Моска с облегчением увидел, что и тот ребенок мало чем отличается от его собственного. Немец воркующе восклицал:
— Ох, какой миленький, какой махонький! — и причмокивал при этом и корчил страшные гримасы, пытаясь добиться какого-нибудь ответного жеста от новорожденного. Моска с изумлением наблюдал эту сцену, потом стал вглядываться в своего ребенка, пытаясь испытать хоть какие-то эмоции, и подал няне знак, чтобы она унесла сверток обратно. Няня одарила его долгим свирепым взглядом — ведь она нетерпеливо ждала проявления его отцовских чувств.
«Пошла-ка ты на… няня», — подумал Моска.
Он сбежал по лестнице и пошел по территории госпиталя к воротам. Он увидел, как Лео медленно пробирается на джипе сквозь толпу выходящих из ворот немцев. Он остановился около джипа, перешагнул через свернутый брезентовый верх и спрыгнул на переднее сиденье. Он увидел на коленях у Лео огромный букет цветов, и, когда их холодный терпкий аромат ударил ему в ноздри, он вдруг успокоился и почувствовал себя счастливым.
Когда они наконец встретили Эдди в «Ратскелларе», тот был уже пьян. Он сказал Моске:
— Почему ты, сукин сын, не позвонил? Я заставил Инге названивать в госпиталь, и мне все сказали. Потом звонила твоя хозяйка, я и ей все рассказал.
— О боже, я забыл! — сказал Моска с глупой улыбкой.
Эдди обхватил его за плечо:
— Поздравляю! Сегодня мы это дело отметим.
Они поужинали, а потом пошли в бар.
— Ну, кто заказывает выпивку — мы или Уолтер? — спросил Лео, словно от этого многое зависело. Эдди обвел всех отеческим взглядом:
— Сегодня за все плачу я. Насколько я знаю Уолтера, от него даже сигары не дождешься.
Взгляните на это печальное лицо!
— Господи! — сказал Моска. — Да как же я могу чувствовать себя счастливым отцом, если мы еще не женаты. Ребенка там даже называют по фамилии Геллы. Ну и дураком же я себя ощущал. Я уж даже решил сразу подать заявление.
— Ну вот, — сказал Эдди. — У тебя еще впереди три месяца. А потом, спустя месяц после свадьбы, можете отправляться в Штаты. Ты что же, хочешь бросить эту халяву?
Моска поразмыслил над его вопросом.
— Думаю, я смогу все бумаги оформить, но с браком повременить. Я просто хочу, чтобы все было на мази. Так, на всякий случай.
— Это ты можешь, — согласился Эдди. — Но ведь рано или поздно тебе придется возвращаться.
Теперь, когда Миддлтоны отвалили, где ты будешь доставать нормальную еду для жены и ребенка? — он пристально поглядел на Моску. — Ты уверен, что тебе надо возиться с бумагами? Ты что, уже готов к отправке домой?
Моска обратился к Лео:
— А как ты? Уже решил куда — в Палестину или в США?
— Мне и здесь неплохо, — сказал Лео. И подумал о профессоре. — Но скоро придется принимать решение.
— Тебе надо ехать со мной, — сказал Моска. — Ты можешь первое время пожить вместе с нами.
То есть если я найду жилье.
Эдди спросил с любопытством:
— А что ты будешь делать в Штатах?
— Не знаю, — сказал Моска. — Думаю, может; пойду в колледж. Я же необразованный: пошел в армию прямиком из школы. — Он усмехнулся. — Вы не поверите, но я отлично учился. Но все же решил пойти в армию. Эдди, ты же знаешь почему, ты же сам мне вкручивал мозги, когда мы с тобой тянули солдатскую лямку. А теперь я хочу понять, что вообще происходит. — Он помолчал, пытаясь найти правильные слова. — Иногда мне хочется взять пулемет и крушить все вокруг, но я сам не знаю, кого надо крушить. Иногда кажется, что меня несет прямиком в западню. Как теперь.
Только я хочу что-то предпринять — бац! — нельзя.
Не позволяют. А ведь это мое личное дело. Я вот, к примеру, не могу жениться на немке. Ну ладно, я-то понимаю, почему армейские против этого. Мне наплевать на фрицев, но вот тут ничего не могу поделать. Ну, ладно,… с ним! — И он выпил.
— Знаете, — продолжал он, — в детстве мне казалось, что люди такие замечательные. У меня ведь были какие-то представления о мире, а теперь я уже и вспомнить не могу, что там было. В уличных драках я все воображал себя этаким героем — как в кино: всегда дрался честно, никогда не бил лежачего. Чудак, да? Но это все оказалось не взаправду. Теперь кажется, что та моя жизнь до армии была нереальной. Вот так же казалось раньше — что война никогда не кончится. Ведь мы знали, что потом придется воевать с Японией, а потом найдется еще кто-нибудь, с кем придется воевать. Может, русские. Потом, может, и марсиане. В общем, всегда будет кто-то, так что домой вернуться не удастся. И вот сейчас впервые за все время я поверил, что все и в самом деле закончилось, что мне надо возвращаться домой, в ту вымышленную жизнь или что там было. И надо опять начинать учиться…
Лео и Эдди смотрели на него с изумлением.
