Роман внимательно разглядывал ее. Вероятно, Олена Михайловна что-то прочитала в его глазах, потому что посуровела и напряглась, и все же заставила себя улыбаться — вымученно, одними губами.
— А ты совсем не изменилась, Олюся, — как-то фальшиво-бодро заговорил Роман, видно было, что сказал это просто из вежливости.
— Чего уж там! — Олена Михайловна наконец перестала улыбаться. — Не говори глупостей, мы уже стали старыми, и я не нуждаюсь в комплиментах.
— Но ведь… — сделал еще одну попытку Роман Стецишин, но не докончил. — Рад видеть тебя, Олюся, оставайся всегда такой.
— Постараюсь, — спокойно ответила та, и Андрий Михайлович вздохнул с облегчением: кажется, сестре не очень больно. Она пошла вперед легкой походкой, и, слава богу, никто в эту минуту не видел ее лица.
— Прошу в комнаты, — произнесла, не оборачиваясь, — а я сейчас… — Она зашла в кухню и остановилась за дверью, сжав пальцами виски под седыми волосами, поднятыми в высокую прическу.
Стецишин обошел гостиную мягкими, кошачьими шагами, ощупывая внимательным взглядом элегантную мебель, ковер над тахтой с разбросанными по ней подушками, вышитыми вручную. Схватился обеими руками за спинку стула, молча, бесцеремонно осмотрел стол с закусками и бутылками и сказал с уважением:
— А ты неплохо устроился, Андрий. Я даже представить себе не мог, что так хорошо. Может, стал коммунистом?
Андрий Михайлович весело расхохотался:
— Мусор у тебя в голове, Роман, — на телеге не вывезешь. Неужели ты действительно думаешь, что у нас хорошо живут только коммунисты?
— Ты всегда умел угождать. Помнишь, даже физик, как его, Кныш, так и он ставил тебе пятерку.
А я как ни старался…
— Физику надо было учить, — поучительно поднял вверх указательный палец Андрий Михайлович. Они посмотрели друг на друга и засмеялись — от воспоминания о временах, когда самым большим позором была схваченная у сурового физика двойка, и от удовольствия, что наконец-то встретились через столько лет и не очень постарели и что, если бог даст, у каждого впереди еще лет двадцать, а то и тридцать, конечно, меньше, чем уже за плечами, но, ежели умело распорядиться годами, жизнь будет еще долгой, долгой и удивительно приятной.
Роман Стецишин еще раз пробежал глазами по столу, потер руки и заметил:
— Ты угощаешь так, будто у тебя в банке по меньшей мере миллион. У нас только очень богатые люди могут позволить себе икру, и даже я…
— Вылетел бы в трубу? — снисходительно перебил его Андрий Михайлович. — А мне некуда вылетать, и банковских счетов у нас нет.
— Но ведь в случае чего…
— Скоро на пенсию, и нам с Оленой хватит.
Олена Михайловна принесла запотевший сифон с газированной водой.
— Я думала, уже закусили, а они… Справедливо говорят, мужчины только считаются молчаливыми, а переговорят любую женщину. Гость проголодался в дороге, а ты…
Роман не заставил себя долго приглашать: взял из блюда кусок карпа в томате, с жадностью опорожнил полный серебряный бокал темно-коричневой настойки.
Довольно зажмурился и обвел всех взглядом.
— Что это? — спросил он. — Лучше шотландского виски.
— Наш фирменный напиток, — похвастался Андрий Михайлович. — Ореховка.
— В магазинах не видел.
— И не увидишь.
— Самогон?
— Ну что ты! Когда грецкие орехи еще зеленые, размельчишь их и зальешь водкой. Потом полстакана концентрата на бутылку «Экстры».
— Лекарство, — прибавила Олена Михайловна. — Говорят, в двадцать раз больше витаминов, чем в черной смородине.
— Ого! У нас можно сделать бизнес.
— Патент отдаю бесплатно, — благодушно улыбнулся Андрий Михайлович.
Роман потянулся еще за ореховкой. Налил полный бокал, лизнул края и зачмокал губами от удовольствия, даже понюхал, видно, не шутил, и перспектива заработать на новом напитке действительно привлекла его.
— Вы не знаете Америку, — торжественно изрек он, — у нас неограниченные возможности, если разумно повести дело! Реклама!.. Нужны деньги на рекламу, но если удастся заинтересовать солидные фирмы… — решительно проглотил водку и закусил бутербродом с икрой. — Давно не пил и не ел так вкусно. Я привез вам кое-что, — кивнул на дверь, — чемодан на веранде, и хоть немного компенсирую ваши расходы…
Олена Михайловна переглянулась с братом. Щеки у нее покраснели. Но Андрий Михайлович сделал успокаивающий жест, и она положила Роману свежего ароматного салата из огурцов и помидоров.
— Ты с ума сошел, — забыл, как тут угощают?
Тот заморгал под очками.
— У нас не привыкли тратиться на чужих, — ответил он.
— Какой же ты чужой? А если бы и чужой? Жалко икры или рыбы?
— Но ведь вы истратили половину заработка Андрия!
— Хватит… Зачем нам деньги?
— Говорили же, что у вас нет банковского счета…
— Три тысячи на сберкнижке.
— И это за всю жизнь? Наш ветврач…
— У нас, у вас… — не очень вежливо перебил его Андрий Михайлович. — У вас этот участок сколько будет стоить? Сколько, спрашиваю, тысяч? А мне сельсовет бесплатно дал.
— А ты что — за Советы?
— А почему бы и нет?
— При этих Советах люди какими-то полоумными стали. Или вам приказано так разговаривать? Но нас же никто не слушает?.. — Он испуганно оглянулся.
— Кому нужно за тобой следить? — Андрий Михайлович энергично подцепил вилкой копченого угря, с аппетитом пожевал. — Наслушался разных небылиц, будто мы тут и дышать уже не можем…
— Да еще как дышите…
— Полной грудью.
— Вот сказанул: полной грудью… Вбили в голову за тридцать лет, а ты же на наши собрания ходил…
— Какие еще собрания?
— ОУН забыл? Организацию подлинных украинцев!
— Постой, кажется, ты не был членом ОУН. Твой отец состоял в ней, а ты…
— Я всегда сочувствовал свободным украинцам, и, по-моему, мы вместе…
— Свобода — превыше всего! — торжественно воскликнул Андрий Михайлович. — Помнишь, как кричали на собраниях?
Стецишин вытер салфеткой губы, выпил газированной воды, отодвинул вилку.
— У меня, собственно, есть к тебе дело, — сказал, не сводя взгляда с Андрия Михайловича. — Но лучше поговорить на трезвую голову.
— Я помешаю? — хотела уже встать Олена Михайловна, но брат удержал ее:
— У меня от тебя нет секретов.
— Конечно, какие уж тут секреты! — согласился Стецишин. — Секреты от других, а мы — свои люди.
Олена Михайловна увидела, как он сверкнул глазами и нервно потер руки под столом. Перевела взгляд на брата. Тот вынимал кости из рыбы, но, увидев, как заволновался Роман, тоже положил вилку и выжидательно откинулся на спинку стула.
В комнате воцарилась тишина. Олена Михайловна вдруг почувствовала, что может произойти что-то неприятное, а она не хотела этого, ей было неудобно оттого, что этот совершенно чужой и непонятный мужчина в роговых очках почему-то назывался Романом и когда-то она любила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32