По команде Корсара Хомяк легким движением потянул ручку на себя, и истребитель послушно задрал нос к небу, набирая высоту. Через несколько секунд на экранах перед каждым летчиком возникла схема расположения позиций вражеской техники, наложенная на карту местности.
Компьютеры сделали свое дело, но решение всегда остается за человеком. И Корсар это решение принял:
– Хомяк, бьем цели в порядке пять, три, восемь. Дед, Казак, – по первоначальному плану.
Хомяк в своей кабине усмехнулся. Как опытный боец, он уже и сам наметил именно такой порядок ударов: сначала вон та подозрительная высотка, где сам Бог велел поставить ЗРК, и, скорее всего, отметка цели на нем скрывает именно зенитный комплекс. Потом по ходу полета – весьма активно работающий радар, под излучением которого «сухие», небось, чуть ли не светятся, и дальше уже будет объект на самом аэродроме – в одном из окон на экране телекамера уже его показывает, это установка «Вулкан», что на бронетранспортере. «С ней надо поаккуратнее!» – заметил себе Хомяк и устремился к цели.
Пара Казак – Дед подходила к аэродрому со стороны, перпендикулярной направлению налета Корсара и Хомяка. Как планировалось заранее, командир со своим ведомым брали на себя подавление зенитной обороны противника, одновременно вызывая его огонь на себя. Оставшиеся два самолета должны были нанести удар по аэродрому.
Заложив глубокий вираж, Казак уже не на экране, а непосредственно увидел вклинившуюся инородным пятном в зеленые квадратики полей и садов территорию авиабазы, сплошь поросшую унылой темно-серой травой. Короткий ряд ангаров, и дальше, на рулежной дорожке, выстроившиеся в ряд крестообразные силуэты. Широко раскинутые прямые крылья, толстые обрубки двигателей около хвоста… «Тандерболт-2»! Дальше на полосе виднелись три больших реактивных транспортных самолета, скорее всего С-17.
Справа, на подходах к базе, вспухли несколько разрывов, над ее взлетной полосой пронеслись две стремительные тени, и угловатый бронетранспортер, стоящий там, подпрыгнул от близкого взрыва и опрокинулся. «Теперь наша очередь!» – и Казак перевел истребитель в пологое пикирование. Бортовой вычислительный комплекс услужливо подсветил ближайший штурмовик лазером, хотя для бомб времен Второй мировой войны в этом никакой необходимости не было. Впрочем, Казак сейчас об этом не думал. Он напряженно ждал, когда загорится светодиод команды на ручной сброс, и когда тот наконец вспыхнул, нажал на кнопку.
Серия из четырех осколочно-зажигательных бомб ушла вниз, а Казак рванул истребитель вверх, чтобы не попасть под свои собственные осколки. Почти сразу же после первых взрывов над стоянкой пролетел «сухой» Деда, тоже сбросивший четыре бомбы, параллельно серии Казака. Теперь все четыре истребителя разворачивались для следующего захода на базу, где на полосе уже горели два-три штурмовика и в стороны от них разбегались маленькие человеческие фигурки.
Последний из четырехмоторных реактивных транспортников С-17 прилетел в Благоевград совсем недавно, буквально за два часа до налета. Кроме расширенного полевого узла связи и мобильной закусочной (какой же американский солдат будет воевать там, где нельзя съесть гамбургер и после этого позвонить домой?), этот самолет привез и менее мирный груз: три одноосных полуприцепа, составляющих вместе зенитно-ракетный комплекс «Рапира». На двух прицепах были установлены пакеты направляющих с уже установленными ракетами, а на третьем возвышался разрисованный зелеными и черными пятнами пост управления. Задержка с прибытием самолета сбила расписание развертывания противовоздушной обороны штурмового крыла, и чтобы наверстать упущенное время, расчет «Рапиры» погнали разворачивать комплекс сразу же, не дав ни отдохнуть, ни помыться после длительного перелета.
– И кто это выбирал для нас позицию, а, сержант? – мрачно спросил один из солдат, когда тягачи затормозили перед стареньким сельским домиком в километре от базы. Сержант ответил не менее недовольно:
– Какой-то умник в штабе. Ему все равно, а нам придется по двадцать минут бегать до столовой. Пусть с обедом машину присылают.
