.. Так вот, жена подсыпала ему в какао
цианистого калия. Не знаю, как уж это получилось, но только чашка с ядом
оказалась перед гостем-выдрой. Выдра выпил и, конечно, издох. И тогда...
- Началась война?
- Да. К несчастью, этот выдра имел ордена.
- И кто же победил?
- Разумеется, мы. Ради этой победы мужественно сложили головы триста
шестьдесят девять тысяч пятьсот капп! Но эти потери ничтожны по сравнению
с потерями противника. Кроме выдры, у нас не увидишь никакого другого
меха. Я же во время войны помимо производства стекла, занимался поставками
на фронт каменноугольного шлака.
- А зачем на фронте каменноугольный шлак?
- Это же продовольствие. Мы, каппы, если у нас подведет животы, можем
питаться чем угодно.
- Ну, знаете... Не обижайтесь, пожалуйста, но для капп, находившихся
на полях сражения... У нас в Японии такую вашу деятельность заклеймили бы
позором.
- И у нас тоже заклеймили бы, можете не сомневаться. Только раз я сам
говорю об этом, никто больше позорить меня не станет. Знаете, как говорит
философ Магг? "О содеянном тобою зле скажи сам, и зло исчезнет само
собой..." Заметьте, кстати, что двигало мною не одно лишь стремление к
наживе, но и благородное чувство патриотизма!
В эту минуту к нам приблизился клубный лакей. Он поклонился Гэру и
произнес, словно декламируя на сцене:
- В доме рядом с вашим - пожар.
- По... Пожар!
Гэр испуганно вскочил на ноги. Я, разумеется, тоже встал. Лакей
бесстрастно добавил:
- Но пожар уже потушен.
Физиономия Гэра, провожавшего взглядом лакея, выражало нечто вроде
смеха сквозь слезы. И именно тогда я обнаружил, что давно ненавижу этого
директора стекольной фирмы. Но предо мною был уже не крупнейший
капиталист, а самый обыкновенный каппа. Я извлек из вазы букет зимних роз
и, протянув его Гэру, сказал:
- Пожар потушен, но ваша супруга, вероятно, переволновалась. Возьмите
эти цветы и отправляйтесь домой.
- Спасибо...
Гэр пожал мне руку. Затем он вдруг самодовольно ухмыльнулся и
произнес шепотом:
- Ведь этот соседний дом принадлежит мне. И теперь я получу страховую
премию.
Эта ухмылка... Я и сейчас помню эту ухмылку Гэра, которого я тогда не
мог ни презирать, ни ненавидеть.
10
- Что с тобой сегодня? - спросил я студента Раппа. - Что тебя так
угнетает?
Это было на другой день после пожара. Мы сидели у меня в гостиной. Я
курил сигарету, а Рапп с растерянным видом, закинув ногу на ногу и опустив
голову так, что не видно было его сгнившего клюва, глядел на пол.
- Так что же с тобой, Рапп?
Рапп наконец поднял голову.
- Да нет, пустяки, ничего особенного, - печально отозвался он
гнусавым голосом. - Стою я это сегодня у окна и так, между прочим, говорю
тихонько: "Ого, вот уж и росянки-мухоловки расцвели..." И что вы думаете,
сестра моя вдруг разъярилась и на меня набросилась: "Это что же, мол, ты
меня мухоловкой считаешь?" И пошла меня пилить. Тут же к ней
присоединилась и мать, которая ее всегда поддерживает.
- Позволь, но какое отношение цветущие мухоловки имеют к твоей
сестре?
- Она, наверное, решила, будто я намекаю на то, что она все время
гоняется за самцами. Ну, в ссору вмешалась тетка - она вечно не в ладах с
матерью. Скандал разгорелся ужасный. Услыхал нас вечно пьяный отец и
принялся лупить всех без разбора. В довершении всего мой младший братишка,
воспользовавшись суматохой, стащил у матери кошелек с деньгами и удрал...
не то в кино, не то еще куда-то. А я... Я уже...
Рапп закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Само собой разумеется,
что мне стало жаль его. Само собой разумеется и то, что я тут же вспомнил,
как презирает систему семейных отношений поэт Токк. Я похлопал Раппа по
плечу и стал по мере своих сил и возможностей утешать его.
- Это случается в каждой семье, - сказал я. - Не стоит так
расстраиваться.
- Если бы... Если бы хоть клюв был цел...
- Ну, тут уж ничего не поделаешь. Послушай, а не пойти ли нам к
Токку, а?
- Господин Токк меня презирает. Я ведь не способен, как он, навсегда
порвать с семьей.
- Тогда пойдем к Крабаку.
После концерта, о котором я упоминал, мы с Крабаком подружились,
поэтом у я мог отважиться повести Раппа в дом этого великого музыканта.
