Расчеты показали, что для обычного
космического корабля уровни ионизации будут неприемлемо высокими.
Поэтому конструкторы на мысе Канаверал сняли с корабля все системы
жизнеобеспечения, всю телеметрию, системы самоликвидации и
наполовину урезали возможности по маневру. Сэкономленный вес пошел
на экранирование. Стартовавший корабль был молчаливым и
безжизненным, и останется таким еще семь месяцев. Потом генерал
Гизбург возьмет управление в свои руки и состыкует корабли. Это
будет непросто, но такая у него работа.
МГД генератор был запущен месяц спустя, с экипажем из двух
добровольцев и максимумом рекламы. Теперь заинтересованы были все.
Не возражал никто, даже ННА. Первый запуск они вообще не заметили,
после запуска 3070-го сообщили, что наблюдают за полетом, и
предложили свои данные сети НАСА, а когда стартовал генератор, их
посол вручил учтивую ноту с поздравлениями.
Определенно, что-то происходило.
И не только в психологии. В Нью-Йорке две недели подряд прошли без
бунтов и стычек, а кое-где на главных улицах даже начали разгребать
мусор. Зимние дожди погасили остатки обширных пожаров на Северо-
Западе. Губернаторы Вашингтона, Орегона, Айдахо и Калифорнии
объявили призыв добровольцев, и более ста тысяч молодых людей
вызвались восстанавливать сгоревшие леса.
Последним эту перемену заметил президент Соединенных Штатов - он
был слишком занят внутренними проблемами нации, расплодившейся до
катастрофических пределов и потребляющей вне всяких мер. Но в конце
концов и он понял, что происходят перемены, не только внутри Штатов,
но и во всем мире. Азиаты отозвали свои подлодки в западную часть
Тихого и в Индийский океаны, и когда Дэшу сообщили об этом, он снял
трубку и позвонил Верну Скэньону.
- Думаю... - он сделал паузу, потрогав гладкое дерево столешницы, -
думаю, у нас получается. Можешь похвалить за меня своих орлов.
Слушай, может быть, тебе нужно что-то еще?
Но уже ничего было не нужно.
Теперь для нас не было дороги назад. Мы сделали все, что могли.
Дальше все лежало в руках самой экспедиции.
Глава 14
МАРСИАНСКИЙ МИССИОНЕР
Дон Кайман позволял себе молиться не чаще шести раз в день. В
молитвах он просил о разном: иногда о том, чтобы Тит Гизбург
прекратил цыкать зубом, иногда (если кто-то перднет) - чтоб не
слышать вони, подолгу висевшей в воздухе. Но в каждой молитве всегда
звучали три просьбы: об успехе экспедиции, об исполнении
предначертанного Господом, и - о здравии и благополучии его друга
Роджера Торравэя.
Роджер пользовался особой привилегией: у него была своя, отдельная
каюта. Правда, каютой этот тесный уголок назвать было трудно, да и
отделяла его только эластичная шторка, тонкая, как паутина, и
полупрозрачная. Но все-таки это была его каюта. Остальным
приходилось делить одну кабину. Иногда Роджер делил ее вместе с
ними, по крайней мере частично. То есть части Роджера лежали по всей
кабине.
Кайман часто заглядывал за шторку. Для него полет был длинным и
скучным. Как профессионал, он будет не у дел до тех пор, пока они не
ступят на поверхность Марса, держать себя в форме и упражняться для
его профессии тоже не требовалось. Ареология была статичной наукой,
и останется таковой, если только после посадки ему не посчастливится
внести в нее что-то новое. Поэтому сначала Кайман брал у Гизбурга
уроки по бортовому оборудованию, а потом Брэд стал учить его
техобслуживанию киборга в полевых условиях. Фантастическое создание,
медленно ворочавшееся в поролоновом коконе, уже не казалось
незнакомым. Кайман изучил каждый дюйм этого тела, внутри и снаружи.
Уже через несколько недель он без всякого отвращения вывинчивал из
глазницы искусственный глаз, или, сняв панель, ковырялся в
пластиковых внутренностях.
Было чем заняться и кроме этого. Были музыкальные записи, иногда он
читал какую-нибудь микрофишу, иногда во что-нибудь играл. В шахматах
у них с Гизбургом силы были почти равные; они постоянно устраивали
турниры (лучший результат Каймана был 38 партий из 75) и тратили
личное эфирное время на передачу с Земли текстов шахматных партий.
Отец Кайман охотно молился бы чаще, но после первой же недели ему
стало ясно, что даже в молитвах можно переусердствовать. Поэтому он
себя ограничил: утром, перед едой, вечером, перед сном - и все.