– Эй, там, заткнитесь! – раздался голос командира расчета, офицерский чин которого, хотя и невысокий, обязывал считаться с мнением начальства. Однако в глубине души немолодой первый лейтенант был согласен с сержантом: «Да и вообще, кому это нужно? Болгарская авиация под нашим контролем, а все у сербов давно посбивали… Нет же, гонят…» В этот момент со стороны аэродрома раздались первые взрывы, а через несколько секунд перед глазами изумленного лейтенанта с грохотом пронеслись два трехкрылых силуэта. Эти самолеты не были ему знакомы, и опознавательные знаки он тоже не разглядел, но в этом и не было нужды. Достаточно было и того, что за собой они оставляли смерть и разрушения. В одну секунду лейтенант вспомнил, что станции целеуказания нужно три минуты только на разогрев, что еще не установлена антенна командного канала коррекции, и принял единственно возможное в такой ситуации решение.
– Чертовы ублюдки! – заорал он на свой расчет так, что казалось, его голос перекрыл грохот реактивных двигателей неизвестных самолетов. – Холодный пуск с ручным преднаведением!
* * *
Корсар и Хомяк первыми завершили вираж и вновь направили самолеты к авиабазе, чтобы пройти над ней уже с другой стороны. Но в этот момент около неприметного крестьянского двора в километре от взлетной полосы взметнулись в небо клубы пыли, взбитые мощными двигателями ракет.
Практически сразу же ракеты взяли направление на пару Корсар – Хомяк, и у каждого из них в наушниках прозвучал тревожный сигнал – бортовой комплекс предупреждал летчиков об опасности.
Услышав этот сигнал, оба пилота почти одновременно взяли ручку на себя, сбрасывая обороты двигателей. Система управления вектором тяги добавила свой разворачивающий момент к полностью отклоненным рулям высоты, и истребители, словно поддернутые невидимой нитью, мгновенно перешли от горизонтального полета к вертикальному набору высоты. Теперь они летели уже не пользуясь подъемной силой крыльев, искусственно ослабленная тяга двигателей почти не помогала самолетам подниматься. Две многотонные крылатые машины, словно подброшенные вверх камни, с каждой секундой замедляли свое движение и наконец, застыв на неуловимое мгновение в неподвижности, оба СУ-37 величаво перевалились на нос и стали падать вниз.
Во время выполнения этой фигуры высшего пилотажа, известной зрителям аэрошоу под названием «колокол», самолет почти сбрасывает скорость, сбивая ракету со следа, а когда набирает ее вновь, ракета окончательно теряет свою жертву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Компьютеры сделали свое дело, но решение всегда остается за человеком. И Корсар это решение принял:
– Хомяк, бьем цели в порядке пять, три, восемь. Дед, Казак, – по первоначальному плану.
Хомяк в своей кабине усмехнулся. Как опытный боец, он уже и сам наметил именно такой порядок ударов: сначала вон та подозрительная высотка, где сам Бог велел поставить ЗРК, и, скорее всего, отметка цели на нем скрывает именно зенитный комплекс. Потом по ходу полета – весьма активно работающий радар, под излучением которого «сухие», небось, чуть ли не светятся, и дальше уже будет объект на самом аэродроме – в одном из окон на экране телекамера уже его показывает, это установка «Вулкан», что на бронетранспортере. «С ней надо поаккуратнее!» – заметил себе Хомяк и устремился к цели.
Пара Казак – Дед подходила к аэродрому со стороны, перпендикулярной направлению налета Корсара и Хомяка. Как планировалось заранее, командир со своим ведомым брали на себя подавление зенитной обороны противника, одновременно вызывая его огонь на себя. Оставшиеся два самолета должны были нанести удар по аэродрому.
Заложив глубокий вираж, Казак уже не на экране, а непосредственно увидел вклинившуюся инородным пятном в зеленые квадратики полей и садов территорию авиабазы, сплошь поросшую унылой темно-серой травой. Короткий ряд ангаров, и дальше, на рулежной дорожке, выстроившиеся в ряд крестообразные силуэты. Широко раскинутые прямые крылья, толстые обрубки двигателей около хвоста… «Тандерболт-2»! Дальше на полосе виднелись три больших реактивных транспортных самолета, скорее всего С-17.
Справа, на подходах к базе, вспухли несколько разрывов, над ее взлетной полосой пронеслись две стремительные тени, и угловатый бронетранспортер, стоящий там, подпрыгнул от близкого взрыва и опрокинулся. «Теперь наша очередь!» – и Казак перевел истребитель в пологое пикирование. Бортовой вычислительный комплекс услужливо подсветил ближайший штурмовик лазером, хотя для бомб времен Второй мировой войны в этом никакой необходимости не было. Впрочем, Казак сейчас об этом не думал. Он напряженно ждал, когда загорится светодиод команды на ручной сброс, и когда тот наконец вспыхнул, нажал на кнопку.