Крабак жил гораздо роскошнее, чем, скажем, Токк, хотя, конечно, не так
роскошно, как капиталист Гэр. В его комнате, битком набитой всевозможными
безделушками - терракотовыми статуэтками и персидской керамикой, -
помещался турецкий диван, и сам Крабак обычно восседал на этом диване под
собственным портретом, играя со своими детишками. Но на этот раз он был
почему-то один. Он сидел с мрачным видом, скрестив на груди руки. Пол у
его ног был усыпан клочьями бумаги. Рапп вместе с поэтом Токком
неоднократно, должно быть, встречался с Крабаком, но сейчас увидев, что
Крабак не в духе, перетрусил и, отвесив ему робкий поклон, молча присел в
углу.
- Что с тобой, Крабак? - осведомился я, едва успев поздороваться.
- Ты еще спрашиваешь! - отозвался великий музыкант. - Как тебе
нравится этот кретин критик? Объявил, что моя лирика никуда не годится по
сравнению с лирикой Токка!
- Но ведь ты же музыкант...
- Погоди. Это еще можно вытерпеть. Но ведь этот негодяй, кроме того,
утверждает, что по сравнению с Рокком я ничто, меня нельзя даже назвать
музыкантом!
Рокк - это музыкант, которого постоянно сравнивают с Крабаком. К
сожалению, он не состоял членом клуба сверхчеловеков, и я не имел случая с
ним побеседовать. Но его характерную физиономию со вздернутым клювом я
хорошо знал по фотографиям в газетах.
- Рокк, конечно, тоже гений, - сказал я. - Но его произведениям не
хватает современной страстности, которая льется через край в твоей музыке.
- Ты действительно так думаешь?
- Да, именно так.
Крабак вдруг вскочил на ноги и, схватив одну из танаградских
статуэток, с размаху швырнул ее на пол. Перепуганный Рапп взвизгнул и
бросился было наутек, но Крабак жестом предложил нам успокоиться, а затем
холодно сказал:
- Ты думаешь так потому, что, как и всякая посредственность, не
обладаешь слухом. А я - я боюсь Рокка.
- Ты? Не скромничай, пожалуйста!
- Да кто же скромничает? С какой стати мне скромничать? Я корчу из
себя скромника перед вами не больше, чем перед критиками! Я - Крабак,
гений! В этом смысле Рокк мне не страшен.
- Чего же ты тогда боишься?
- Чего-то неизвестного... Может быть, звезды, под которой родился
Рокк.
- Что-то я тебя не понимаю.
- Попробую сказать иначе, чтобы было понятнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
цианистого калия. Не знаю, как уж это получилось, но только чашка с ядом
оказалась перед гостем-выдрой. Выдра выпил и, конечно, издох. И тогда...
- Началась война?
- Да. К несчастью, этот выдра имел ордена.
- И кто же победил?
- Разумеется, мы. Ради этой победы мужественно сложили головы триста
шестьдесят девять тысяч пятьсот капп! Но эти потери ничтожны по сравнению
с потерями противника. Кроме выдры, у нас не увидишь никакого другого
меха. Я же во время войны помимо производства стекла, занимался поставками
на фронт каменноугольного шлака.
- А зачем на фронте каменноугольный шлак?
- Это же продовольствие. Мы, каппы, если у нас подведет животы, можем
питаться чем угодно.
- Ну, знаете... Не обижайтесь, пожалуйста, но для капп, находившихся
на полях сражения... У нас в Японии такую вашу деятельность заклеймили бы
позором.
- И у нас тоже заклеймили бы, можете не сомневаться. Только раз я сам
говорю об этом, никто больше позорить меня не станет. Знаете, как говорит
философ Магг? "О содеянном тобою зле скажи сам, и зло исчезнет само
собой..." Заметьте, кстати, что двигало мною не одно лишь стремление к
наживе, но и благородное чувство патриотизма!
В эту минуту к нам приблизился клубный лакей. Он поклонился Гэру и
произнес, словно декламируя на сцене:
- В доме рядом с вашим - пожар.
- По... Пожар!
Гэр испуганно вскочил на ноги. Я, разумеется, тоже встал. Лакей
бесстрастно добавил:
- Но пожар уже потушен.
Физиономия Гэра, провожавшего взглядом лакея, выражало нечто вроде
смеха сквозь слезы. И именно тогда я обнаружил, что давно ненавижу этого
директора стекольной фирмы. Но предо мною был уже не крупнейший
капиталист, а самый обыкновенный каппа. Я извлек из вазы букет зимних роз
и, протянув его Гэру, сказал:
- Пожар потушен, но ваша супруга, вероятно, переволновалась. Возьмите
эти цветы и отправляйтесь домой.
- Спасибо...
Гэр пожал мне руку. Затем он вдруг самодовольно ухмыльнулся и
произнес шепотом:
- Ведь этот соседний дом принадлежит мне. И теперь я получу страховую
премию.
