не
могла осветить. Острые крыши домов терялись в небе, улочки заливала
темень.
На улице Францисканцев остановилась наемная карета, из нее вышли два
седока.
- Зажги фонарь и жди нас здесь, - приказал возчику тот, что пониже.
Высокий пассажир вытащил из вытащил из кареты длинный сверток, и
подозрительные наниматели скрылись в темноте. Возчик часто и испуганно
крестился.
Кладбище окружала каменная ограда в рост человека. Андрей подсадил
товарища, передал мешок, в котором гремели две лопаты. Потом,
подтянувшись, влез на ограду сам. По другую сторону стены послышалось
глухое ворчание, возня. Красными точками блеснули глаза. Мигель вцепился в
руку Андрея.
- Что это?
- Собаки, - успокоил Андрей. - Мне уже приходилось с ними
сталкиваться: возле виселиц их полно. На двоих они напасть побоятся, вот
только как бы они не попортили нашего дворянчика. Парень похоронен за счет
церкви, а значит - без гроба.
Он извлек из мешка лопату, взмахнул ею в воздухе и прыгнул вниз.
Мигель, после секундного колебания, последовал за ним. У полуразрытой
могилы грызлась свора одичавших бездомных собак. Они уже почти добрались
до неглубоко закопанного покойника. Подняв лопату, Везалий ринулся вперед.
Раздалось несколько ударов, визг раненого пса, и поле боя осталось за
людьми. Мигель зажег потайной фонарь, друзья принялись поспешно копать.
- Вовремя успели, - сказал Везалий. - Еще немного, и эти фурии
разделили бы нашу печень на столько долей, что ее не собрали бы и в день
страшного суда.
Они торопливо закончили работу. Мигель забрал лопаты, а его напарник
взвалил на плечи мешок с телом. Свора, наблюдавшая издали, поняла, что
добычу у них уносят, и с громким лаем бросилась за похитителями. Как и в
первый раз Андрей подсадил товарища на стену, передал ему лопаты и мешок,
но в этот момент сразу несколько больших псов бросились на него. Услыхав
крик, Мигель одну за другой швырнул вниз лопаты. Собаки шарахнулись прочь,
и Везалий отчаянным прыжком взлетел на гребень стены. Лопаты остались
внизу.
До экипажа они добрались без приключений, возчик хлестнул лошадей,
огромные колеса запрыгали по камням и ухабам изрытых парижских улиц.
Везалий, чертыхаясь, ощупывал рваную рану на ноге, перепуганный Сервет,
вжавшись в угол кареты, бессмысленно шептал дрожащими губами:

Город Париж это дом королей,
Светлого Феба сиянье лучей...

При повороте на Матросскую улицу колеса провалились в глубокую
канаву, и лошади стали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31