Серия из четырех осколочно-зажигательных бомб ушла вниз, а Казак рванул истребитель вверх, чтобы не попасть под свои собственные осколки. Почти сразу же после первых взрывов над стоянкой пролетел «сухой» Деда, тоже сбросивший четыре бомбы, параллельно серии Казака. Теперь все четыре истребителя разворачивались для следующего захода на базу, где на полосе уже горели два-три штурмовика и в стороны от них разбегались маленькие человеческие фигурки.
Последний из четырехмоторных реактивных транспортников С-17 прилетел в Благоевград совсем недавно, буквально за два часа до налета. Кроме расширенного полевого узла связи и мобильной закусочной (какой же американский солдат будет воевать там, где нельзя съесть гамбургер и после этого позвонить домой?), этот самолет привез и менее мирный груз: три одноосных полуприцепа, составляющих вместе зенитно-ракетный комплекс «Рапира». На двух прицепах были установлены пакеты направляющих с уже установленными ракетами, а на третьем возвышался разрисованный зелеными и черными пятнами пост управления. Задержка с прибытием самолета сбила расписание развертывания противовоздушной обороны штурмового крыла, и чтобы наверстать упущенное время, расчет «Рапиры» погнали разворачивать комплекс сразу же, не дав ни отдохнуть, ни помыться после длительного перелета.
– И кто это выбирал для нас позицию, а, сержант? – мрачно спросил один из солдат, когда тягачи затормозили перед стареньким сельским домиком в километре от базы. Сержант ответил не менее недовольно:
– Какой-то умник в штабе. Ему все равно, а нам придется по двадцать минут бегать до столовой. Пусть с обедом машину присылают.
– Эй, там, заткнитесь! – раздался голос командира расчета, офицерский чин которого, хотя и невысокий, обязывал считаться с мнением начальства. Однако в глубине души немолодой первый лейтенант был согласен с сержантом: «Да и вообще, кому это нужно? Болгарская авиация под нашим контролем, а все у сербов давно посбивали… Нет же, гонят…» В этот момент со стороны аэродрома раздались первые взрывы, а через несколько секунд перед глазами изумленного лейтенанта с грохотом пронеслись два трехкрылых силуэта. Эти самолеты не были ему знакомы, и опознавательные знаки он тоже не разглядел, но в этом и не было нужды. Достаточно было и того, что за собой они оставляли смерть и разрушения. В одну секунду лейтенант вспомнил, что станции целеуказания нужно три минуты только на разогрев, что еще не установлена антенна командного канала коррекции, и принял единственно возможное в такой ситуации решение.
– Чертовы ублюдки! – заорал он на свой расчет так, что казалось, его голос перекрыл грохот реактивных двигателей неизвестных самолетов. – Холодный пуск с ручным преднаведением!
* * *
Корсар и Хомяк первыми завершили вираж и вновь направили самолеты к авиабазе, чтобы пройти над ней уже с другой стороны. Но в этот момент около неприметного крестьянского двора в километре от взлетной полосы взметнулись в небо клубы пыли, взбитые мощными двигателями ракет.
Практически сразу же ракеты взяли направление на пару Корсар – Хомяк, и у каждого из них в наушниках прозвучал тревожный сигнал – бортовой комплекс предупреждал летчиков об опасности.
Услышав этот сигнал, оба пилота почти одновременно взяли ручку на себя, сбрасывая обороты двигателей. Система управления вектором тяги добавила свой разворачивающий момент к полностью отклоненным рулям высоты, и истребители, словно поддернутые невидимой нитью, мгновенно перешли от горизонтального полета к вертикальному набору высоты. Теперь они летели уже не пользуясь подъемной силой крыльев, искусственно ослабленная тяга двигателей почти не помогала самолетам подниматься. Две многотонные крылатые машины, словно подброшенные вверх камни, с каждой секундой замедляли свое движение и наконец, застыв на неуловимое мгновение в неподвижности, оба СУ-37 величаво перевалились на нос и стали падать вниз.
Во время выполнения этой фигуры высшего пилотажа, известной зрителям аэрошоу под названием «колокол», самолет почти сбрасывает скорость, сбивая ракету со следа, а когда набирает ее вновь, ракета окончательно теряет свою жертву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124