В первый раз Моска говорил с ними столь искренне о своих переживаниях, и их удивила инфантильность его души, таившейся под маской худощавого, смуглого, почти жестокого лица. Лео сказал:
— Не бери в голову, Уолтер. Вот начнется у тебя нормальная жизнь — жена, ребенок, — и все будет о'кей.
— Да хрен ли ты знаешь? — с пьяной злобой спросил вдруг Эдди. — Просидел восемь лет в концлагере без бабы. Хрен ли ты знаешь?
Лео ответил тихо и презрительно:
— Я знаю одно. Ты сам отсюда никогда не выберешься.
Эдди обалдело посмотрел на него.
— Ты прав, — сказал он. — Черт тебя побери, но ты прав. Я же написал жене, чтобы она приезжала с ребенком, и все — иначе мне вечно придется торчать на этом проклятом континенте. Она моя единственная надежда. Но она спит со своим шефом и думает, что я об этом не знаю. Но я-то ее вычислил!
Лео сказал Моске:
— Может быть, я поеду с тобой. Впрочем, кто знает, что к тому времени случится. Не могу же я тут оставаться вечно. Может быть, наши делишки на черном рынке дадут нам какую-никакую прибыль, и мы сможем вместе начать свой бизнес, а ты еще и в колледже будешь учиться — как тебе такая перспектива?
— Это правильно, — вмешался Эдди. — Откройте с Лео бизнес, и ты не прогадаешь, Уолтер. — Он улыбнулся и увидел, что они его не поняли, а может, и не услышали, потому что под действием спиртного его язык еле ворочался. Ему стало стыдно. — Да вы, ребята, фантазируете, — добавил он и догадался, что разозлился потому, что они вот планируют что-то вместе и собираются его тут бросить, без всякого, правда, злого умысла, а просто полагая, что ему тут суждено остаться. И вдруг ему стало их обоих жалко. Лео — из-за его наивных представлений об окружающем мире, Моску — из-за того, что тот, испытывая неодолимую ярость, что бушует под маской его внешне бесстрастного и надменного смуглого лица, ведет, как ему кажется, нескончаемую битву со всем и вся, битву с единственной целью сохранить хоть какую-то связь с миром, хоть какую-то опору в жизни, цепляясь за тонкую, непрочную ниточку… И еще Эдди охватила глубокая пьяная жалость к самому себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Ох, какой миленький, какой махонький! — и причмокивал при этом и корчил страшные гримасы, пытаясь добиться какого-нибудь ответного жеста от новорожденного. Моска с изумлением наблюдал эту сцену, потом стал вглядываться в своего ребенка, пытаясь испытать хоть какие-то эмоции, и подал няне знак, чтобы она унесла сверток обратно. Няня одарила его долгим свирепым взглядом — ведь она нетерпеливо ждала проявления его отцовских чувств.
«Пошла-ка ты на… няня», — подумал Моска.
Он сбежал по лестнице и пошел по территории госпиталя к воротам. Он увидел, как Лео медленно пробирается на джипе сквозь толпу выходящих из ворот немцев. Он остановился около джипа, перешагнул через свернутый брезентовый верх и спрыгнул на переднее сиденье. Он увидел на коленях у Лео огромный букет цветов, и, когда их холодный терпкий аромат ударил ему в ноздри, он вдруг успокоился и почувствовал себя счастливым.
Когда они наконец встретили Эдди в «Ратскелларе», тот был уже пьян. Он сказал Моске:
— Почему ты, сукин сын, не позвонил? Я заставил Инге названивать в госпиталь, и мне все сказали. Потом звонила твоя хозяйка, я и ей все рассказал.
— О боже, я забыл! — сказал Моска с глупой улыбкой.
Эдди обхватил его за плечо:
— Поздравляю! Сегодня мы это дело отметим.
Они поужинали, а потом пошли в бар.
— Ну, кто заказывает выпивку — мы или Уолтер? — спросил Лео, словно от этого многое зависело. Эдди обвел всех отеческим взглядом:
— Сегодня за все плачу я. Насколько я знаю Уолтера, от него даже сигары не дождешься.
Взгляните на это печальное лицо!
— Господи! — сказал Моска. — Да как же я могу чувствовать себя счастливым отцом, если мы еще не женаты. Ребенка там даже называют по фамилии Геллы. Ну и дураком же я себя ощущал. Я уж даже решил сразу подать заявление.
— Ну вот, — сказал Эдди. — У тебя еще впереди три месяца. А потом, спустя месяц после свадьбы, можете отправляться в Штаты. Ты что же, хочешь бросить эту халяву?
Моска поразмыслил над его вопросом.
— Думаю, я смогу все бумаги оформить, но с браком повременить. Я просто хочу, чтобы все было на мази. Так, на всякий случай.
