Кто— то из штатских возразил:
— Напрасно вы так уверены. Русские-то еще не утихомирились.
И они снова забыли о военных делах и заговорили каждый о своем, как вдруг, перекрывая и их голоса, и стук колес летящего в слепой ночи поезда, солдат, до сих пор лежавший не раскрывая рта, заорал с пьяным гонором и как будто чего-то испугавшись:
— Заткнитесь! Хватит болтать! Заткните свои чертовы глотки!
Наступило неловкое молчание, после чего мистер Джеральд снова склонил голову к свече и мягко сказал солдату:
— Ты бы лучше шел в свой отсек, приятель.
Солдат не ответил, и мистер Джеральд как ни в чем не бывало продолжал свой прерванный рассказ.
Вдруг он осекся, вскочил на ноги, и его осветило пламенем нескольких свечей. И потом он сказал тихо, с каким-то испуганным недоверием:
— Господи, больно-то как. Этот солдат что-то мне сделал.
Моска сел и стал всматриваться во тьму. Еще несколько темных фигур тоже встали со своих полок, и кто-то сбил локтем свечку на пол. Она тут же погасла. Мистер Джеральд — теперь его едва можно было различить в кромешном мраке — сказал тихим дрожащим голосом:
— Этот солдат пырнул меня ножом. — И рухнул во тьме на скамейку.
По проходу из солдатского отсека вагона прибежали двое. При слабом свете свечек, которые они держали в руках, Моска увидел у одного из них офицерские нашивки.
Мистер Джеральд все повторял:
— Меня пырнули ножом. Этот солдат меня пырнул.
В его голосе уже звучал не страх, а удивление.
Моска увидел, что он сидит на полке, освещенный пламенем трех свечек, а на его брючине, чуть пониже пояса расплывается темное пятно. Над ним склонился лейтенант, приблизил свечку к брюкам и что-то приказал сопровождающему его солдату. Солдат побежал в конец вагона и принес одеяло и пакет первой помощи. Они расстелили одеяло на полу и попросили мистера Джеральда лечь. Солдат хотел было отрезать брючину, но мистер Джеральд воспротивился:
— Нет, лучше закатай. Я залатаю дырку.
Лейтенант осмотрел рану.
— Ничего серьезного, — сказал лейтенант. — Заверните его в одеяло.
Ни на его молодом лице, ни в голосе не было ни тени сострадания — только безразличная, формальная вежливость.
— Нас во Франкфурте должна ждать санитарная машина. Так что на следующей станции я отправлю телеграмму. — Потом лейтенант обернулся к остальным и спросил:
— Где он?
Пьяный солдат исчез. Моска, вглядевшись во тьму, увидел темную фигуру, скрючившуюся на соседней скамейке. Он промолчал.
Лейтенант пошел в солдатский отсек и вернулся, перепоясанный ремнем с портупеей и кобурой. Он осветил фонариком вагон и увидел скрючившегося на нижней полке человека. Он направил на него луч фонарика, одновременно достав из кобуры пистолет и спрятав его за спину. Солдат не шевельнулся.
Лейтенант грубо толкнул его:
— Поднимайся, Малруни!
Солдат открыл глаза, и, когда Моска увидел этот бессмысленный, как у животного, взгляд, ему вдруг стало его жалко.
Лейтенант, не отводя от глаз солдата слепящий луч фонарика, заставил его встать. Удостоверившись, что у того в руках ничего нет, он убрал пистолет в кобуру. Потом резким движением развернул солдата к себе и обыскал его. Ничего не найдя, он перевел луч фонарика на полку. Моска увидел окровавленный нож. Лейтенант взял нож и, толкнув солдата, повел его в конец вагона.
Поезд опять замедлил ход и остановился. Моска пошел в тамбур, открыл дверь и выглянул. Он видел, что лейтенант идет на станцию, чтобы отправить телеграмму во Франкфурт и вызвать санитарную машину. Больше на станции не было ни души. Французский городок, начинавшийся сразу же за станцией, был объят мраком и покоем.
Моска вернулся на свое место. Приятели мистера Джеральда, склонившись над ним, ободряли его, а мистер Джеральд нетерпеливо повторял:
— Да сам знаю, что это пустяковая царапина, но почему? Почему он это сделал?
А когда лейтенант вернулся и сообщил, что во Франкфурте их будет ждать санитарная машина, мистер Джеральд сказал ему:
— Поверьте, лейтенант, я его не провоцировал.
Спросите любого. Я ничего не сделал ему, ничего.
Почему он меня пырнул?
— Он просто чокнутый, вот и все, — ответил лейтенант. И добавил:
— Благодарите бога, сэр, Малруни, насколько я его знаю, метил вам в яйца.
Эти слова почему-то всех развеселили, словно серьезность намерений Малруни придала этому инциденту интересный оборот, а царапина мистера Джеральда превратилась в опасную рану. Лейтенант принес свой матрас и помог мистеру Джеральду улечься на него.
— В каком-то смысле вы оказали мне услугу.
Я пытался избавиться от этого Малруни с самого первого дня его появления в моем взводе. Теперь он пару лет побудет в безопасном месте.
Моска не мог заснуть. Поезд тронулся, и он опять пошел в тамбур к двери, прислонился к стеклу и стал смотреть на проносящиеся мимо темные предместья, поля и леса. Он вспомнил, что почти такой же пейзаж медленно проплывал у него перед глазами, когда он ехал на броне танка или в кузове грузовика, или шел пехом, или полз на брюхе. Он считал, что никогда больше не увидит эту страну, и теперь ему было непонятно, почему же все так скверно вышло. Он же так долго мечтал о возвращении домой, а теперь вот снова на чужбине. И, стоя в полумраке вагона, он стал вспоминать свой первый вечер дома…
Квадратный плакатик, висящий на двери, гласил:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, УОЛТЕР!
Моска заметил, что такие же плакатики висят и на дверях обеих соседних квартир. Первое, что он увидел, переступив порог дома, была его фотография, которую он сделал перед самой отправкой за океан. А потом он попал в объятия матери и Глории, и Альф пожимал ему руку.
Они отступили от него на шаг, и воцарилось неловкое молчание.
— А ты постарел, — сказала мать, и все засмеялись. — Нет, я хочу сказать, ты повзрослел больше чем на три года.
— Да он не изменился, — сказала Глория. — Он ничуть не изменился.
— Герой-победитель возвращается на родину! — сказал Альф. — Да вы только взгляните на эти нашивки! Ты совершил какой-нибудь подвиг, Уолтер?
— Обычное дело, — ответил Моска, — у многих, кто был ранен, такой же набор наград.
Он снял свой бушлат и отдал его матери. Альф отправился на кухню и вернулся с подносом, уставленным стаканами.
— Господи! — изумился Уолтер. — Я-то думал, ты без ноги!
Он совершенно забыл, что мать писала ему об Альфе. Но брат, похоже, только и ждал этого момента. Он задрал штанину.
— Очень мило, — сказал Моска. — Здорово тебя починили, Альф.
— Черт побери! — пробурчал Альф. — Хотел бы я, чтобы у меня таких две было — ни тебе грибков, ни тебе вросших ногтей…
— Точно! — Моска похлопал брата по плечу и улыбнулся.
— Он одел протез специально к твоему приезду, Уолтер, — сказала мать. — Вообще-то дома он его не надевает, хотя и знает, что я не могу видеть его одноногого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74