Возможно, я не уловил
некоторых оттенков в его выражениях, ведь тогда я еще не очень хорошо
понимал язык капп, но, насколько я помню, ответ Чакка был примерно таков:
- Разве не смешно считаться только с интересами родителей? Разве не
проявляется в этом эгоизм и себялюбие?
Зато нет для нас, людей, ничего более нелепого, нежели роды у каппы.
Через несколько дней после моего разговора с Чакком у жены Багга начались
роды, и я отправился в хибарку Багга посмотреть, как это происходит. Роды
у капп происходят так же, как у нас. Роженице помогают врач и акушерка. Но
перед началом родов каппа-отец, прижавшись ртом к чреву роженицы, во весь
голос, словно по телефону, задает вопрос: "Хочешь ли ты появиться на свет?
Хорошенько подумай и отвечай!" Такой вопрос несколько раз повторил и Багг,
стоя на коленях возле жены. Затем он встал и прополоскал рот
дезинфицирующим раствором из чашки, стоявшей на столе. Тогда младенец,
видимо стесняясь, едва слышно отозвался из чрева матери:
- Я не хочу рождаться. Во-первых, меня пугает отцовская
наследственность - хотя бы его психопатия. И кроме того, я уверен, что
каппам не следует размножаться.
Выслушав такой ответ, Багг смущенно почесал затылок. Между тем
присутствовавшая при этом акушерка мигом засунула в утробы его жены
толстую стеклянную трубку и вспрыснула какую-то жидкость. Жена с
облегчением вздохнула. В ту же минуту ее огромный живот опал, словно
воздушный шар, из которого выпустили водород.
Само собой разумеется, что детеныши капп, коль скоро они способны
давать такие ответы из материнского чрева, самостоятельно ходят и
разговаривают, едва появившись на свет. По словам Чакка, был даже
младенец, который двадцати шести дней от роду прочел лекцию на тему "Если
ли Бог?". Правда, добавил Чакк, этот младенец в двухмесячном возрасте
умер.
Раз уж речь зашла о родах, не могу не упомянуть о громадном плакате,
который я увидел на углу одной улицы в конце третьего месяца моего
пребывания в этой стране. В нижней части плаката были изображены каппы,
трубящие в трубы, и каппы, размахивающие саблями. Верхняя же часть была
испещрена значками, принятыми у капп в письменности - спиралевидными
иероглифами, похожими на часовые пружинки. В переводе текст плаката
означал приблизительно следующее (здесь я опять не могу поручиться за то,
что избежал каких-то несущественных ошибок, но я заносил в записную книжку
слово за словом так, как читал мне один каппа, студент Рапп, с которым мы
вместе прогуливались):
"Вступайте в ряды добровольцев по
борьбе против дурной наследственности!!!
Здоровые самцы и самки!!!
Чтобы покончить с дурной наследственностью,
берите в супруги больных самцов и самок!!!"
Разумеется, я тут же заявил Раппу, что такие вещи недопустимы. В
ответ Рапп расхохотался. Загоготали и все другие каппы, стоявшие возле
плаката.
- Недопустимы? Да ведь у вас делается то же самое, что и у нас, это
явствует из ваших же рассказов. Как вы думаете, почему ваши барчуки
влюбляются в горничных, а ваши барышни флиртуют с шоферами? Конечно, из
инстинктивного стремления избавиться от дурной наследственности. А вот
возьмем ваших добровольцев, о которых вы на днях мне рассказывали, - тех,
что истребляют друг друга из-за какой-то там железной дороги, - на мой
взгляд, наши добровольцы по сравнению с ними гораздо благороднее.
Рапп произнес это совершенно серьезно, только его толстое брюхо все
еще тряслось, словно от сдерживаемого смеха. Но мне было не до веселья. Я
заметил, что какой-то каппа, воспользовавшись моей небрежностью, украл у
меня автоматическую ручку. Вне себя от возмущения, я попытался схватить
его, но кожа у каппы скользкая, и удержать его не так-то просто. Он
выскользнул у меня из рук и во всю прыть кинулся наутек. Он мчался, сильно
наклоняя вперед свое тощее, словно у комара, тело, и казалось, что он
вот-вот во всю длину растянется на тротуаре.
5
Рапп оказал мне много услуг, не меньше, чем Багг. Но главным образом
я обязан ему за то, что он познакомил меня с Токком. Токк - поэт.
Каппы-поэты носят длинные волосы и в этом не отличаются от наших поэтов.