Иногда, правда, он нуждался в допинге, и тогда шептал "Отче наш" или
перебирал четки Его Святейшества. А потом снова возвращался к
бесконечной наладке Роджера. У Каймана всегда был слабый желудок, но
Роджер, судя по всему, был совершенно индифферентен к подобным
вторжениям в его персону, и они не причиняли ему никакого вреда.
Постепенно Кайман стал понимать скрытую красоту строения Роджера, в
той части, что была творением Божьим, и в той, что была делом рук
человеческих; и радовался первому и второму.
Не радовало его только то, что Бог и человеки сделали с рассудком
Роджера. Его огорчали семь месяцев, вырванные из жизни его друга;
его печалило, что любовь Роджера отдана женщине, которая не ставит
ее ни в грош.
Но в среднем и целом - Кайман был счастлив.
Он никогда еще не участвовал в марсианской экспедиции, но его место
было именно здесь. Он был в космосе дважды: полет на челноке, когда
он был еще аспирантом и готовился к защите степени по планетологии,
а потом три месяца на космической станции "Бетти". Эти полеты
оказались всего лишь практикой, подготовкой к главному - экспедиции,
которая увенчает собой его марсианские штудии.
Все, что он знал о Марсе, он узнал сквозь окуляр телескопа, или из
наблюдений других, или из дедуктивных выводов. И он знал немало. Он
смотрел и пересматривал телекадры с "Орбитеров", "Маринеров" и
"Сервейеров". Он анализировал образцы марсианского грунта и камней.
Он беседовал с каждым из американцев, англичан и французов,
участвовавших в марсианских экспедициях, а также со многими
русскими, японцами и китайцами.
Он знал о Марсе все. С самого детства.
Он вырос на Марсе Эдгара Райса Берроуза, красочном Барсуме, царстве
мертвых охристых морей и несущихся по небу крошечных лун. Когда он
подрос, он стал отличать факты от вымысла. Четырехрукие зеленые
воины и краснокожие, яйцекладущие, прекрасные марсианские принцессы
не существовали в реальности - по крайней мере, в той "реальности",
которую отражает наука. Но он знал и другое - научная "реальность"
менялась из года в год. Создавая Барсум, Берроуз не витал в облаках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
космического корабля уровни ионизации будут неприемлемо высокими.
Поэтому конструкторы на мысе Канаверал сняли с корабля все системы
жизнеобеспечения, всю телеметрию, системы самоликвидации и
наполовину урезали возможности по маневру. Сэкономленный вес пошел
на экранирование. Стартовавший корабль был молчаливым и
безжизненным, и останется таким еще семь месяцев. Потом генерал
Гизбург возьмет управление в свои руки и состыкует корабли. Это
будет непросто, но такая у него работа.
МГД генератор был запущен месяц спустя, с экипажем из двух
добровольцев и максимумом рекламы. Теперь заинтересованы были все.
Не возражал никто, даже ННА. Первый запуск они вообще не заметили,
после запуска 3070-го сообщили, что наблюдают за полетом, и
предложили свои данные сети НАСА, а когда стартовал генератор, их
посол вручил учтивую ноту с поздравлениями.
Определенно, что-то происходило.
И не только в психологии. В Нью-Йорке две недели подряд прошли без
бунтов и стычек, а кое-где на главных улицах даже начали разгребать
мусор. Зимние дожди погасили остатки обширных пожаров на Северо-
Западе. Губернаторы Вашингтона, Орегона, Айдахо и Калифорнии
объявили призыв добровольцев, и более ста тысяч молодых людей
вызвались восстанавливать сгоревшие леса.
Последним эту перемену заметил президент Соединенных Штатов - он
был слишком занят внутренними проблемами нации, расплодившейся до
катастрофических пределов и потребляющей вне всяких мер. Но в конце
концов и он понял, что происходят перемены, не только внутри Штатов,
но и во всем мире. Азиаты отозвали свои подлодки в западную часть
Тихого и в Индийский океаны, и когда Дэшу сообщили об этом, он снял
трубку и позвонил Верну Скэньону.
- Думаю... - он сделал паузу, потрогав гладкое дерево столешницы, -
думаю, у нас получается. Можешь похвалить за меня своих орлов.
Слушай, может быть, тебе нужно что-то еще?
Но уже ничего было не нужно.
Теперь для нас не было дороги назад. Мы сделали все, что могли.
Дальше все лежало в руках самой экспедиции.
