может, кто-нибудь видел его в субботу днем, возможно, от трех до четырех к нему заходил Роман Стецишин. И что делал Чепак в воскресенье на рассвете?
— Я думал, что Опанас Кузь заинтересует вас.
— Никуда не денется ваш Кузь.
— Конечно, не денется. Но Чепак?
— Олена Михайловна Завгородняя утверждает, что Чепак заходил к ним на рассвете в воскресенье.
И что Андрий Михайлович, очевидно, ушел с ним.
Таким образом, кто-то был у Завгородних рано утром в воскресенье. Может, и не Чепак, он утверждает, что не виделся с Андрием Михайловичем, но алиби у него нет. Поищите его вы, лейтенант, это очень важно.
А я — снова к Завгородним.
— Попробуйте яблок, Микола Константинович. — Олена Михайловна высыпала из фартука прямо на стол с десяток больших плодов. — Это мелба, как раз сейчас поспевают. Таких в Озерске не найдете, Олекса привез аженцы из Львова, и второй год плодоносит.
Шугалий выбрал краснобокое, с сизым отливом яблоко, надкусил. Сладкое и пахнет медом.
— Когда придет Олекса? — спросил он.
— Только что выскочил. Мотор испортился, а надо поливать цветы, вот за какими-то запчастями и побежал. Сказал, через часок вернется. А вы пока ешьте яблоки, вот журналы…
Олена Михайловна озабоченно засеменила к открытой двери веранды, но Шугалий остановил ее.
— Я хотел бы, Олена Михайловна, — сказал он, следя за тем, какое впечатление произведут его слова, — взглянуть на фотографию, которую вы убрали из своей комнаты.
Она резко обернулась и бросила встревоженный взгляд, как ребенок, сделавший недозволенное.
— Мне не хотелось бы… — неуверенно возразила. — Для чего вам?
— Олекса сказал, что вы сфотографированы с Романом Стецишиным.
— Ну и что же! Он же мой двоюродный брат.
— Тем более.
Она пожала плечами и молча вышла из комнаты.
Принесла большое фото в рамке, молча положила на стол возле яблок.
— Роман был красивым юношей, правда? — спросила она — Теперь он толстый и лысый… — засмеялась неестественно громко.
Действительно, Роман Стецишин в двадцать лет мог влюблять в себя девушек: высокий, глаза большие, прямой нос и нежный овал щек, которые, должно быть, ласкала не одна женская рука. Смотрел на Олену Михайловну уверенно и немножко свысока. А ее глаза прямо-таки излучали восхищение и любовь.
Шугалий перехватил взгляд женщины и заметил в нем печаль.
— Извините, я бы не хотел причинять вам боль, но вы любили его? — спросил он.
— Какая теперь боль! — махнула рукой Олена Михайловна. — Давно перегорело.
Капитан подумал, что Олена Михайловна сейчас не совсем искренна: ведь фотография недавно висела в ее комнате.
— И вы все время ждали его? — спросил он.
— Ну что вы! Просто не могла избавиться от иллюзий.
— Но ведь тридцать лет! — Шугалий понял свою бестактность и поправился: — Вы удивительная женщина, Олена Михайловна.
— Обыкновенная.
— Но он же оказался…
— Большинство мужчин такие…
— Стецишин обидел вас?
— Роман — воспитанный человек, даже чрезмерно воспитанный.
Наконец-то Шугалий понял ее.
— Вы ненавидите его?
— Просто он перестал для меня существовать.
— Почему?
— Многое можно простить, но не подлость!..
— Олена Михайловна, — попросил капитан, — расскажите, что тут произошло. Почему вы не хотите быть откровенной со мной?
— Олекса… — заговорила она тихо. — Тут речь шла об Олексе, а вся моя жизнь в нем.
— Неужели Олекса где-то оступился?
— Вы же видели его… — покачала она укоризненно головой. — Он не может оступиться.
— Так что же останавливает вас?
— Не хотела, чтобы подлость коснулась его. Бывает же, пойдет молва, и человек, сам не подозревая об этом, ходит запятнанный.
— Даю вам слово!..
— Что ж! Только договоримся — не травмируйте Олексу. Он о чем-то догадывается, и таиться от него вряд ли следует, но зачем выворачивать всю эту грязь? — Олена Михайловна перевернула снимок изображением вниз. — Роман написал нам заблаговременно, что приедет в Озерск…
Андрий Михайлович смотрел на сестру с сочувствием. Он понимал ее и жалел: знал, что произойдет сейчас, через несколько минут или полчаса, что сегодняшний день будет не самым светлым в ее жизни, а он любил Олюсю, и даже мысль о том, что кто-то может причинить ей боль, была нестерпима для него.
Зачем им это свидание? Зачем Роману ехать сюда?
Он давно забыл об Олюсе и никогда не вспоминает ее, — кто же в пожилом возрасте серьезно относится к юношеским увлечениям?
А изнервничавшаяся и возбужденная ожиданием Олюся надела свое лучшее платье, сделала новую прическу и, пробегая мимо зеркала в прихожей, встревоженно оглядывала себя. А он ничем не мог помочь ей.
Что ж, этот день им надо пережить…
Андрий Михайлович поставил на стол бутылки с водкой, коньяком и вином. Кажется, все есть. Даже полное блюдце красной икры, — пришлось звонить Олексе, он достал во львовском ресторане и передал со знакомыми. А рыбы Олена наготовила вдоволь: заливная, фаршированная, жареная. И копченый угорь. Улыбнулся: тут на взвод голодных солдат, а Олена тащит еще холодец и маринованные грибы.
Заурчал мотор на улице, и белая «Волга» остановилась возле дома. Андрий Михайлович увидел, как у сестры задрожали руки, пристроила блюдо с холодцом на край стола и оперлась о спинку стула. Андрий Михайлович мягко и нежно обнял ее за плечи, краем глаза следя, как вылезал из «Волги» мужчина в сером костюме и желтых туфлях. Осторожно подтолкнул сестру к двери, и она ушла, сложив руки на груди и глядя неподвижным взглядом прямо перед собой: вероятно, ничего не видела и не слышала.
Роман уже шел к крыльцу между штамбовыми розами, с любопытством озираясь вокруг. Лысый, в очках с роговой оправой, грузный, но не толстый, двигался легко. Широко улыбается и машет рукой, в другой — небольшой коричневый чемодан. Изменился, конечно, но Андрий Михайлович узнал его сразу. Сбежал с крыльца, обнялись, и Роман похлопал двоюродного брата по спине, прижавшись щекой к щеке. Андрий Михайлович хотел и расцеловаться, но, неуклюже чмокнув Романа, застеснялся и отстранился, заглядывая в глаза.
— Вот и увиделись, слава богу, с приездом в наши края!
Видел, как застыла на крыльце Олена — прижала руки к бокам, стоит неудобно, лицо покрылось морщинами, а Роман смотрит на нее как на совсем постороннюю.
«Не узнал, — догадался Андрий Михайлович. — Боже мой, не узнал… Что же теперь будет?»
Он сделал шаг к крыльцу, словно желая отгородить Олену от Романа, заслонить ее, протянул сестре руку, приглашая сойти в сад, но та стояла, смотрела, и губы ее дрожали.
— Олюся! — наконец узнал ее Роман. Так они с Андрием еще в детстве называли ее, и то, что он не забыл этого, тронуло Олену Михайловну, она улыбнулась и протянула Роману руку. Он несколько театрально поднялся на крыльцо, поцеловал ее пальцы, огрубевшие от работы в саду, без колец, но с накрашенными ногтями — с утра Олена Михайловна бросила все и побежала в парикмахерскую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32