Время от времени, когда мне становилось скучно, я отправлялся развлечься к
Токку. Токка всегда можно было застать в его узкой каморке, заставленной
горшками с высокогорными растениями, среди которых он писал стихи, курил и
вообще жил в свое удовольствие. В углу каморки с шитьем в руках сидела его
самка. (Токк был сторонником свободной любви и не женился из принципа).
Когда я входил, Токк неизменно встречал его улыбкой. (Правда, смотреть,
как каппа улыбается, не очень приятно. Я, по крайней мере, первое время
пугался.)
- Рад, что ты пришел, - говорил он. - Садись вот на этот стул. Токк
много и часто рассказывал мне о жизни капп и об их искусстве. По его
мнению, нет на свете ничего более нелепого, нежели жизнь обыкновенного
каппы. Родители и дети, мужья и жены, братья и сестры - все они видят
единственную радость жизнь в том, чтобы свирепо мучить друг друга. И уж
совершенно нелепа, по словам Токка, система отношений в семье. Как-то раз
Токк, выглянув в окно, с отвращением сказал:
- Вот, полюбуйся!.. Какое идиотство!
По улице под окном тащился, с трудом переставляя ноги, совсем еще
молодой каппа. На шее у него висели несколько самцов и самок, том числе
двое пожилых - видимо, его родители. Вопреки ожиданиям Токка,
самоотверженность этого молодого каппы восхитила меня и я стал его
расхваливать.
- Ага, - сказал Токк, - я вижу, ты стал достойным гражданином и в
этой стране... Кстати, ты ведь социалист?
Я, разумеется, ответил "qua".
(Это на языке капп означает "да").
- И ты без колебаний пожертвовал бы гением ради сотни
посредственностей?
- А каковы твои убеждения, Токк? Кто-то говорил мне, что ты анархист.
- Я? Я - сверхчеловек! - гордо заявил Токк [в дословном переводе -
"сверхкаппа"].
Об искусстве у Тока тоже свое оригинальное мнение. Он убежден, что
искусство не подвержено никаким влияниям, что оно должно быть искусством
для искусства, что художник, следовательно, обязан быть прежде всего
сверхчеловеком, преступившим добро и зло. Впрочем, это точка зрения не
одного только Токка. Таких же взглядов придерживаются почти все его
коллеги-поэты. Мы с Токком не раз хаживали в клуб сверхчеловеков. В этом
клубе собираются поэты, прозаики, драматурги, критики, художники,
композиторы, скульпторы, дилетанты от искусства и прочие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
некоторых оттенков в его выражениях, ведь тогда я еще не очень хорошо
понимал язык капп, но, насколько я помню, ответ Чакка был примерно таков:
- Разве не смешно считаться только с интересами родителей? Разве не
проявляется в этом эгоизм и себялюбие?
Зато нет для нас, людей, ничего более нелепого, нежели роды у каппы.
Через несколько дней после моего разговора с Чакком у жены Багга начались
роды, и я отправился в хибарку Багга посмотреть, как это происходит. Роды
у капп происходят так же, как у нас. Роженице помогают врач и акушерка. Но
перед началом родов каппа-отец, прижавшись ртом к чреву роженицы, во весь
голос, словно по телефону, задает вопрос: "Хочешь ли ты появиться на свет?
Хорошенько подумай и отвечай!" Такой вопрос несколько раз повторил и Багг,
стоя на коленях возле жены. Затем он встал и прополоскал рот
дезинфицирующим раствором из чашки, стоявшей на столе. Тогда младенец,
видимо стесняясь, едва слышно отозвался из чрева матери:
- Я не хочу рождаться. Во-первых, меня пугает отцовская
наследственность - хотя бы его психопатия. И кроме того, я уверен, что
каппам не следует размножаться.
Выслушав такой ответ, Багг смущенно почесал затылок. Между тем
присутствовавшая при этом акушерка мигом засунула в утробы его жены
толстую стеклянную трубку и вспрыснула какую-то жидкость. Жена с
облегчением вздохнула. В ту же минуту ее огромный живот опал, словно
воздушный шар, из которого выпустили водород.
Само собой разумеется, что детеныши капп, коль скоро они способны
давать такие ответы из материнского чрева, самостоятельно ходят и
разговаривают, едва появившись на свет. По словам Чакка, был даже
младенец, который двадцати шести дней от роду прочел лекцию на тему "Если
ли Бог?". Правда, добавил Чакк, этот младенец в двухмесячном возрасте
умер.