Глава 14
МАРСИАНСКИЙ МИССИОНЕР
Дон Кайман позволял себе молиться не чаще шести раз в день. В
молитвах он просил о разном: иногда о том, чтобы Тит Гизбург
прекратил цыкать зубом, иногда (если кто-то перднет) - чтоб не
слышать вони, подолгу висевшей в воздухе. Но в каждой молитве всегда
звучали три просьбы: об успехе экспедиции, об исполнении
предначертанного Господом, и - о здравии и благополучии его друга
Роджера Торравэя.
Роджер пользовался особой привилегией: у него была своя, отдельная
каюта. Правда, каютой этот тесный уголок назвать было трудно, да и
отделяла его только эластичная шторка, тонкая, как паутина, и
полупрозрачная. Но все-таки это была его каюта. Остальным
приходилось делить одну кабину. Иногда Роджер делил ее вместе с
ними, по крайней мере частично. То есть части Роджера лежали по всей
кабине.
Кайман часто заглядывал за шторку. Для него полет был длинным и
скучным. Как профессионал, он будет не у дел до тех пор, пока они не
ступят на поверхность Марса, держать себя в форме и упражняться для
его профессии тоже не требовалось. Ареология была статичной наукой,
и останется таковой, если только после посадки ему не посчастливится
внести в нее что-то новое. Поэтому сначала Кайман брал у Гизбурга
уроки по бортовому оборудованию, а потом Брэд стал учить его
техобслуживанию киборга в полевых условиях. Фантастическое создание,
медленно ворочавшееся в поролоновом коконе, уже не казалось
незнакомым. Кайман изучил каждый дюйм этого тела, внутри и снаружи.
Уже через несколько недель он без всякого отвращения вывинчивал из
глазницы искусственный глаз, или, сняв панель, ковырялся в
пластиковых внутренностях.
Было чем заняться и кроме этого. Были музыкальные записи, иногда он
читал какую-нибудь микрофишу, иногда во что-нибудь играл. В шахматах
у них с Гизбургом силы были почти равные; они постоянно устраивали
турниры (лучший результат Каймана был 38 партий из 75) и тратили
личное эфирное время на передачу с Земли текстов шахматных партий.
Отец Кайман охотно молился бы чаще, но после первой же недели ему
стало ясно, что даже в молитвах можно переусердствовать. Поэтому он
себя ограничил: утром, перед едой, вечером, перед сном - и все.
Иногда, правда, он нуждался в допинге, и тогда шептал "Отче наш" или
перебирал четки Его Святейшества. А потом снова возвращался к
бесконечной наладке Роджера. У Каймана всегда был слабый желудок, но
Роджер, судя по всему, был совершенно индифферентен к подобным
вторжениям в его персону, и они не причиняли ему никакого вреда.
Постепенно Кайман стал понимать скрытую красоту строения Роджера, в
той части, что была творением Божьим, и в той, что была делом рук
человеческих; и радовался первому и второму.
Не радовало его только то, что Бог и человеки сделали с рассудком
Роджера. Его огорчали семь месяцев, вырванные из жизни его друга;
его печалило, что любовь Роджера отдана женщине, которая не ставит
ее ни в грош.
Но в среднем и целом - Кайман был счастлив.
Он никогда еще не участвовал в марсианской экспедиции, но его место
было именно здесь. Он был в космосе дважды: полет на челноке, когда
он был еще аспирантом и готовился к защите степени по планетологии,
а потом три месяца на космической станции "Бетти". Эти полеты
оказались всего лишь практикой, подготовкой к главному - экспедиции,
которая увенчает собой его марсианские штудии.
Все, что он знал о Марсе, он узнал сквозь окуляр телескопа, или из
наблюдений других, или из дедуктивных выводов. И он знал немало. Он
смотрел и пересматривал телекадры с "Орбитеров", "Маринеров" и
"Сервейеров". Он анализировал образцы марсианского грунта и камней.
Он беседовал с каждым из американцев, англичан и французов,
участвовавших в марсианских экспедициях, а также со многими
русскими, японцами и китайцами.
Он знал о Марсе все. С самого детства.
Он вырос на Марсе Эдгара Райса Берроуза, красочном Барсуме, царстве
мертвых охристых морей и несущихся по небу крошечных лун. Когда он
подрос, он стал отличать факты от вымысла. Четырехрукие зеленые
воины и краснокожие, яйцекладущие, прекрасные марсианские принцессы
не существовали в реальности - по крайней мере, в той "реальности",
которую отражает наука. Но он знал и другое - научная "реальность"
менялась из года в год. Создавая Барсум, Берроуз не витал в облаках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67