— Это ты можешь, — согласился Эдди. — Но ведь рано или поздно тебе придется возвращаться.
Теперь, когда Миддлтоны отвалили, где ты будешь доставать нормальную еду для жены и ребенка? — он пристально поглядел на Моску. — Ты уверен, что тебе надо возиться с бумагами? Ты что, уже готов к отправке домой?
Моска обратился к Лео:
— А как ты? Уже решил куда — в Палестину или в США?
— Мне и здесь неплохо, — сказал Лео. И подумал о профессоре. — Но скоро придется принимать решение.
— Тебе надо ехать со мной, — сказал Моска. — Ты можешь первое время пожить вместе с нами.
То есть если я найду жилье.
Эдди спросил с любопытством:
— А что ты будешь делать в Штатах?
— Не знаю, — сказал Моска. — Думаю, может; пойду в колледж. Я же необразованный: пошел в армию прямиком из школы. — Он усмехнулся. — Вы не поверите, но я отлично учился. Но все же решил пойти в армию. Эдди, ты же знаешь почему, ты же сам мне вкручивал мозги, когда мы с тобой тянули солдатскую лямку. А теперь я хочу понять, что вообще происходит. — Он помолчал, пытаясь найти правильные слова. — Иногда мне хочется взять пулемет и крушить все вокруг, но я сам не знаю, кого надо крушить. Иногда кажется, что меня несет прямиком в западню. Как теперь.
Только я хочу что-то предпринять — бац! — нельзя.
Не позволяют. А ведь это мое личное дело. Я вот, к примеру, не могу жениться на немке. Ну ладно, я-то понимаю, почему армейские против этого. Мне наплевать на фрицев, но вот тут ничего не могу поделать. Ну, ладно,… с ним! — И он выпил.
— Знаете, — продолжал он, — в детстве мне казалось, что люди такие замечательные. У меня ведь были какие-то представления о мире, а теперь я уже и вспомнить не могу, что там было. В уличных драках я все воображал себя этаким героем — как в кино: всегда дрался честно, никогда не бил лежачего. Чудак, да? Но это все оказалось не взаправду. Теперь кажется, что та моя жизнь до армии была нереальной. Вот так же казалось раньше — что война никогда не кончится. Ведь мы знали, что потом придется воевать с Японией, а потом найдется еще кто-нибудь, с кем придется воевать. Может, русские. Потом, может, и марсиане. В общем, всегда будет кто-то, так что домой вернуться не удастся. И вот сейчас впервые за все время я поверил, что все и в самом деле закончилось, что мне надо возвращаться домой, в ту вымышленную жизнь или что там было. И надо опять начинать учиться…
Лео и Эдди смотрели на него с изумлением.
В первый раз Моска говорил с ними столь искренне о своих переживаниях, и их удивила инфантильность его души, таившейся под маской худощавого, смуглого, почти жестокого лица. Лео сказал:
— Не бери в голову, Уолтер. Вот начнется у тебя нормальная жизнь — жена, ребенок, — и все будет о'кей.
— Да хрен ли ты знаешь? — с пьяной злобой спросил вдруг Эдди. — Просидел восемь лет в концлагере без бабы. Хрен ли ты знаешь?
Лео ответил тихо и презрительно:
— Я знаю одно. Ты сам отсюда никогда не выберешься.
Эдди обалдело посмотрел на него.
— Ты прав, — сказал он. — Черт тебя побери, но ты прав. Я же написал жене, чтобы она приезжала с ребенком, и все — иначе мне вечно придется торчать на этом проклятом континенте. Она моя единственная надежда. Но она спит со своим шефом и думает, что я об этом не знаю. Но я-то ее вычислил!
Лео сказал Моске:
— Может быть, я поеду с тобой. Впрочем, кто знает, что к тому времени случится. Не могу же я тут оставаться вечно. Может быть, наши делишки на черном рынке дадут нам какую-никакую прибыль, и мы сможем вместе начать свой бизнес, а ты еще и в колледже будешь учиться — как тебе такая перспектива?
— Это правильно, — вмешался Эдди. — Откройте с Лео бизнес, и ты не прогадаешь, Уолтер. — Он улыбнулся и увидел, что они его не поняли, а может, и не услышали, потому что под действием спиртного его язык еле ворочался. Ему стало стыдно. — Да вы, ребята, фантазируете, — добавил он и догадался, что разозлился потому, что они вот планируют что-то вместе и собираются его тут бросить, без всякого, правда, злого умысла, а просто полагая, что ему тут суждено остаться. И вдруг ему стало их обоих жалко. Лео — из-за его наивных представлений об окружающем мире, Моску — из-за того, что тот, испытывая неодолимую ярость, что бушует под маской его внешне бесстрастного и надменного смуглого лица, ведет, как ему кажется, нескончаемую битву со всем и вся, битву с единственной целью сохранить хоть какую-то связь с миром, хоть какую-то опору в жизни, цепляясь за тонкую, непрочную ниточку… И еще Эдди охватила глубокая пьяная жалость к самому себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74