Раз уж речь зашла о родах, не могу не упомянуть о громадном плакате,
который я увидел на углу одной улицы в конце третьего месяца моего
пребывания в этой стране. В нижней части плаката были изображены каппы,
трубящие в трубы, и каппы, размахивающие саблями. Верхняя же часть была
испещрена значками, принятыми у капп в письменности - спиралевидными
иероглифами, похожими на часовые пружинки. В переводе текст плаката
означал приблизительно следующее (здесь я опять не могу поручиться за то,
что избежал каких-то несущественных ошибок, но я заносил в записную книжку
слово за словом так, как читал мне один каппа, студент Рапп, с которым мы
вместе прогуливались):
"Вступайте в ряды добровольцев по
борьбе против дурной наследственности!!!
Здоровые самцы и самки!!!
Чтобы покончить с дурной наследственностью,
берите в супруги больных самцов и самок!!!"
Разумеется, я тут же заявил Раппу, что такие вещи недопустимы. В
ответ Рапп расхохотался. Загоготали и все другие каппы, стоявшие возле
плаката.
- Недопустимы? Да ведь у вас делается то же самое, что и у нас, это
явствует из ваших же рассказов. Как вы думаете, почему ваши барчуки
влюбляются в горничных, а ваши барышни флиртуют с шоферами? Конечно, из
инстинктивного стремления избавиться от дурной наследственности. А вот
возьмем ваших добровольцев, о которых вы на днях мне рассказывали, - тех,
что истребляют друг друга из-за какой-то там железной дороги, - на мой
взгляд, наши добровольцы по сравнению с ними гораздо благороднее.
Рапп произнес это совершенно серьезно, только его толстое брюхо все
еще тряслось, словно от сдерживаемого смеха. Но мне было не до веселья. Я
заметил, что какой-то каппа, воспользовавшись моей небрежностью, украл у
меня автоматическую ручку. Вне себя от возмущения, я попытался схватить
его, но кожа у каппы скользкая, и удержать его не так-то просто. Он
выскользнул у меня из рук и во всю прыть кинулся наутек. Он мчался, сильно
наклоняя вперед свое тощее, словно у комара, тело, и казалось, что он
вот-вот во всю длину растянется на тротуаре.
5
Рапп оказал мне много услуг, не меньше, чем Багг. Но главным образом
я обязан ему за то, что он познакомил меня с Токком. Токк - поэт.
Каппы-поэты носят длинные волосы и в этом не отличаются от наших поэтов.
Время от времени, когда мне становилось скучно, я отправлялся развлечься к
Токку. Токка всегда можно было застать в его узкой каморке, заставленной
горшками с высокогорными растениями, среди которых он писал стихи, курил и
вообще жил в свое удовольствие. В углу каморки с шитьем в руках сидела его
самка. (Токк был сторонником свободной любви и не женился из принципа).
Когда я входил, Токк неизменно встречал его улыбкой. (Правда, смотреть,
как каппа улыбается, не очень приятно. Я, по крайней мере, первое время
пугался.)
- Рад, что ты пришел, - говорил он. - Садись вот на этот стул. Токк
много и часто рассказывал мне о жизни капп и об их искусстве. По его
мнению, нет на свете ничего более нелепого, нежели жизнь обыкновенного
каппы. Родители и дети, мужья и жены, братья и сестры - все они видят
единственную радость жизнь в том, чтобы свирепо мучить друг друга. И уж
совершенно нелепа, по словам Токка, система отношений в семье. Как-то раз
Токк, выглянув в окно, с отвращением сказал:
- Вот, полюбуйся!.. Какое идиотство!
По улице под окном тащился, с трудом переставляя ноги, совсем еще
молодой каппа. На шее у него висели несколько самцов и самок, том числе
двое пожилых - видимо, его родители. Вопреки ожиданиям Токка,
самоотверженность этого молодого каппы восхитила меня и я стал его
расхваливать.
- Ага, - сказал Токк, - я вижу, ты стал достойным гражданином и в
этой стране... Кстати, ты ведь социалист?
Я, разумеется, ответил "qua".
(Это на языке капп означает "да").
- И ты без колебаний пожертвовал бы гением ради сотни
посредственностей?
- А каковы твои убеждения, Токк? Кто-то говорил мне, что ты анархист.
- Я? Я - сверхчеловек! - гордо заявил Токк [в дословном переводе -
"сверхкаппа"].
Об искусстве у Тока тоже свое оригинальное мнение. Он убежден, что
искусство не подвержено никаким влияниям, что оно должно быть искусством
для искусства, что художник, следовательно, обязан быть прежде всего
сверхчеловеком, преступившим добро и зло. Впрочем, это точка зрения не
одного только Токка. Таких же взглядов придерживаются почти все его
коллеги-поэты. Мы с Токком не раз хаживали в клуб сверхчеловеков. В этом
клубе собираются поэты, прозаики, драматурги, критики, художники,
композиторы, скульпторы, дилетанты от искусства и прочие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14