ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Альф поднял свой стакан.
— За героя-победителя! — провозгласил он и с улыбкой повернулся к Глории. — И за девушку, которая его ждала.
— За нашу семью, — сказала Глория.
— За моих детей, — сказала мать прочувствованно. И обвела взглядом всех, включая и Глорию. Все вопросительно посмотрели на Моску.
— Давайте-ка сначала выпьем по первой, а потом я что-нибудь придумаю.
Все засмеялись и выпили до дна.
— Ну а теперь ужинать, — сказала мать. — Альф, помоги мне накрыть на стол. — И они ушли на кухню. Моска сел в кресло.
— Ну и долгое же это было путешествие, — сказал он.
Глория подошла к камину и сняла с полочки фотографию Моски. Стоя к нему спиной, она сказала:
— Я приходила сюда каждую неделю и всякий раз смотрела на эту фотографию. Помогала твоей матери готовить ужин, мы ели все вместе, а потом садились здесь, глядели на эту фотографию и говорили о тебе. И так каждую неделю в течение трех лет — словно приходили на кладбище. Но вот ты вернулся, и на ней ты совсем на себя не похож.
Моска встал и подошел к Глории. Положив ей руки на плечи, он взглянул на фотографию и сразу не мог понять, отчего она его так раздражает.
Голова откинута назад — он специально встал так, чтобы были видны черные и белые диагональные нашивки на рукаве. Лицо смеющееся, совсем юное, с наивным, беззаботным выражением. Мундир сидит как влитой. Стоя под палящим южным солнцем, он, подобно тысячам других солдат, позирует для памятной фотографии.
— Что за идиотская улыбочка! — сказал Моска.
— Не издевайся над ним! Ведь все эти три года у нас только и была эта фотография. — Она помолчала. — Ах, Уолтер, знал бы ты, как мы плакали над ней иногда, когда ты подолгу не писал, когда до нас доходили слухи о потопленном транспортном корабле или о крупном сражении. В день высадки* мы не пошли в церковь. Твоя мать сидела на кушетке, а я не отходила от радиоприемника. Так мы и сидели весь день. Я не пошла на работу. Я все настраивала радио на разные станции.
* 6 июня 1944 года войска союзников открыли второй фронт в Европе высадкой американских подразделений.
Как только одна станция переставала передавать новости, я находила другую. Но там повторяли все то же самое. А мать сидела, сжимая платок в руке, но не плакала. В ту ночь я спала здесь, в твоей комнате, в твоей кровати, и взяла с собой эту фотографию. Я поставила ее на тумбочку и пожелала тебе доброй ночи, а потом мне приснилось, что тебя нет в живых. Но вот ты вернулся, Уолтер Моска, живой и здоровый, и ты совсем не похож на этого парня с фотографии. — Она хотела улыбнуться, но заплакала.
Моска смутился. Он нежно поцеловал Глорию.
— Три года — немалый срок, — сказал он.
И подумал: «В день высадки я был в каком-то английском городке и пил. Я пил с малышкой-блондинкой, которая уверяла меня, что впервые в жизни пьет виски, а потом уверяла, что впервые в жизни легла в постель с мужчиной. Так я отмечал день высадки — причем самым большим праздником для меня было то, что я не участвовал в операции». Его так и подмывало рассказать Глории всю правду — что в тот день он не думал ни о них, ни о том, о чем они сами тогда думали… Но только заметил:
— Мне просто не нравится эта фотография… И еще не понравилось, что, когда я вошел, ты сказала, будто я совсем не изменился.
— А разве не забавно, — сказала Глория, — что, когда ты вошел, ты выглядел совсем как на этой картинке. Но потом я присмотрелась к твоему лицу повнимательнее и поняла, что мне это только показалось и ты прямо на глазах меняешься.
Мать крикнула им из кухни:
— Все готово! — И они пошли в столовую. На столе стояли все его любимые блюда: свежий ростбиф, жареная картошка, зеленый салат и здоровенный кусок желтоватого сыра. Скатерть была ослепительно белая, и, только покончив с едой, он заметил, что около его тарелки лежит не тронутая им салфетка. Все было хорошо, но не так, как он об этом мечтал.
— Ну что, — спросил Альф, — сильно отличается от солдатской шамовки, а, Уолтер?
— Еще бы! — сказал Моска. Он достал из нагрудного кармана короткую толстенькую сигару и уже собрался раскурить ее, как вдруг заметил, что все — и мать, и Глория, и Альф — смотрят на него с нескрываемым удивлением.
Он ухмыльнулся и сказал:
— Теперь я совсем большой мальчик, — и закурил, получив удовольствие от их недоумения.
И тут все сидящие за столом разразились хохотом. И стало ясно, что вся неловкость, вся непривычность обстановки, вызванная его возвращением домой, исчезла окончательно. Их удивление и доследовавшее затем веселье по поводу того, что он так просто вытащил из кармана сигару, разрушило последний невидимый барьер, разделявший их. Они отправились в гостиную. Обе женщины обхватили Моску за талию, а Альф взял поднос с виски и джинджер-элем. Женщины сели на софе поближе к Моске, Альф передал им наполненные стаканы, а сам опустился в кресло напротив. Напольная лампа отбрасывала на стены мягкий желтоватый свет. Альф сказал шутливо-официальным тоном:
— А теперь слушайте историю Уолтера Моски.
Моска выпил.
— Сначала подарки, — объявил он и подошел к голубой спортивной сумке, все еще валявшейся на полу. Он достал оттуда три завернутые в коричневую бумагу коробочки и вручил каждому. Пока они разворачивали свои коробочки, он налил себе еще стаканчик.
— О боже! — воскликнул Альф. — Что это такое, черт побери? — Он держал в руке четыре длинных металлических цилиндрика.
Моска расхохотался:
— Это лучшие в мире сигары. Сделаны по спецзаказу Германа Геринга.
Глория раскрыла свою коробочку и задохнулась от восхищения. В черной бархатной коробочке лежало кольцо. В центре кольца сверкал квадратный темный изумруд, вокруг которого поблескивали крошечные бриллианты. Она вскочила, обвила руками шею Моски и потом показала сокровище его матери.
Но мать с изумлением разворачивала многократно сложенное полотнище из красного темного шелка, которое с каждым взмахом ее руки делалось все больше и больше. Наконец мать развернула его во всю длину. Это оказался гигантский квадратный флаг, в середине которого на белом круге была изображена черная свастика. Наступило молчание. Находящиеся в этой комнате впервые видели так близко вражескую эмблему.
— Черт возьми, — сказал Моска, нарушая гробовое молчание, — это же шутка. Я же хотел, чтобы вы обратили внимание вот на что, — и с этими словами он поднял с пола небольшую коробочку. Мать раскрыла коробочку и, увидев белые, отдающие голубизной бриллианты, стала благодарить сына за подарок. Она сложила флаг в плотный сверток, подняла голубую спортивную сумку сына и предложила:
— Давай я распакую твои вещи.
— Такие замечательные подарки, — сказала Глория. — Где ты их взял?
Моска усмехнулся и ответил:
— Моя добыча!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74