Эта ухмылка... Я и сейчас помню эту ухмылку Гэра, которого я тогда не
мог ни презирать, ни ненавидеть.
10
- Что с тобой сегодня? - спросил я студента Раппа. - Что тебя так
угнетает?
Это было на другой день после пожара. Мы сидели у меня в гостиной. Я
курил сигарету, а Рапп с растерянным видом, закинув ногу на ногу и опустив
голову так, что не видно было его сгнившего клюва, глядел на пол.
- Так что же с тобой, Рапп?
Рапп наконец поднял голову.
- Да нет, пустяки, ничего особенного, - печально отозвался он
гнусавым голосом. - Стою я это сегодня у окна и так, между прочим, говорю
тихонько: "Ого, вот уж и росянки-мухоловки расцвели..." И что вы думаете,
сестра моя вдруг разъярилась и на меня набросилась: "Это что же, мол, ты
меня мухоловкой считаешь?" И пошла меня пилить. Тут же к ней
присоединилась и мать, которая ее всегда поддерживает.
- Позволь, но какое отношение цветущие мухоловки имеют к твоей
сестре?
- Она, наверное, решила, будто я намекаю на то, что она все время
гоняется за самцами. Ну, в ссору вмешалась тетка - она вечно не в ладах с
матерью. Скандал разгорелся ужасный. Услыхал нас вечно пьяный отец и
принялся лупить всех без разбора. В довершении всего мой младший братишка,
воспользовавшись суматохой, стащил у матери кошелек с деньгами и удрал...
не то в кино, не то еще куда-то. А я... Я уже...
Рапп закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Само собой разумеется,
что мне стало жаль его. Само собой разумеется и то, что я тут же вспомнил,
как презирает систему семейных отношений поэт Токк. Я похлопал Раппа по
плечу и стал по мере своих сил и возможностей утешать его.
- Это случается в каждой семье, - сказал я. - Не стоит так
расстраиваться.
- Если бы... Если бы хоть клюв был цел...
- Ну, тут уж ничего не поделаешь. Послушай, а не пойти ли нам к
Токку, а?
- Господин Токк меня презирает. Я ведь не способен, как он, навсегда
порвать с семьей.
- Тогда пойдем к Крабаку.
После концерта, о котором я упоминал, мы с Крабаком подружились,
поэтом у я мог отважиться повести Раппа в дом этого великого музыканта.
Крабак жил гораздо роскошнее, чем, скажем, Токк, хотя, конечно, не так
роскошно, как капиталист Гэр. В его комнате, битком набитой всевозможными
безделушками - терракотовыми статуэтками и персидской керамикой, -
помещался турецкий диван, и сам Крабак обычно восседал на этом диване под
собственным портретом, играя со своими детишками. Но на этот раз он был
почему-то один. Он сидел с мрачным видом, скрестив на груди руки. Пол у
его ног был усыпан клочьями бумаги. Рапп вместе с поэтом Токком
неоднократно, должно быть, встречался с Крабаком, но сейчас увидев, что
Крабак не в духе, перетрусил и, отвесив ему робкий поклон, молча присел в
углу.
- Что с тобой, Крабак? - осведомился я, едва успев поздороваться.
- Ты еще спрашиваешь! - отозвался великий музыкант. - Как тебе
нравится этот кретин критик? Объявил, что моя лирика никуда не годится по
сравнению с лирикой Токка!
- Но ведь ты же музыкант...
- Погоди. Это еще можно вытерпеть. Но ведь этот негодяй, кроме того,
утверждает, что по сравнению с Рокком я ничто, меня нельзя даже назвать
музыкантом!
Рокк - это музыкант, которого постоянно сравнивают с Крабаком. К
сожалению, он не состоял членом клуба сверхчеловеков, и я не имел случая с
ним побеседовать. Но его характерную физиономию со вздернутым клювом я
хорошо знал по фотографиям в газетах.
- Рокк, конечно, тоже гений, - сказал я. - Но его произведениям не
хватает современной страстности, которая льется через край в твоей музыке.
- Ты действительно так думаешь?
- Да, именно так.
Крабак вдруг вскочил на ноги и, схватив одну из танаградских
статуэток, с размаху швырнул ее на пол. Перепуганный Рапп взвизгнул и
бросился было наутек, но Крабак жестом предложил нам успокоиться, а затем
холодно сказал:
- Ты думаешь так потому, что, как и всякая посредственность, не
обладаешь слухом. А я - я боюсь Рокка.
- Ты? Не скромничай, пожалуйста!
- Да кто же скромничает? С какой стати мне скромничать? Я корчу из
себя скромника перед вами не больше, чем перед критиками! Я - Крабак,
гений! В этом смысле Рокк мне не страшен.
- Чего же ты тогда боишься?
- Чего-то неизвестного... Может быть, звезды, под которой родился
Рокк.
- Что-то я тебя не понимаю.
- Попробую сказать иначе, чтобы было понятнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14